Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 12

– Да ладно, чего уж там, поехали… Будем считать, что я тебе доверяю.

– Будем считать или доверяешь?

– Ну, если бы я тебе не доверяла, вряд ли я вообще с тобой бы поехала.

Когда мы доехали до «Драйва», меня уже просто колотило. В принципе, я никогда не отличалась особой храбростью. Самым большим экстримом в моей жизни была короткая стрижка да, пожалуй, ещё секс с Сергеем Аполлинариевичем.

Для начала Эрнест предложил мне немного осмотреться. Мы поднялись в бар, где он заказал для меня глинтвейн. Казалось, Эрнест чутко улавливал моё состояние и старался отвлечь от тягостных мыслей. Однако внешне это выглядело так, словно он болтал без умолку, перемывая кости и бывшему директору, и аудитору, и ещё какому-то парню. Я поглядывала на него, посасывая через трубочку глинтвейн. В полумраке бара мне показалось, что в профиль он чем-то напоминает мне Шурика, моего первого парня и, наверное, единственного, кого я действительно любила. Даже манера речи у них была чем-то схожа.

– Покурить бы, – заметила я, и Эрнест устремился к барной стойке за сигаретами. Я выбрала подороже.

Мы вышли в ангар, нависающий над трассой. Я закурила, вглядываясь в темноту.

– Не волнуйся, ты справишься, ты же у меня такая умница, – Эрнест подошёл ко мне сзади, очень тихо и нежно обнял, а потом поцеловал в макушку.

А я сразу вспомнила слова Олечки из «Служебного романа», предназначенные для героя Басилашвили: когда женщине говорят, что она умница, хотят сказать, что она полная дура…

…Выбравшись из карта, я перевела дух. Название заведения полностью соответствовало получаемым в нём ощущениям. Преисполненная восторга, я подумала о том единственном, о чём была в состоянии думать в тот момент: «Пиздец!». Другие слова просто не приходили мне в голову, да они и не могли с такой точностью, силой и глубиной передать моих чувств. «Пиздец!», – ещё раз с упоением отметила я про себя, стаскивая шлем. Мне всё ещё не верилось, что я сделала это. Когда мы снова поднялись в ангар, в котором уже погасили свет, я просто прыгала от радости. В совершенно искреннем порыве я бросилась к Эрнесту и обняла его. Я была собой так горда! Он подарил мне поистине незабываемый вечер…

Я была наивна, полагая, что вечер подошёл к концу. Следующим пунктом программы значилась поездка на Солнечную горку. Словно спохватившись, моё воображение нарисовало мне мрачный, непроходимый лес, освещённый лишь светом далёкой звезды. И что Эрнесту там понадобилось? Впрочем, он совсем не настаивал, что прибавило мне решимости.

На Солнечной горке было полно машин и влюблённых парочек. Похоже, Эрнест точно знал, куда следовало отвезти девушку с целью её соблазнения. Возможно, он уже проделывал это не один раз. Затаив дыхание, я шла по ярко освещённой фонарями мощёной дорожке к круглой площадке с памятником. Это было так романтично! Под нами фантастическим кольцом раскинулся разъезд нового моста. Вдали мерцал огнями город. Холодный, пронзительный ветер терзал хлопья первого снега. Эрнест крепко обнял меня и прижал к себе. Рядом обнимались ещё двое. Похоже, сюда все только для этого и приезжали. Этакое место для паломничества влюблённых. Что и говорить, это впечатляло. Я даже не могла выразить насколько. «Охуеть», – подумала я, возвращаясь к машине. Столько романтики у меня не было за всю мою жизнь, а не то, что за три часа. Всё было просто замечательно, но…

Забравшись в джип, мы попытались согреться, причём самым невинным образом. Эрнест просто взял мои руки в свои, поглаживая их и время от времени целуя.

– Ну, так как, я сегодня заслужил поцелуй, в щёчку? – наконец спросил он.





Подивившись его скромности, я чмокнула его в обе щеки. Он опять принялся воодушевленно о чём-то рассказывать. Не помню ни единого слова. Ничего. Не умолкая ни на минуту, он ненавязчиво, как бы между прочим, то касался моего ушка, то поглаживал по волосам, то целовал в шейку. Были все основания полагать, что этот Казанова уже защитил диссертацию на тему «Эрогенные зоны Касьяновой» и теперь умело воплощал теорию в жизнь. Через несколько минут я начала понимать смысл выражения «башню сносит», ибо снесло её окончательно. Эрнест всё ещё не пытался меня поцеловать. Казалось, у него была стратегия и тактика. Он выжидал. Выжидал до тех пор, пока каждая клеточка моего тела не начала вопить: вот она я, бери. Он поцеловал меня тогда, когда для меня было уже просто невозможным, чтобы он этого не сделал. И как поцеловал! «Вот блядство!», – подумала я.

