Contione – встреча

Я заказал номер в одном из лучших пятизвездочных отелей «St. Regis», на берегу реки Арно, на исторической площади Пьяцца Оньисанти, на пять дней. Мне самому поездка во Флоренцию казалась не вполне реалистичной. К тому же Диана просто бредила своими любимыми художниками, Филиппо Липпи, Леонардо да Винчи и Сандро Боттичелли, которого выделяла как-то особенно, считая его «Весну» самым загадочным и совершенным произведением во всей истории искусства.

– Хочу следовать маршрутами Леонардо и Филипеппи, – довольная, повторяла Диана в самолете. – В конце концов, Марк, мы обретем свою собственную Флоренцию, как и должно быть. У нас будет своя Флоренция.

Ей хотелось кричать во весь голос от переполняющих эмоций, но она сдерживала себя, достала небольшой блокнот, в котором делала пометки, увлеченно записывая неровным почерком плотные строчки. Она писала всю дорогу, и меня это ничуть не удивляло тогда. Я помню, что на его обложке была изображена фиалка. Незначительная деталь, мимолетное наблюдение, но теперь оно кажется мне важным… Так, видимо, случается всегда, когда жизнь разделяется на до и после. Потом она составляла перечень тех мест, куда мы должны были отправиться.

– Сегодня мы обязательно пойдем на площадь Сеньории… – От волнения она говорила быстро и почти тараторила. – На этой площади, представь себе, звучат только людские голоса. Ну, еще воркование голубей, конечно. – Она улыбнулась. – Но никаких машин, никакой кричащей рекламы… Где такое вообще еще можно встретить в наши дни? Марк, как я счастлива. – Она повернулась ко мне и прижалась так сильно, что я ощутил всем телом нашу близость, только ее и мою, словно других людей вообще не существовало.

– Конечно пойдем, – улыбался я, не желая сопротивляться и полностью доверяя ей. Мне нравилось ее волнение, и время от времени я целовал ее в шею, такую нежную и восхитительную.

– Как ты думаешь, галерея Уффици уже будет открыта? – Было видно, что этот вопрос занимал ее больше всего.

– Не волнуйся, у нас будет достаточно времени, чтобы все посмотреть. Прежде всего мы поужинаем. И не сопротивляйся. Тебе верится, что мы будем ужинать во Флоренции? Как насчет бокала белого сухого вина и свежей рыбки?

Мне хотелось, чтобы она похвалила меня и мою идею, мое искреннее желание доставить ей радость. Казалось, не было для меня ничего важнее ее ответа на мои старания, на мои усилия сделать ее жизнь не только приятной, незабываемой, но еще и по-настоящему счастливой. И я был готов следовать ее маршрутами и смотреть на ничего не значащие для меня картины этих великих мастеров, величие которых я не мог оценить, потому что просто не понимал. Потом она что-то писала на компьютере, быстро перебирая своими тонкими пальцами по клавишам.

– Что ты пишешь? – не удержался и спросил я.

– Да, так. Один клиент попросил подобрать материалы.

– Ты так увлечена?

– Марк, я всегда увлечена тем, что делаю.

Если бы я знал… Она писала свой роман.

Диана любила искусство. Оно стало смыслом ее жизни. Читала без конца и с годами собрала солидную библиотеку, в которой не было ни одной не прочитанной и обделенной ее вниманием книги. Собрание Вазари в старинном кожаном переплете, подаренное одним из друзей, им она очень дорожила, ведь это был подарок за первый в ее жизни совет по дизайну квартиры. «Суждения о науке и искусстве» Леонардо да Винчи, приобретенные Дианой у парижского букиниста: мы тогда впервые оказались с ней в Париже, я – по работе на конференции айтишников, а она – как моя жена… Ливень в тот день был ужасный, словно решил затопить все вокруг, а мы, абсолютно мокрые, смеялись без конца и забежали погреться в старинную книжную лавку. Еще в библиотеке было полное собрание сочинений Достоевского, подаренное родителями, «Всеобщая история искусств» Гнедича с закладками на разных страницах, томик Гессе «Нарцисс и Гольдмунд», в котором она делала бесконечные пометки простым карандашом и перечитывала, каждый раз находя в нем что-то новое, увесистые альбомы Ренуара и Пикассо и еще много разных книг.

