Ц 6

Автоматы спецназ перекинул за спину, чтобы не мешали, и вооружился ПБ — бесшумными пистолетами, внешне похожими на «Макаровы» с навинченными глушителями.

По гулкому трапу с дырчатыми ступеньками мы взобрались на площадку вокруг огромной круглой суперфосфатной камеры, похожей на серебристый газгольдер. Камера чуть заметно вращалась, прокатывая свой вес по роликам толщиной в руку, а внутри, под неподвижной крышкой, фосфоритовая мука мешалась с горячей серной кислотой. Ото всей этой химической реакции накатывало тепло, в воздухе носился неприятный парной запах, а кое-где растекались лужицы.

Фонари под толстыми, заляпанными колпаками и решетками, цедили тусклый оранжевый свет, сгущая тени за мощными квадратными колоннами и выпуклыми боками емкостей. Пол, сваренный из железных листов с катанной рубчаткой, гудел под нашими ногами, но не выдавал — весь цех полнился неумолчным грохотом приводов, глухим воем насосов и вентиляторов, шипеньем и клокотаньем в извивах труб — крашеных стальных, тускло блестевших титановых и даже стеклянных, заключавших в себе бурлящие молочно-белые струи.

Никто из спецназовцев не мог видеть дозорного в расстегнутой тужурке и потной футболке, но я знал, что он спускается по трапу — по ту сторону булькающего сгустителя, клацая сапогами по изъеденной керамической плитке, и отряхивая следы известки с мятых штанов.

Жить ему оставалось недолго — моя рука поднялась в жесте внимания и указала, откуда ждать «борца». Умар мягко вскинул оружие…

Я похолодел: а вдруг мне просто почудилось, и там никого? Но нет, губастый дозорный показался секунду спустя. Ступал он неуклюже и косолапя, но реакцией обладал на «пять с плюсом» — завидев нас, шуганулся, перехватывая «калаш».

ПБ вздрогнул первым. Пуля разорвала «революционеру» горло, и кровь хлестнула, окатывая бок сгустителя в натеках серой краски.

Никакими отрицательными эмоциями или переживаниями я в этот момент не маялся. Вообще ничего не чувствовал, кроме изматывающего желания найти и уберечь. Сколько новых зарубок на рукоятке «кольта» мне надо строгануть за сегодня? Одну? Две? А какая разница? Чем больше сгинет вражья, тем лучше!

Хотя, возможно, подобное равнодушие к чужим смертям объяснялось двойственностью натуры попаданца — я до сих пор делил душу между прошлым и будущим. Не получалось у меня полностью погрузиться в настоящее! Да и какое из них считать подлинным? То, в котором живу сейчас, или то, в котором жил? И выходит странный психологический выверт — многие люди из тех, кого знаю, кто живет здесь и сейчас, мертвы для половинки моего «Я». Мне памятны похороны и Брежнева, и Суслова, и Андропова.

И этот дозорный наверняка не дожил до 2018 года. Тогда какой смысл расстраиваться?

Переступив лужу, подкрашенную розовым, я показал Иванам три пальца и вытянул руку в сторону медленно крутившихся фильтров. На счет «пять» оттуда вышла троица с автоматами за спиной. Средний торжественно нес колбу — со спиртом, без вариантов! — а собутыльники нагрузились немудреной закуской. Сто к одному — подчистили холодильник у местных работяг. Кстати, а где сами аппаратчики и машинисты насосных? Надо пошукать…

В отделении фильтрации было тише, чем в реакционном — я расслышал хлопки выстрелов и даже то, как тихонечко лязгают затворы ПБ. Тремя «борцами» меньше. Гулко лопнула колба, разбрызгивая медицинский спирт, раскатились баночки и сверточки с обедами.

— Туда! — махнул я, и первым нырнул под огромную вращавшуюся печь — слегка наклонный барабан, обмазанный огнеупором.

Пыль под «печкой» была истоптана, указывая верный путь. Из потемок проступила неоштукатуренная стена, выложенная из красного кирпича, и облупленная дверь, висевшая не на петлях, а на грубо приколоченных кусках резины.

— Дальше я сам.

Внушительности в моем голосе звучало маловато, но спецназу хватило. Выдохнув, я приотворил расхлябанную створку и шагнул за сбитый порог, попадая в небольшую, совершенно пустую комнату. Свет сюда едва пробивался сквозь замазанное белилами окно. А чуть в стороне желтела свежим деревом еще одна дверь, не крашенная, но уже захватанная.

