Страница 18 из 18
Я устроилась на коврике, закуталась в плед по самый нос и прикрыла глаза. Но не была уверена, что смогу заснуть под его мерное «тук-тук-тук».
Дело вовсе не в шуме: клавишный перестук, наоборот, убаюкивал. Но одно дело – спать в общежитии рядом с соседкой или с Валькой. И совсем другое – в одной комнате с мужчиной. Малознакомым. Взрослым. (Сколько ему, кстати? Выглядит на тридцать, но ведь могут быть и все триста!) И с довольно необычной профессией.
Ладно, если притвориться спящей, есть шанс поверить в собственный обман. Я поглубже зарылась щекой в мягкую ткань с ненавязчивым запахом кондиционера и чего-то еще… терпкого, но, пожалуй, не противного.
Недавно мы с Лилькой смеялись над анекдотом в тему. Про слишком настойчивого консультанта известной сети, торгующей телефонами, умудрившегося продать дьяволу душу… и чехольчик. А я вот продешевила. Нет во мне коммерческой жилки.
Мысль о том, что мне завтра купят подушку, отдалась приятным теплом в районе поясницы. Будто мне пообещали хрустальные туфельки и ведерко бриллиантов в придачу. И это как минимум. Как мало мне все-таки надо.
– Все равно вы – зло… – пробубнила я, стряхивая с себя мечтательное настроение. Меня подушкой не купить!
Тяжелый вздох и мягкий хлопок крышки ноутбука заставил напрячься каждой клеточкой. Ой-ей!
Я приоткрыла глаз и устремила его на кресло напротив. Сейчас оно пустовало. Где Черт, черт его возьми?
Дрейк обнаружился сверху. То есть прямо надо мной. Сидящим на корточках у моего спального места и нависающим над моим «спящим» лицом. Ковер приглушил его шаги. Ну, или черти летать умеют. Телепортироваться, как вариант.
– Зло и добро – очень относительные вещи, Олеся, – тихо и ровно, в духе лекции, произнес заморский профессор, пока я отходила от пугающей близости изумрудных глаз. Хотелось зажмуриться и снова притвориться спящей. – Демоны и ангелы просто руководствуются разными мотивами. Я помог тебе с Джадом. Твоя сестра и племянник целы. Никто не пострадал. Хочешь сказать, что это не добро?
– Вы это сделали из корысти. Чтобы найти себе уборщицу.
– Помощницу. Это и есть мотивы. Но мне твоя душа нужна лишь на время. Потом ты станешь свободна. Свою же услугу я назад не заберу. Уборкой ты платишь мне за избавление своей семьи от большой беды. На мой взгляд, справедливо. А на твой?
Я замешкалась с ответом. В этом контексте я ситуацию рассматривала и раньше. Но уж точно не в том свете, что вашингтонский черт совершил хорошее дело!
– Или добро должно быть исключительно бескорыстным, не требующим оплаты? Но тогда его особо и не ценят. Воспринимают как должное. А так у нас с тобой прозрачные деловые отношения. Все довольны. У меня – чистая квартира. У тебя – невредимая сестра, оставшийся с любящей матерью племянник и целые нервы. Разве не этого ты хотела? Спи, Олеся. Спи…
***
Солнечный луч пощекотал нос, и я проснулась. Светило было достаточно высоко, раз его наглые лапы пробрались даже за диван. Я испуганно вскочила: рассвет прошел, меня никто не разбудил, кофе не потребовал… Вот черт!
Я выпуталась из пледа, готовая с головой броситься в бытовое рабство, чтобы поскорее отработать душу. Но… Дрейка нигде не нашлось. Ни во вчерашнем кресле, ни на кухне. Ни вообще в апартаментах на четырнадцатом этаже.
Он меня не разбудил. Это хороший знак или плохой?
Дрейк что-то говорил о том, что моя душа, подточенная этим чертом-короедом, сияет не так ярко. Что ей нужно время на восстановление. Может, он потому и дал мне проспать до… До девяти утра?! Часы на мобильном показывали 9:15. Слава богу, мне сегодня к третьей паре.
Два дня бытового рабства проскочили незаметно. Все закрутилось так быстро и странно, что утром понедельника я едва помнила, что мне, вообще-то, положено явиться в университет. Но запас времени еще был, так что я заварила себе жасминовый чай и с безликой белоснежной чашкой плюхнулась в кресло в гостиной.
