Настя

Сердце пропускает удар. Вспоминаю тяжёлый взгляд Розы с фотки под американским флагом… Закрываю глаза. Она как бы спрашивает меня: «А ты, Юра, готов отдать свою жизнь ради спасения других людей?».

Вечером прибываем в Ригу. Мне удалось уговорить нашего врача продлить мне «лечение» до Москвы. «Даугаву» то наши по-любому сделают. Ведь снаряд в одну и ту воронку два раза подряд не падает. Набрался наглости и зашёл в Джеджелавам вечером взять увольнительную на два дня до матча. Ведь меня в Риге многие считают «предателем». Братья посмотрели на початую бутылку «Рижского бальзама», а потом на меня.

— Понял. Не дурак, — по-колобковски докладываю начальству о предстоящем мне ответственном задании, и добавляю, — Спасибо, Гайоз Иванович.

Пока ждал Апсолона с Артмане у допотопного ресепшена их гостиницы, успел подумать о соседстве в жизни «высокого и низкого». После Второй Мировой и в той моей реальности и, вероятно, в этой, пышным цветом расцвели псевдорелигиозные, оккультные движения. Многие люди утратили доверие к Церкви. Пустующую нишу в сознании людей занимали секты альтруистической любви и духовного роста. В некоторых сектах, прикрываясь фИговым листком «новой философии», творились страшные вещи. Представьте, ваша «домашняя девочка», вместо занятий в университете, посещает эзотерические сборища, плавно переходящие в сексуальную оргию. Ваша «малышка», приняв расширитель сознания, даёт своим старшим братьям и спереди, и сзади, и в рот. Не потому, что ей нравится, а потому, что ей внушили, что так нужно. Что ВСЕ цивилизованные люди так делают, а те кто не делает так, те ханжи и ретрограды…

Людей с нарушенной психикой и необстрелянную жизнью молодёжь почти всегда «учителям» было легко уговорить на шаг в сторону «духовного роста». Р-ра-а-з, и ты уже в середине «бутерброда» осваиваешь двойное проникновение, а гуру уже своим причиндалом по губам водит… А вот и мои друзья, которым и без «бутерброда» хорошо…

17 июня 1950 года.

Съёмка фильма. Второй день я на площадке. Вы когда нибудь были на съёмках? Вот и я, нет, до этого. Апсолон требует от артистов, чтобы приходили на площадку подготовленными. Репетиции сцен не приветствуются. Это как у футболистов в игре, а давайте сделаем дубль-репетицию углового… Ну, чтобы болельщикам было интересней. Нет, такое не прокатит.

Свет выставили, камеры установили (Андрею удалось пробить вторую камеру и плёнку), режиссёра послушали, и вперёд.

Читаю состав съёмочной группы. В основном неизвестные фамилии, хотя лица многих кажутся знакомыми. Вероятно, я их видел в будущих фильмах того своего времени. Но, есть и молодые ещё не зажегшиеся звёзды: Любовь Соколова(бригадирша в леспромхозе), Донатас Банионис(айзсарг, помощник эсэсовцев), Михаил Пуговкин(лесоруб, сибирский жених). Последний только что изобразил сцену сватовства к главной героине. Лихо пропел куплеты типа этих… https://youtu.be/dXPhoa_9hUQ?t=1

Пуговкин снимался в нескольких эпизодах и играл в основном мимикой: хлопал глазами и «разговаривал» лицом. Комический персонаж несомненно удался.

Вия, игравшая главную героиню Марту, в «сибирских» сценах была «состарена» драным платком и спецовкой.

В этих кадрах она, Марта Лосберг, сосланная после войны в сибирский леспромхоз как бывшая жена эсэсовца. После повторного разбора дела узнают, что она спасла во время войны советского разведчика — Артура, своего бывшего жениха. А в следующей сцене — она, сменившая фамилию на девичью Озола, с сыном возвращается после досрочного освобождения из Сибири домой. Главный герой — Артур Банга, с котором у неё была любовь до войны, встречает их на вокзале и спрашивает незнакомого ему мальчика:

— Как тебя зовут, малыш?

А тот отвечает:

— Эдгар, а фамилия, как у погибшего папы-разведчика — Банга.

Артур смотрит на опешившую от детского признания Марту и всё поняв, обнимает и крепко целует её. Затем, они берут за руки малыша и уходят по улице от камеры. Хэппи-энд.

Но, сцена с поцелуем не получалась. Харий Лиепиньш, одногруппник Вии по учёбе, игравший Артура, то ли стеснялся, то ли ещё что… Но, выходило не очень. Тогда Вия, поманив меня пальцем, позвала:

— Харий… То, есть Юрий. Иди сюда. Покажешь ему как надо.

