Страница 73 из 80
— Но как? — во внезапно возникшей паузе раздался громкий вопрос пожилого, лысого как бильярдный шар, репортера — Как простому крестьянину из села Покровское удалось написать столь сложную программу, да еще заручится поддержкой двора??
— Писал не я один — мне помогали наши законники — я кивнул на сидящих рядом Варженевского и Щекина, которые конечно, ни сном, ни духом, но старательно пучили глаза и кивали. Взял их для массовки.
Опять поднялся гвалт, наконец, слово вытребовал один из молодых журналистов «Слова»:
— Как отнесутся при дворе к идеям всеобщего избирательного права, патриаршества…
Я тяжело вздохнул — ничего хорошего от своей эскапады я не ожидал. Кто же любит делиться властью?
— Буду молить Помазанника о даровании народу свобод. Попустить надо вожжи то, а то постромки порвутся…
Пресс-конференция длилась час, после окончания я позвал журналистскую братию откушать «чего Бог послал». Так сказать, фуршет «на ногах». В этот раз высшие силы послали «акулам пера» красную и черную икру, сыры, пироги с разной начинкой, ну и разумеется, выпивку — шампанское, водка, вино…
*****
Прессу я получил отличную — с десяток газет написало о новой партии, «Слово» так и вовсе всю передовицу посвятило анализу программы.
Но к моему удивлению, двор моей программой не заинтересовался. От слова вообще. Николай опять укатил стрелять зубров, Аликс занималась сватовством фрейлины — устроила целый смотр женихов, в Царское зачастили гвардейские офицеры. Вырубова смотрела на меня коровьими глазами — но я пока ей ничем помочь не мог.
Единственный короткий разговор у меня состоялся с Марией Федоровной, да и то, мимоходом, пока я показывал ей, как одевать новомодный воротник «от Распутина». И это было скорее «прощупывание». Вдовствующую императрицу интересовало стоят ли за мной какие-либо силы, особенно зарубежные, и как только она поняла, что нет — сразу потеряла интерес.
Зато возбудились в Зимнем. Не успел я вернуться из Царского, как меня звонком дернули к Столыпину.
На столе в кабинете у него лежала открытая брошюра, что мы раздали в конце прессухи журналистам. Так сказать на память. Она была вся исчеркана красным карандашом.
— Кто за тобой стоит?! Рябушинский? Бахрушины? Нет, это наверное Морозовы…
Лицо Столыпина покраснело, усы вздыбились.
— Никто за мной не стоит — отмахнулся я — Но умных людей поспрашивал, записал за ними.
— Это кого же?! Гришка, не ври мне — премьер угрожающе ткнул пером. Капля чернил сорвалась вниз, поставила жирную кляксу на документах
— У Гучкова был, а також у Павла Николаевича Милюкова. Вот головы так головы! Нанял стряпчих хороших, они расписали идеи вширь и вглубь
— От такого вширя монархии падают!
— Упаси Господи, Петр Аркадьевич — перекрестился я — Токмо все для пользы Помазанника. И твоей тоже!
— Это как же понимать?
— А так! Ежели будет Конституция, да премьер выбираться Думой — то кто будет страной управлять?
— А Помазанника куда?
— Да зачем ему нести грехи то за дела правительства? Пущай молится за весь русский народ, правит, да не управляет.
— Как в Англии хочешь?
— Не ведаю, что там творится, но может Бог даст, съезжу, узнаю. А сейчас вижу, что будь сильная Дума в стране, да вместе с кадетами и октябристами — любого в бараний рог согнем. Особенно если объединиться. Тебе же легче работать будет.
— Вот куда тебя понесло… — Столыпин откинулся в кресле, покачал головой — Да ты вольнодумец похуже наших революционеров. Хочешь все переустроить в России, патриарха ему подавай…
Премьер задумался.
— Но в объединении центристов что-то есть — Столыпин покивал сам себе, дернул за ус
Дверь распахнулась, в кабинет даже не вошла, а почти вбежала Ольга Борисовна.
— Петя, аппарат привезли!
Я сидел в дальнем конце стола, жена Столыпина меня сразу не заметила.
— Господин Калмейер лично приехал устанавливать! Будет делать операцию. Ой, Григорий Ефимович!
Я встал, приобнял опешевшую Нейдгардт.
— Поздорову ли, матушка?
— Все хорошо. Вот для дочери ваш прибор привезли. Ноги лечить. Уже успешно апробирован в клинике доктора Калмейера
— То не мой, то божий парат!
Столыпин задумчиво перелистнул брошюру, покачал головой.
— Свыше мне то дается, да не всегда людьми принимается.
Я внимательно посмотрел на премьера, тот пожал плечами.
— Дорогая, я сейчас подойду. А ты Григорий… Ладно, иди. Потом договорим.
*****
После всех этих выкрутасов, вернулся я в общину, зашел в кабинет и… как говориться, матка у меня опустилась.
Стоит и смотрит на меня та самая барышня из церкви, «Вика Андреева», и руки нервно так в муфточке ходят. А муфточка у нас что? Отличное место для пистолета.
И Дрюня, стервец эдакий, тоже тут стоит, хоть я ему сколько говорил чтобы лишний раз тут не светился… Неужели за старое взялся, навел на меня дружков-эсеров?
Хорошо я в темных очках был и моего страха они не заметили. А я присмотрелся, так девица вся испуганная и в расстройстве, а Дрюня веселый такой и довольный, с таким лицами теракты не делают.
Прошел мимо них, плюхнулся за стол, чтобы скрыть дрожь в коленках.
— Ну, рассказывайте, голуби, чего да как.
— Такое дело, Григорий Ефимович, — начал, как и ожидалось, Дрюня, — вот, Елена Александровна…
Студент замялся..
— Да уж вижу, что не Терентий Парфенович. Случилось-то чего?
— Так это… вот… — продолжал находится в прострации Андрей. — Встретил я Елену, привел.
— Так. Отставить мекать, излагай внятно, откуда-куда-зачем.
— Член боевой группы. В розыске. Спрятаться негде. Привел, — отрубил бывший эсер.
Девушка мило так покраснела, задышала, но промолчала.
— Ай, молодец! Ты теперь всех своих сюда приводить будешь, чтобы у нас Охранка на загривке сидела? Евстолий, опять же, где служит? Ты думаешь, он слепой?
— Мои — это вы теперь — насупился Дрюня