Евгений, Джек, Женечка

— Слава, а вы? Вы с Женей думаете про общего ребёнка?

И глаза опустила. В недопитую чашку.

— Тебе ж сорока нет. И теперь говорят, никогда не поздно…

— Женя сказал, что ему не нужен ребёнок…

Я еле договорила фразу, так на меня глянули — прямо-таки испепелили.

— А что он тебе ещё должен был сказать, если ты рожать больше не хочешь?!

— Да хватит уже, может быть, лезть ко мне в трусы! — повысила я голос, наплевав на приличия. — Не надо было нас разлучать, и были бы у вас внуки! Или самим нужно было родить второго, чтобы первого не пытаться на поводке удержать!

— Ну да, ну да… Одна на строгом ошейнике держала, и вторую такую же себе нашёл. А крайняя всегда мать. Конечно… Как иначе!

Татьяна Борисовна поднялась из-за стола. И пошла к выходу. Медленно, хотя там было всего метра три. Я не стала провожать ее даже взглядом. Схватила меню и подозвала официанта, еще не зная, правда, как запихну в себя хоть что-нибудь, но говорящий живот — непрофессиональное поведение.

В ожидании обеда я написала Джеку про встречу с его матерью. «Ну и ладно!» — прислал он в ответ на мое сообщение о том, что я все выболтала свекрови. У них с Ярославом было все хорошо и все было вкусно. Ну, мужики голодать не будут ни на нервах, ни без нервов. Я тоже рискнула победить супчик, но тошнота побеждалась с большим трудом. Как же меня достало так жить. Как же меня…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я взяла пикнувший телефон. Сообщение пришло на рабочую почту. Я перечитала текст раз десять, не в силах поверить написанному черным шрифтом по белому полю электронного письма с логотипом головного офиса. Москва отозвала мою кандидатуру на возглавление питерского склада. Результаты аудита не могли так быстро дойти до начальства. Да и какое отношение я имею к хищениям? Я в должность ещё не вступила. Но, кажется, вступила в дерьмо. Что за подковерные игры, Матвеев?

Плевать на людное кафе. Я нажала на слово из трёх букв! Пора уже и обновить контакт «Муж».

— Ты совсем охренел? — начала я без всяких «приветов».

Я уже с ним и так с приветом стала!

— Слав, я на встрече. Я тебе позвоню через час. Или два. Как получится…

— А у тебя все прекрасно получилось!

Но Влад уже сбросил звонок. Козел! Началось…

Я вернулась в офис, но прошла сперва на парковку. Счастье мое! Мой Лесовичок свободен. И я тоже. Свободна от всего и всех. Завела машину, вдруг испугавшись за аккумулятор. Глушить не стала — я теперь безработная, но у меня куча домашней работы накопилось. Звонок секретарши застал меня уже на шоссе, минут за двадцать до дачи. Там явно ничего не знали, но я не стала сообщать неприятные для меня новости лично. Сказала, что у меня встреча, так что пусть сами со всем разбираются.

Глаза щипало не от солнца — и я приподняла на переносице двумя пальцами темные стекла. Дура! Ты не должна реветь — прекрасно ж понимала, чем все закончится. Думала, пронесет. Пронесло бы, не будь рядом Сомова. Но он есть и никуда не денется. Я ему еще не позвонила. Голосом номер не вызвать. Так и не завела новый контакт.

Контакт-то старый! Почти сорокалетней выдержки. И мне нужно держать себя в руках. И руль. У меня есть дети и муж, и для них я должна оставаться живой, пусть и полумертвой внутри.

Это всего лишь работа. Я же не настолько хреновый специалист, чтобы ничего не найти без протекции Матвеева. Пусть подавится! И своей фамилией тоже. Я сменю все документы на Сомову. Влад больший геморрой, чем все бюрократы вместе взятые!

— Женя, я уже почти на даче, — позвонила я со светофора. — Так что закончите гулять, приезжайте ужинать.

— Ужин купить?

— Нет, нужно хотя бы чуть-чуть разгрузить морозилку.

И мозг, который заморозился. В висках стучало. Давно я не чувствовала такой сильной потребности выпить. Даже больше — нажраться. Ну хоть раз в жизни можно и мне побыть свиньей? Не все же им!

