Евгений, Джек, Женечка

— Приходи позавтракать часов в девять. Вряд ли кто-то вылезет из кровати раньше. Скажешь, приехал напомнить про открытые струны…

Я улыбнулась, но по-прежнему в спальник.

— Какая же ты гадкая, Славка. Вруша… Бесстыжая… — его губы переместились мне на плечо. — Что мне нужно сделать, чтобы ты снова стала честной девушкой? Убедить Ярослава остаться в Питере?

Я мотнула головой, давая ответ, а не чтобы избавиться от его губ, но Джек перестал меня целовать.

— Я не хочу лишать ребенка отца. Влад — хороший отец, сколько раз я должна повторить, чтобы ты понял?

Я продолжала бубнить в спальник, затыкая рот топорщащейся тканью, словно кляпом. Слова действительно были жуткие. Если бы можно было просто заменить Влада на Джека, как фигуру в шахматах, я бы сделала этот обмен, не задумываясь. Потому что, задумавшись, поняла бы, что в нынешнем мире лучше быть Владом, чем Джеком. Значит, настоящий отец привьёт сыну куда более ценные навыки, чем рубка дров. За это можно заплатить. Было б чем, а тут нужен Влад с его врожденным талантом убеждать. Он и меня столько лет умело отговаривал от развода… Пришлось использовать все, чему от него научилась, чтобы выбить свободу.

— Я же не пытаюсь занять его место. Я просто хочу быть рядом с тобой открыто…

Я толкнула его плечом и перевернулась на спину — ему пришлось нависнуть надо мной, чтобы удержаться на полке.

— Ты сказал, что согласен тайно и на год. Ты мне врал?

— Врал. Конечно, врал. Но ты ведь тоже не хочешь отпускать Ярослава. Ну или… Я на Москву согласен — если тебе важно, чтобы они с отцом чаще виделись. Ясь, не делай проблемы там, где ее нет. Мы можем урегулировать конфликт мирными способами. Если оба этого хотим.

— Боже, Джек… — я притянула его к себе в порыве необдуманного желания не видеть больше его горящих глаз в ночи.

Он уткнулся мне в грудь и нашел для себя кляп. И для меня — я не в силах была сказать, что собиралась. Мое возвращение в здравый ум и в холодную постель откладывалось на неопределенное время… Лет так на двадцать, чтобы я наконец повзрослела до статуса матери.

— Нам не двадцать, — выдал Джек, когда я наконец нагнулась за брошенной на пол одеждой. — Одним сексом сыт не будешь.

— Утром я накормлю тебя кашей, — сказала я хрипло, точно вместо языка Джека во рту все это время жила сосулька. — Не начинай, пожалуйста… Мы с Владом дошли до точки невозврата, но дети еще не готовы принять новую реальность, в которой родители не живут вместе.

— Это они тебе сказали? — буркнул Джек. — Или ты примеряешь на себя чужой опыт? Сколько вы будете мучить друг друга, детей, а теперь еще и меня? По вашему серьезному плану?

Джек тоже сел, но одеваться не думал. Только в темноте это неважно. Я одернула футболку и нашла носки. Как кошка, научилась видеть в темноте.

— Сколько потребуется. Не раньше Нового года. Дай Ярославу пожить с отцом без меня. Ну и cебе — со мной. Ты ведь меня не знаешь…

— То есть ты во мне не уверена?

Он тронул меня за плечо, но я тут же скинула его руку.

— Джек, не дави! Ты сказал мне тогда подожди год, и я покорно ждала. Я прошу у тебя полгода. И я знаю, чего жду. Ты же просто боялся родителей…

— А ты боишься мужа! — выкрикнул он мне в ухо, и я почти что оглохла. — И не говори, что нет. Боишься, что он оставит тебя без копейки. Ты ведь именно этого боишься, а не реакции детей. Сама сказала вчера. Сколько тебе надо в месяц для спокойствия?

— Джек, прекрати. Я не знаю, сколько ты зарабатываешь в Питере. В Москве, если верить Гуглу, сто пятьдесят штук потолок. В Москве это ничто… Извини меня. Я просто говорю все, как есть…

— Откуда такие цифры? — он хмыкнул. — Это как частный извоз сажать на зарплату. Клиент платит, сколько считает нужным… И клиентура у меня соответствующая. Сарафанное радио, чтобы стало понятнее…

Да ничего в наших с тобой отношениях не было понятно и не станет в ближайшее время.