Искусство стало ее профессией, ее страстью. Диана была дизайнером и помогала людям почувствовать их пространство.

– Каждый человек должен сформировать свое собственное жилье, а дизайнер помогает распознать внутренний мир человека и отразить его в интерьере, – любила повторять она.

А еще она любила повторять, что нет современного искусства, а есть просто искусство, которое спасает людей и помогает им жить. Но в то же время единственным, кого она признавала из относительно современных художников, был Пикассо! Он, по ее мнению, хотя бы действительно умел рисовать, что и продемонстрировал в своем раннем периоде. Просто понимал, что на реализме далеко не уедешь. Пытался выдумать что-то эдакое, новенькое, чтобы стать известным и заработать. Ну а что здесь плохого? Она так смешно при этом пожимала плечами:

– Нормальное желание любого художника.

– Откуда берется эта бесформенность в современном искусстве?

– А мне кажется это поиском себя и смысла…

– Смысла? – повторила она в недоумении. – Какого смысла, Марк? Искусство должно нести красоту, вот его главное предназначение. Все остальное это просто желание выделиться.

Эти разговоры я поддерживал из-за любви к Диане, но, в сущности, я ничего не понимал в искусстве и уж точно не чувствовал той радости, которую испытывала она. Я даже не представлял, что это было ее второй параллелью, она носила в себе роман.

На следующей день мы направились в галерею Уффици, и лицо Дианы просто светилось радостью, как у ребенка, которому пообещали долгожданную игрушку. На Диане было темно-синее платье в маленький белый цветочек чуть выше коленей. Платье еще больше подчеркивало ее все еще девичий образ, а белые кеды великолепно обрамляли миниатюрные ножки. Мы вышли из отеля и пошли вдоль реки Арно, которая спокойно и безмятежно несла свои воды в далекое Лигурийское море.

– Марк! – Диана остановилась и зажмурилась. – Знаешь, мне на какое-то мгновение показалось, что я увидела всадников времен Боттичелли и самого Сандро, одиноко бредущего вдоль реки!

– Ну и фантазерка ты у меня! – пробормотал я растерянно и помимо своей воли уставился на набережную, по которой прогуливались немногочисленные прохожие – в основном туристы.

Поймав себя на мысли, что действительно пытаюсь рассмотреть среди них одинокую фигуру флорентийского живописца, я улыбнулся Диане, и, наверное, улыбка у меня вышла глуповатой.

Это был ее мир, это была часть самой Дианы, а она была крайне важна для меня, вся без исключений. Мы шли пешком по небольшим, узким улицам Флоренции, да и как можно передвигаться по-другому в этом городе, где откровения подстерегают путешественника за каждым поворотом и изгибом улиц. Старинный фонтан или изысканная площадь с маленькими балкончиками и уютными кафе, в которых, возможно, бывал сам Леонардо. Вот ты проходишь мимо роскошных дворцовых фасадов и заглядываешь в незнакомые храмы, чтобы полюбоваться живописью и мозаиками, зажмуриваешь глаза, оказавшись перед собором Санта-Мария-дель-Фьоре, пораженный его великолепием, чтобы подготовиться к тому, что ожидает тебя внутри. При всей своей колоссальности ни собор, ни кампанелла не обрушиваются на тебя, но лишь тепло касаются своей каменной грудью твоей груди. Они так совершенны, что им надобности нет ни на кого обрушиваться. Они словно стыдливо переносят из времени во время свою восхитительную совершенную юность.

– Остановись, мгновенье! – сказал я тихо, но Диана уже порхала дальше.

– Ты чувствуешь гармонию? Чувствуешь ее запах? – Она летела вперед в своих белых кедах, словно школьница.

Было такое ощущение, что она проходила этим маршрутом много раз и знает его наизусть. Запах гармонии! Только Диана могла такое выдумать! Она все время что-то рассказывала, а я просто отдавался ее воле.

Мы свернули с площади на улицу, и Диана бросилась мне на шею:

– Вот она, ты только представь… Галерея Уффици…