Когда герои восстают (ЛП)

Я боролась за то, чтобы оставаться в сознании.

Именно поэтому я пропустила какофонию у двери, когда приехала моя Семья.

Я застонала, когда Агостино поднял меня на ноги и прижал спиной к передней части своего тела. Секундой позже холодный привкус металла встретился с моим виском.

Он достал пистолет из-под дивана.

Но мое зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть героя, который стоял в дверном проеме.

Данте.

Его лицо было грозным, когда он смотрел на нас через дуло пистолета. Его выражение было настолько ужасающим, настолько немилосердным, что я наконец поняла, как он получил прозвище «Дьявол Нью-Йорка».

Он пришел за мной.

— Данте, — прохрипела я, просто нуждаясь в том, чтобы произнести его имя и услышать его голос.

— Stai zitto, trioa, — прошипел Агостино мне в ухо, еще глубже вонзая пистолет в мой висок.

Заткнись, шлюха.

В другом конце комнаты Данте напрягся, воздух вокруг него гудел от потенциальной энергии.

— Еще раз так с ней заговоришь, и я без колебаний всажу тебе пулю в мозг, — пригрозил он.

Агостино рассмеялся и перевел ствол от моего виска к губам, надавливая до тех пор, пока мои зубы не разорвали внутреннюю часть губ, и я была вынуждена открыть рот вокруг ствола. Второй раз в жизни я познала вкус оружия.

— Ты бы никогда не выстрелил. Она слишком близко, в итоге ты можешь убить ее.

В коридоре послышался шум, а затем в дверях появился Якопо, пистолет поднят, лицо каменное.

Мое сердце превратилось в пепел, когда я посмотрела на него. Я знала, что он просто защищает свою сестру, но не могла поверить, что он ополчился на Данте. Они были кузенами и друзьями, товарищами.

— Бэмби? — прошептал Яко, когда его глаза расширились, а рот опустился.

Он заметил ее.

В суматохе, с очевидным сотрясением мозга, я почти забыла о ней.

Якопо бросил пистолет на бок и помчался сквозь противостояние Данте и Агостино, бросаясь к сестре. Кровь скапливалась в центре ее груди, но ее было немного. Это дало мне кратковременный проблеск надежды, прежде чем Якопо сдвинулся, слегка подвинув ее так, чтобы я могла увидеть озеро крови, окрасившее пол под ней.

Один взгляд на ее ангельское лицо, потерявшее покой, и я поняла, что она мертва.

Якопо разрыдался, притянув ее к себе на колени.

Ни один из мужчин не выстрелил в него.

Данте, казалось, понял это, его глаза сузились. Казалось, он совсем не оплакивал Бэмби, но я знала, что все его внимание сосредоточено на том, чтобы вытащить нас обоих живыми.

— Яко, — позвал Данте, его голос был как дым, темный и едкий. — Яко!

Его кузен не ответил, все еще склонившись над Бэмби, плача.

— Ты не подозревал, да? — Агостино злорадствовал. — Ты не знал, что твоя дорогая милая Бэмби докладывает мне. Как Якопо, а? Ты не подозревал?

Лицо Данте ничего не выдало. Он только смотрел мне в глаза, пытаясь дать понять, что все будет хорошо.

У меня был пистолет между губ, мертвый друг у моих ног, и Аврора наблюдавшая за всем этим из кухонного шкафа, но я доверяла ему.

Я должна.

Это не могло стать концом, когда мы только обрели нашу совместную жизнь.

— Ты жалок, правда, — продолжал Агостино, и мне пришлось задуматься, не является ли этот мудак психопатом. — Ты думаешь, что можешь управлять Семьей с помощью любви? Это мафия, Сальваторе. Единственный способ править это власть и страх. Бэмби и Якопо боялись не столько тебя, сколько меня, поэтому стали моими.

Опустившись на пол, Якопо перестал плакать.

— Большие слова для человека, который за одну ночь лишился кокаина на 227 миллионов долларов, — спокойно сказал Данте, так холодно, что я чуть не вздрогнула. — Рефрижераторный контейнер в порту Нью-Джерси? Тот, который был заполнен примерно 140 упаковками кокаина высшего сорта из картеля Вентура.

Агостино двигался позади меня.

Губы Данте кривились, как усы злодея, глаза были темными, как смоль.