— Джек, прекрати!

Я говорила про его слова, потому что руками он меня не трогал.

— Но ведь снова все уперлось в деньги, верно? — на этот раз он развернул меня к себе и смял футболку на моих плечах. — Тогда ты согласна была на сковородку с жареной картошкой. Сейчас я понимаю, что это не прокатит. Скажи, сколько тебе нужно для счастья?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Для счастья мне нужен был он. Только он. А сейчас, увы, этого мало, потому что я не одна и потому что мои дети не едят жареную картошку — им подавай картофель-фри.

— Если ты хочешь со мной встречаться, не начинай про деньги!

— Я не хочу с тобой встречаться! — Джек вскочил и ударился локтем о холодную печку. И, о чудо, проглотил все, что обычно говорил в подобной ситуации. — Я хочу с тобой жить.

— А ты не думал, что так, как живу я, жить тебе может и не понравится? — в голосе вызов, в душе огонь, выжигающий все мои личные желания, точно сушняк в лесу. — Мне нужна эта работа не только в денежном плане, а потому что… Потому что я долго сидела дома и поняла, что это не для меня. Женя пойдет в сад и что ты предлагаешь мне делать? Фитнес и салоны красоты отлично вписываются в мое рабочее расписание, а никаких хобби, которыми я мечтала овладеть всю жизнь, у меня нет.

Джек вернулся на лавку.

— Ты такой хреновый специалист, что без протекции мужа не способна найти работу с достойной зарплатой?

Это звучало, как издевка. Это и была издевка! И я не стала на нее отвечать.

— Если ты решила самостоятельно зарабатывать на жизнь, то мне нужно просто-напросто покрыть потери в заработной плате, если ты пойдешь на другое место. Скажи, сколько. Мне самому ничего не надо… И, как понимаю, придется выплатить половину за дачу и твою машину. Обрисуй, сколько будет стоить мне твоя свобода, и я разберусь с финансами.

Сколько уверенности в голосе, сколько самоуверенности в будущих действиях. Джек не изменился. Я закрыла глаза, чтобы не видеть таких знакомых глаз. Если бы так же легко можно было закрыть для него сердце, я бы сделала это, не глядя ему в глаза, потому что от одного его взгляда я впадаю в состояние детской эйфории — будто есть возможность отмотать киноленту и переписать первые пять минут жизни. Иначе каким образом принять нам нас новых? Чтобы не пытаться влезть в одежду двадцатилетней давности, которая давно нам не по размеру и не по нынешней моде. Мы будем выглядеть в ней по-дурацки даже в собственных глазах.

— Мы давно все поделили в юридическом плане. Все, что в Питере — мое, все, что в Москве — его, — сказала я обтекаемо и емко. — Ты не слышишь меня — проблема не столько финансовая, сколько моральная. Я не хочу, чтобы мне было в будущем стыдно перед детьми.

Джек сполз по моим плечам к рукам и стиснул пальцы.

— Я тебя действительно не понимаю. Точно мы на разных языках говорим.

— На разные темы просто. Тебе кажется, что дело в деньгах, а я говорю про отношения с детьми и их отцом, которые мне важно сохранить максимально положительными. Не только же в фильмах люди расходятся друзьями. Я тоже так хочу. Понимаешь?

Он промолчал и только сильнее сжал мне пальцы.

— У тебя же получилось.

Он хмыкнул и ответил:

— Ты считаешь мой развод идеальным? А я вот так не считаю. Я положил полжизни, чтобы построить семью, а им хватило года, чтобы выставить меня за порог. Я даже не увидел сожаления в ее глазах. Скорее, жалость. Она меня пожалела, потом я ее пожалел с ребенком. Наверное, жалость не лучшее чувство, чтобы базировать на нем семью. Но кто ж знал… Я действительно старался быть хорошим мужем и хорошим отцом, но, как видишь, мне сказали — иди снова попытайся. Может, на сей раз тебе повезет больше…

Теперь его руки сжимала я.

— Прости, я не хотела сделать тебе больно. И именно поэтому не гони лошадей… Жизнь как бы сама поможет нам разобраться, как помогла встретиться. Мы ведь ничего для этого не сделали…

Джек усмехнулся — он успел приоткрыть дверь, и теперь свет фонарика проникал в нашу темницу.