Не успел я толком осмотреться, как она со звоном, растягивая набитую пружину, открылась, выпуская… Сеню Лёвина. Встреча была настолько невероятной, что я малость завис.

Да, мне было дано узнать будущее, вот только представилось оно, как ролевая игра на дисплее — фигурки бегают, фигурки стреляют, падают… Но лиц-то не видать почти! Знание передалось куцее: мне навстречу должен выйти подручный местного «главнюка». А грядущее подложило мне сюрприз…

— И ты здесь? — вытолкнул я, оглядывая комсорга в камуфляже.

Лёвин сложил руки за спиной и покачался с пяток на носки. Взгляд его расширенных от возбуждения глаз прыгал по мне, а губы кривились в улыбке злобного торжества.

— Попался! — Сеня облизал пересохшие губы, и вооружился «Стечкиным», выдернув пистолет из кобуры за спиной. — Андрей Палыч не верил, что ты придешь. Я еле убедил его, что ты явишься обязательно! — с ухмылкой оглядев мой белый халат, он заговорил глумливо и быстро, словно боясь не успеть высказаться: — Что, в комсорги факультета вылез? Молоде-ец какой! Ну, Диму я еще морду набью! Нашел, кого рекомендовать, с-сучок замшелый!

— Дим переводится в Новосибирск, в Академгородок, — сказал я, соображая, успею ли выхватить «Вальтер». Не знаю, к добру ли видеть на полчаса тому вперед, и так ли уж мне нужно ванговать, но вот дар сверхскорости утрачен с концами. А как бы он пригодился сейчас…

— До сраки мне его перевод! — прошипел Лёвин, наводя на меня здоровенный «Стечкин».

Я не успевал выстрелить, лишь сжал пальцы на рукоятке «Вальтера», потянул…

Чоп! ПБ Рахимова сказал свое веское слово, и экс-комсорга отнесло к стене, пачкая спину известкой, а побелку — кровью.

— Спасибо! — выдохнул я.

— Пожалуйста! — сверкнул зубами Рустам.

Держа пистолет в опущенной руке, я открыл дверь и вошел. Обширную комнату заставили ящиками со сломанными приборами, а на стеллаже вдоль стены покоились раскуроченные самописцы. У зарешеченного окна, под которым щелкала батарея, стояли двое — изрядно постаревший, всклокоченный Кириленко, одетый, как на рыбалку, и Рита в джинсиках и свитерке. Ее коротенький полушубочек спускал рукава со стула рядом.

Напряг разжал свои тиски, и я вольно вздохнул, как будто вчуже наблюдая за спором врага и подруги.

Член Политбюро держался одной рукою за оконную решетку, словно ища опору, а другой вяло тер дряблую щеку.

— Да ничего вы не понимаете! — с чувством и злостью выговаривала девушка. — Миша все равно найдет вас! И убьет!

— Нашел уже, — подал я голос, чувствуя радостные жимы в душе.

— Мишка! — взвизгнула Рита, бросаясь навстречу. — Мишечка!

Она с такой силой притиснула меня, что я пропустил вдох, а затем угодил под длинную очередь поцелуев.

— Я тебя не послушала, пошла сама на старую квартиру, а там эти… Я теперь всегда-всегда буду тебя слушаться! Честно-пречестно!

Девушка тараторила, а я молча улыбался, любуясь блеском в черноте ее глаз. От меня даже уплыло на секундочку понимание того, где мы.

Кириленко вернул нас в явь, кашлянув. «Главнюк» жался к окну, разведя руки, чтобы мы видели — он без оружия.

— Миха… Ты же Миха? — выговорил Андрей Павлович дребезжащим голосом. — Ты… убьешь меня?

— А зачем? — пожал я плечами. — Вас и так пристрелят.

— Кто? — каркнул «Кирилл», ощутимо вздрогнув.

— Не знаю, кто, но знаю, по чьему приказу. Или вы думали, что, проделав всю грязную работу, заслужите уважение и благодарность? Даже не надейтесь! Таких опасных свидетелей, как вы, в живых не оставляют, — обняв Риту левой рукой, я отступил к двери. — Бегите, товарищ Кириленко. Бегите, и не оглядывайтесь! Пошли, Рустам.

В пустой комнате, где пластался убитый Лёвин, собрались Иваны с Умаром.

— Движуха пошла! — хохотнул Юсупов. — «Войска дяди Васи» так и шуршат!

— Уже легче! — хмыкнул я, еще плохо сознавая «хэппи энд». — Надо не забыть им сказать, что всех работяг согнали в бомбоубежище — это за серным цехом.