— Когда вы напали на наш контейнер, мы поймали одного из ваших парней, и он завизжал, как загнанный поросенок. Выдал местоположение так же легко, как перестал дышать. Да, дон ди Карло, если ты собрался выбраться отсюда живым, как объяснишь это Вентуре? Лучше уж действительно я пущу пулю в твой мозг прямо здесь.

Агостино оживился, его гордость была уязвлена, поэтому, как животное, он напал, потому что не мог убежать.

— Vaffanculo a chi t'è morto (пер. с итал. «пошел ты к черту»), — злобно выругался он, выхватив пистолет у меня изо рта и направив его на Данте. — Я собираюсь убить тебя и твою женщину, а затем забрать всю твою империю, Сальваторе. Мой брат всегда проповедует терпение, но иногда единственное, что нужно сделать, это быть мужчиной и действовать.

Он выстрелил из пистолета.

Бах!

Бах!

Бах!

Первая пуля задела плечо Данте, а вторая впилась в его левый бицепс.

Мой муж едва успел вздрогнуть и выстрелить сам, как Агостино выстрелил третий раз.

Только Данте уже не было на линии огня.

Зато был Якопо.

Он вскочил на ноги между двумя мужчинами с поднятым пистолетом. Пуля Агостино попала ему в горло.

Пуля Данте в живот.

Но Якопо не упал.

Его лицо было ясным и холодным, глаза наполнены болью, скорее духовной, чем физической, он выстрелил прямо в Агостино.

В меня.

Он был предателем. Предателем. И было ясно, что он никогда полностью не одобрял меня.

И я почувствовала страх, который будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Потому что пуля не задела меня.

Она прошла прямо через череп Агостино.

Он рухнул на пол позади.

Передо мной покачнулся Яко, его свободная рука легла на основание горла, где рана гротескно пузырилась.

Когда он упал, Данте подхватил его, осторожно опустил на пол и опустился на колени рядом с ним.

— Cazzo, Яко (пер. с итал. «блядь»), — ругался он, прижимая большую руку к ране на шее.

Я опустилась на колени и прижала обе руки к ране на его животе.

— Ты в порядке? — потребовал Данте, его глаза были широкими и матово-черными. — Скажи мне, что ты в порядке?

— Да, да, сосредоточься на Яко. Я в порядке.

Адреналин уничтожил все повреждения, которые нанес мне Агостино. Я была чистой энергией, и вся она была направлена на умирающего человека, который стоял между Данте и пистолетом.

— Почему? — пробормотал Данте, еще сильнее сжимая руками кровоточащую рану. — Почему ты просто не сказал мне, ты, упрямый тупица?

Веки Яко дрогнули, его дыхание превратилось во влажный хрип.

— Семейный позор. Началось с моего отца. Я не хотел причинить тебе боль, Ди.

— Stai zitto, — приказал он. — Заткнись. Ты сможешь объяснить, когда исцелишься.

Яко попытался рассмеяться, но кровь хлынула из его рта, как мини гейзер.

— Боюсь, что нет, брат. Все в порядке. Я иду к Бэмби и папе.

— Якопо. — в голосе Данте звучали слезы, его лицо было таким напряженным от гнева, что я подумала, что оно расколется на две части. — Ты идиот. Я бы защитил вас всех.

Маленькая улыбка дразнила обесцвеченные края его рта, но Яко больше не открыл глаз. Кровь потекла из уголков его губ и стекала по подбородку.

— Я не могу защитить весь мир. Назови меня своим братом, пока я не ушел, — прошептал он, едва слышно. — Прости меня.

— Fratello (пер. с итал. «брат»), — пробормотал Данте, прижимая поцелуй к его лбу. — Ti amo sempre, fratello mio.

Я буду любить тебя всегда, брат мой.

Слезы текли по моему лицу, когда Данте держал своего кузена на коленях и смотрел, как тот умирает, слегка захлебываясь своей кровью, а затем затих. Его лицо было спокойным, и Данте снова поцеловал его в лоб, пробормотав под нос молитву за умерших на итальянском языке.

Вдалеке завывали сирены.

Я знала, что они приближаются, потому что оставила свой телефон в шкафу.

Мое сердце остановилось, а затем вновь забилось от ужасного удара током. Я вскочила на ноги и бросилась к кухонному шкафу, открывая дверь.