Роскошные окна с лучших сторон демонстрировали мне комплекс «Москва-Сити», бесконечными башнями подпиравший седые облака. Квартира черта вообще очень походила на столицу. Дизайнер явно вдохновился «природными оттенками», о чем свидетельствовали светло-серые стены, местами уходящие в оттенки грозового неба и мокрого асфальта.
Но, в отличие от шумной, торопливой, толкающейся и гудящей Москвы, здесь было тихо. Пусто. Просторно. Солнце игриво бликовало на паркете и просвечивало насквозь светлый ворс ковра. Я поджала под себя ноги и не без труда призналась: сейчас мне хорошо. Приятно и спокойно.
Хотя отсутствие элементарного кофейного столика возмущало: вот как можно жить в столь голом пространстве, что даже чашку поставить некуда? Что за приступ аскетизма? Но роскошный вид из окна на столичную суету компенсировал лощеный минимализм. Наверное, в таких апартаментах жильцы чувствуют себя королями мира.
Я никогда не бывала в настоящих небоскребах. Не представляла, как себя ощущает человек, живущий, скажем, в пентхаусе. Но даже эти просторные хоромы выбивали меня из колеи – немудрено после комнатки в двенадцать квадратных метров. Никак не могла определиться: то ли воображать себя мышонком, случайно забредшем в гнездо орла, то ли все-таки временной орлицей.
Оглядев еще раз все комнаты, кроме спальни, словно преступница, я воровато протиснулась в ванную. Боже, душ. Один и весь для меня. И никто не подвывает в соседней кабинке! И никто не торопит, поколачивая дверь! Кажется, я провела в нем не меньше получаса. Если и был мой персональный Рай на земле, то он, кажется, располагался в квартире у черта.
Пора было признать: несмотря на соседство с адским созданием, его временами жуткий темнеющий взгляд, странные бзики и глупые правила, все было не настолько страшно, как показалось пятничным вечером.
На кухонном столе лежал запасной ключ, прижимавший к стеклу записку. Такую сухую, будто Дрейк за каждое слово лишался парочки выгодных контрактов или получал щелбан в загорелый лоб. Ни приветствия, ни прощания. Ни даже подписи «Черт». Или, на худой конец, «Твой нудный рабовладелец».
«Вечером будь не позже шести. Привези какие-то вещи. Ужин закажу сам. Заберешь у курьера»
Интересно, в Америке примерно такие записки оставляют женам мужья? Или все же добавляют: «Доброе утро, медовая»?
Я придирчиво оглядела квартиру. После вчерашней уборки она блестела, так что хвататься за тряпку было рано. Значит, я успевала забежать в общежитие за свежей одеждой и конспектами.
Деньги, оставшиеся от «аванса на колготки», я отдала Илоне Ралиевне – за то, что она закрывала глаза на проживание Вальки с сыном. Она молча приняла от меня пару расправленных купюр, даже не заикнувшись про эпизод с Джадом. К числу положительных качеств пожилой церберши можно было отнести немногословность и полное равнодушие к происходящему вокруг.
Дверь в мою комнатушку была аккуратно вставлена обратно, на месте выдранного с древесным мясом шпингалета сияла новенькая защелка. Вальки с Ваней не было, но ворох ее платьев неизменной пышной горкой укрывал мою кровать. Пообещав себе заглянуть к ним после занятий, я в спешке переоделась и побросала в сумку тетради.
Лильки в университете еще не было. Обычно ее подвозит Антон, а он и пунктуальность – вещи несовместимые. Так что я просто стояла в прохладном коридоре, обрисовывая носком туфли контур падавшей на пол тени.
– Ласкина! – вырвал меня из задумчивости деланно строгий голос Алексея Николаевича. – Проснулась? Молодец. У меня есть свежие правки по твоей дипломной работе. Загляни в свободный вечер ко мне в кабинет. Заодно покажешь новые наработки.
Рогозин важно сдвинул брови, и я прикусила губу. Че-е-ерт! Я на выходных ожидаемо не уделила проекту ни одной минуты. Плакало мое включение в «особую группу».
Свободный вечер, свободный вечер… Нет у меня теперь свободных вечеров.
– Что не так, Олеся? – вдруг участливо поинтересовался профессор, развернулся спиной к окну и присел на подоконник. – У тебя растерянный вид.
Конец ознакомительного фрагмента.