Его нежность сменилась таким натиском, что я почувствовала, как меня с головой накрывает цунами. Целовался Эрнест несколько… специфически. Понятное дело, это был «французский» поцелуй, но… Мой опыт был не настолько богат, чтобы делать какие-либо выводы, но чисто теоретически я могла предположить, что глубже его языка мог оказаться только член в процессе орального секса, а проворнее – только пальцы пианиста-виртуоза. По дороге домой Эрнест ещё пару раз останавливал свой джип, наверное, для «закрепления эффекта». Во дворе моего дома он, наконец, успокоился. Чего я не могла сказать о себе.

– Давай отъедем, – предложила я, понимая, что такое предложение, возможно, не должно было исходить от меня.

Эрнест не заставил просить себя дважды. Проехав в соседний двор, он уткнулся лобовым стеклом в чьи-то окна, в которых горел свет. Это обстоятельство меня несколько смутило. Впрочем, смущение длилось недолго. «Блядство, блядство, блядство!», – снова подумала я, когда рука Эрнеста нырнула ко мне в трусики. «А чёрт, – было моей следующей мыслью, – и какие мужики пропадают!».

Когда я, наконец, дома рухнула в постель, сил не было даже на то, чтобы подумать. Да и о чём было думать? О том, каким феерическим был сегодняшний вечер? Или о том, как всё было чудесно и замечательно? И как романтично, но… Только теперь я вдруг поняла, какое именно «но» мучило меня всё это время. Всё в самом деле было восхитительно и прекрасно… Но. Это не могло быть настолько прекрасно. Не могло быть так хорошо. И не могло быть правдой. Так не бывает. Так не бывает.

Эксперимент под угрозой

Он изо всех сил тянул себя передними лапками и изо всей мóчи толкал себя задними лапками, и спустя некоторое время на воле оказался его нос… потом уши… потом передние лапы… потом плечи… а потом… А потом Винни-Пух закричал.

А. А. Милн «Винни-Пух и все-все-все»

В чём-то Тори допустила ошибку. Наверное, никто не смог бы ответить на вопрос, в чём именно и когда, да это было теперь и ни к чему, потому как рефлексировать по этому поводу было уже поздно. А ведь всё так хорошо начиналось! На своё первое любовное свидание с Семёном Тори отправилась, не забивая голову лишними мыслями. Она, очевидно, гораздо лучше самого Семёна понимала, зачем идёт к нему, чего хочет и чем всё закончится. Если у неё и были некоторые сомнения на сей счёт, Ева их очень быстро рассеяла.

– Что значит ты ему не дашь? – возмутилась она. – Вы же взрослые люди! Вы идёте к нему домой, а это уже подразумевает твоё согласие и на всё остальное. Да трахнись ты с ним!

Действительно, подумала Тори, чего выёбываться-то? Чай не девочка, скоро… Ну, не важно сколько. Взрослые люди как-никак… И абсолютно начихать, что он там о ней подумает. Она хотела секса – она его получила. Она просто сделала это. Кто мог подумать, что дальше всё будет развиваться совсем по другому сценарию? Легче было предположить, что её первая встреча с Семёном окажется и последней. В конце концов, им могло не понравиться друг с другом! Но им понравилось. А потом… потом Тори встряла.

Она видела только голубые глаза Семёна и слышала только его приятный голос, который, похоже, производил на неё неизгладимое впечатление, завораживая, словно удав кролика. Особое удовольствие Тори усматривала в том, что Семён был не женат, вернее, разведён, что, впрочем, было то же самое, что не женат, иными словами – свободен. Тори была у него одна, вернее, она так думала, что, конечно же, вполне могло оказаться правдой. Наконец-то она могла позволить себе выйти со своим мужиком в люди… Устав от связей с женатыми мужчинами, она высоко оценила эту возможность. Впрочем, высокой оценки заслуживало не только это… Семён очаровывал, пленял, покорял, завоёвывал, сводил с ума. Он изумлял своей нежностью и лаской. А его отношение к Тори просто обезоруживало.