59. Мать

Глаза нещадно щипало, но силой воли я все же сдерживала слезы: за рулем плакать нельзя — небезопасно. Подъехала к дому с сухими глазами. Остановилась, чтобы выйти открыть ворота, и не смогла… Упала лицом на руль. Хорошо ещё не сильно вдарила лбом по клаксону: машинка не взвизгнула. Очки спасли: и ее, и меня. Их я не сняла и тогда, когда подошёл Егор спросить про Ярослава.

— Он в городе. Когда приедет, не знаю. Завтра Ярослав сам тебе позвонит, — выдала я таким тоном, будто отчитывала чужого ребёнка за серьезную провинность.

Шокированный Егор извинился и ушёл, а я наконец вылезла из машины и из-за досады за свою несдержанность шарахнула дверью. Даже выругалась себе под нос, начав судорожно впихивать в замок ключ.

— А что это ты сегодня без Джека? — услышала я в метре от себя голос Рыкова и даже не вздрогнула.

Повернулась к нему машинально, продолжая чувствовать на щеках противные чёрные струи.

— Ты что это? Ревешь, что ли? — заметил их сразу чертов Серёга.

— А у тебя что, работы нет ни днём, ни ночью? — на сей раз нервно передернула я плечами. — Отойди, дай ворота открыть.

Добавила уже намного спокойнее. Нужно всегда держать лицо, даже с потекшей косметикой. Особенно, когда жизнь повернулась к тебе совсем другим местом.

— Поссорились уже, что ли? — не унимался засранец.

— Не дождёшься! — огрызнулась я в ответ.

За воротами меня поджидал страшный зверь, которого я не стала хватать за ошейник. Знала же, что Берька все равно не подойдет к Сереге, а облает с безопасного для себя расстояния. Он умный. Хотя сейчас хотелось, чтобы шнауцер побыл дурачком и прикусил Рыкову причинное место его злобы на Сомова. Ну и на меня, само собой.

— А, это вы! Что ж не позвонили? Я бы открыла заранее, — прибежала к воротам Лена.

Не первой. Женечка опередила няньку. Забралась на меня обезьянкой, но я не стала одергивать платье. Да черт со всем и со всеми. Я в колготках!

— А где Ярик?

— С дядей Женей. Они скоро приедут. Иди с тетей Леной в дом. Я машину поставлю и приду к вам. Пожалуйста, иди в дом, — добавила, когда дочкина хватка на моей шее усилилась.

С трудом спустив Женечку с рук, я под тяжёлым взглядом Рыкова одернула платье. Смотрел он на мои ноги или все же на золотое кольцо, не имело для меня никакого значения. Не мои это проблемы, какие мысли посетили сейчас его бедовую голову.

— Припахала нашего Женечку? — усмехнулся Серёга зло, когда мы снова остались одни. — Есть муж на час. А он у тебя и муж, и папочка на целую неделю уже получается. Оптом берёшь? Розницу не любишь… Или два в одном.

— Зачем мне Женька на час? Я на всю жизнь его припахала. Давай! давай уже… Проваливай с дороги!

Но Рыков решил не отваливать, даже еще один шаг ко мне сделал. Не пьяный. Рано пьяным-то быть. Даже на даче. Но и без всякого хмеля напористый.

— Не боишься, что мужу донесут? — спросил Серёга с ещё более наглой ухмылочкой.

— Не боюсь, — отрезала, глядя прямо в его сальные глаза. — Это ты должен бояться. Сомов обещал тебе рожу начистить, если доставать меня будешь. Забыл за давностью лет? А Сомов, знаешь ли, всегда сдерживает обещания.

— Я про другого мужа говорю…

И все же Серёга сделал шаг назад.

— А другого у меня нет, — расправила я плечи ещё сильнее. — У нас многомужество в стране запрещено. Забыл?

Не понял, не ушёл. Но ничего больше не сказал.

— Уйди с дороги!

— А что ты орешь? — и голосом, и лицом обиделся настырный соседушка. — На меня…

— Да потому что ты русский язык не понимаешь, Рыков. Меня ребёнок ждёт. Дай мне уже машину поставить.

— Я тебе серьезно сказал. О вас ленивый только не треплется. Ну нельзя ж так в открытую блядовать? Ярослава, рискуешь своей сытой жизнью. Не понимаешь? Мужики рога не любят.

— В этом вопросе у нас пока не равноправие, да? Тебе баб домой таскать можно, а мне мужика — ни-ни. Фу такой быть! Или завидно? Обидно, что не тебя позвала?