— Да я… — впадаю я в несознанку от такого загиба, — Да ты что? Не… Никогда.

Но, после одной репетиции, меня переодели в костюм Артура и сняли со спины сцену поцелуя. Вия в сцене смотрела на меня с такой любовью, что аж страшно стало. Андрюха пристрелит на хрен. Я, собрав силу воли в кулак, так засосал подругу, что она аж кулаками в мою грудь застучала, а оторвавшись, сказала, улыбаясь:

— Ну, какой же ты у меня дурак!

— Стоп. Снято.

Перед окончанием съёмок ко мне подбежала радостная Вия и с визгом бросилась мне на шею от переполнявших эмоций. Оказывается, что детдомовца Яниса — по фильму её сына, которого подкармливала вся съёмочная группа, решила усыновить женщина, игравшая рыбачку в массовке. Янис — по фильму Эдгар, часто плакал на руках Вии, обнимая её, не стесняясь камеры. Видать, отвык от материнской ласки. Только ради этого стоило снимать фильм.

18 июня 1950 год.

Прихожу с Колобком с утренней тренировки (где я, сделав лёгкую зарядку, читал на трибуне газеты), а мои недоголливудские партнёры уж тут как тут. Оказывается Апсолону наконец то принесли с Рижской киностудии письмо недельной давности из Москвы об изменении состава съёмочной группы. Причём, охренеть какого изменения: вместо неопытной Вии Артмане предлагалась какая-то ленинградская актриса. Опытная, и всё такое. И никого не волнует, что в начале фильма героиня должна изображать выпускницу школы. На Вию порой взглянешь — как есть школьница, изображающая перед окружающими манерную «светскую даму». Убрать манерность, надеть форму и на линейку — не отличишь от старшеклассниц. «А грудь?» — спросите вы, и будете правы. Но в школах ещё и похлеще девочки бывают… Вииной тройкой-четвёркой даже чемпионат Латвии по школьной груди не выиграть, не говоря уж про Союз… Но, что-то я отвлёкся разглядывая округлость моей подруги. А подруга-то на взводе. Три этапа съёмок, почти месяц работы — коту под хвост… Апсолон предлагает ехать в Ленинград к мужу актрисы, которого он знает. Андрей возьмёт билеты на вечерний поезд на троих. У меня, до приезда в Москву, «увольнительная» от благодарных за «Рижских бальзам» Джеджелав. Гайоз Иванович сказал своему брату, кивая в мою сторону: «Учис. Учис, брат, как Урий справкэ махат… В жизны можэ прыгодыца…». И не поспоришь. Поставь он меня на игру в Риге, а у меня травма по справке… Это только Сёву Боброва чуть живого на поле выпускают — знают, что ныть не будет, а просто порвёт чужую защиту на клочки и всё…

Немного повеселев, мои киношные друзья решили погулять по Риге. Для Вии то город почти родной, хоть она и родилась в Семской волости (Йа-йа. Семска волость — тут же мне приходит на ум. Или Кемска волость. Ну, не важно.). Для Хария же город и вовсе родной, но память реципиента вернулась ко мне лишь частично. А связь с родственниками в этот приезд ограничилась заездом на хутор маминого мужа перед съёмкой «Долгой дороги в дюнах». Отдал подарки, чай попил и пока-пока. А навстречу нам идёт парень и улыбается. Нет, не помню. Включаю нимб. Улдис Жагата. Он должен был с Артмане на какую-то свадьбу в Москву приехать, но мы не встретились тогда… Судя по кличкам, Вия порой называла его «слесарь» по первой полученной специальности, а по второй «балерун». Ха. Слесарь-балерун. Привет, Наша Раша. Мы трое были одноклассниками…

— А пойдёмте на набережную. Там сегодня пароход по реке ходит. — предлагает Улдис.

— Я тоже читала, что сегодня первые рейсы после реконструкции. Хочу на Даугаву. — заявляет недоуволенная артистка.

Местные, в отличие от многих русских, именно так называли реку, а никак не Западная Двина. Наша компания взяла мороженное и двинула на набережную. На месте посадки пассажиров стояла здоровенная толпа. Все ждали прибытия парохода «Маяковский» из утреннего рейса. В Риге сегодня закончился республиканский слёт передовиков производства и многие получили в награду билеты на прогулку по реке. Если местные могли подождать с отовариванием билетов до вечера, то иногородним нужно было попасть именно на этот рейс, чтобы после обеда уехать домой.