Страница 1 из 106
Елизавета Алексеевна: Тихая императрица
Энциклопедический словарь
Изд. Брокгауза и Ефрона.
Т. XXII. СПб., 1897
лизавета Алексеевна (Луиза-Мария-Августа) — русская императрица, дочь маркграфа баден-дурлахского Карла-Людвига, родилась 13 января 1779 г. Мать её Амалия, принцесса Гессен-Дармштадтская, в молодости приезжала в Россию с сёстрами, из которых одна была первой супругой императора Павла. В октябре 1792 г. прибыли в Петербург принцесса Луиза-Мария-Августа и её младшая сестра. Выбор Екатерины II, приискивавшей тогда невесту «своему Александру», как она обыкновенно называла любимого внука, пал на старшую сестру, он согласовался и с влечением молодого князя. 28 сентября 1793 г. состоялось их бракосочетание. Елизавета Алексеевна отличалась необычайной скромностью. Она искала счастья в тихой семейной жизни, много читала, имела особенную склонность к изучению языков. Одарённая восхитительным голосом, она имела и особенный дар рассказывать; император Александр I говаривал, что, не имея времени много читать, он обязан императрице сведениями обо всём, что появлялось любопытного. Елизавете Алексеевне не суждено было вполне насладиться семейным счастьем: она имела двух дочерей — Марию (1799—1800) и Елизавету (1806—1808), но скоро их лишилась. В первые годы царствования Александра I двор сохранял ещё остатки великолепия и пышности времён Екатерины; но после первых войн с Францией, особенно же с наступлением грозы 1812 г., она, несмотря на настояния своего супруга, отказывалась брать миллион, который получают императрицы, и довольствовалась 200 тыс.; но и из этих денег она на туалет и для себя собственно отставляла только 15 000 руб. в год, всё же остальное употребляла на пособия нуждающимся. В эту эпоху, под её покровительством и при деятельном её участии, возникло женское патриотическое общество. При отъезде императора Александра в армию, в начале 1813 г., Елизавета Алексеевна желала сопутствовать ему, но трудности похода заставили её ограничиться следованием за ним в некотором расстоянии. В 1815 г. она была в Вене во время конгресса. В Карлсруэ фрейлина Елизаветы Алексеевны, Роксана Стурдза, подружилась с известной Крюднер и вступила с ней в переписку, которую не скрывала от Елизаветы Алексеевны; последняя показала одно из писем Крюднер императору Александру, чем положено было начало влиянию восторженной пиетистки на русского императора. Возвратясь в Россию, Елизавета Алексеевна продолжала вести уединённую жизнь. Всё представительство и весь блеск двора сосредоточивались около вдовствовавшей императрицы Марии Феодоровны. Слабое здоровье Елизаветы Алексеевны расстроилось в 1825 г. до того, что врачи предписали поездку в Италию; но императрица предпочла умереть в России. Вместо Италии избран был Таганрог. Император отправился туда несколькими неделями раньше, чтобы приготовить помещение для больной. 23 сент. 1825 г. она прибыла в Таганрог, где здоровье её несколько поправилось; но вскоре заболел император и 19 ноября скончался на руках своей супруги. Император Николай I назначил ей миллион рублей в год, но Елизавета Алексеевна ограничилась только тем, что следовало ей по закону; из остатка составился первоначальный фонд комитета призрения гражданских чиновников. Между тем силы императрицы Елизаветы Алексеевны слабели со дня на день. Ранней весною она предприняла обратный путь. Императрица Мария Феодоровна выехала ей навстречу, и обе вдовствовавшие императрицы должны были встретиться в Калуге. Дорогой болезнь Елизаветы Алексеевны внезапно усилилась; она принуждена была остановиться в Белёве и там тихо угасла, 4 мая 1826 г. Елизавета Алексеевна не оставила никакого завещания: она всегда говорила, что не привезла с собой в Россию ничего и потому ничем распоряжаться не может. После её кончины узнали о многих раздававшихся ею негласно пенсиях и пособиях. Бриллианты её, на 1 300 000 руб. ассигнациями, были куплены в кабинет, и сумма эта обращена на Патриотический институт и дом трудолюбия (ныне Елизаветинский институт в Санкт-Петербурге.), как заведения, ею основанные и пользовавшиеся особенной её заботливостью. В Белёве в память её учреждён вдовий дом, для призрения 24 человек из всех сословий. Пушкин посвятил Елизавете Алексеевне, в 1819 г., стихотворение: «На лире скромной, благородной, земных богов я не хвалил». Симпатичный образ этой скромнейшей из императриц, на чело которой в последние годы её жизни легла печать глубокой грусти, ещё недостаточно очерчен в нашей историографии.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
транный какой-то выдался день. С самого утра. Ещё за крупяным завтраком Луиза чувствовала на себе многозначительные, оценивающие взгляды отца и матери, но оба они ловко отворачивались от ответных вопросительных глав девочки.
Впрочем, и к Фридерике в такой же степени относились эти взгляды, но тогда в глубоких синих глазах матери вспыхивал сожалеющий огонь, а в серых тусклых глазах отца она ничего не могла прочитать. Он, как всегда, прятал их буравчики под седыми кустистыми бровями.
Луиза недоумевала: в чём дело, что она или Фридерика натворили, за что может последовать выговор, всегдашнее напоминание о высоком сане и необходимости блюсти строжайший этикет. Слуги безмолвно вносили блюда, старательно разливали овсяную кашу, размазывая её по тарелкам, сдабривая прозрачные ломтики хлеба едва видной плёнкой масла, но ничего особого в их поведении Луиза не увидела. Всё было как всегда, за исключением вот этих вопросительных и оценивающих взглядов отца и матери.
Но ей недолго пришлось недоумевать. Перед самым концом завтрака мать, Амалия Баденская, высокая не старая ещё женщина с кудряшками светлых волос на макушке, в снежно-белой утренней блузе и с такой же салфеткой на коленях, промокнув узенькие синеватые губы, бодро сказала:
— Луиза и ты, Фридерика, сегодня у вас не будет занятий. Оденьтесь для дороги. Маркграф[1], ваш дед Карл, ждёт вас к себе сразу после завтрака.
Тут отец, наследник баденской маркграфской короны, не выдержав многозначительности момента, подмигнул сразу обеим девочкам.
Старшие сёстры-близнецы, Каролина и Амалия, сразу обиделись: не к ним было обращено слово матери, не им подмигнул отец, хотя и они уловили эту странную атмосферу в замке. Зато младший брат, Карл, так ничего и не заметил. Он всё ещё рыскал глазами по стерильно чистому столу, надеясь ухватить лишний кусок хлеба с маслом или, в крайнем случае, хоть что-то из оставшегося у сестёр. Луиза, сидевшая рядом, незаметно придвинула ему кусочек сыра — она каждый раз делала это, невзирая на замечания матери, Карл рос рыхловатым увальнем, и, несмотря на то что ему минул пятый год, заботы о хлебе насущном были его ежедневными заботами. На этот раз Амалия Баденская сделала вид, что не заметила этого кусочка сыра, и ограничилась единственным замечанием:
— Я велела приготовить вам выходные платья, а поедете вы в дорожных.
И Луиза, и Фридерика внутренне мгновенно расцвели: они любили бывать у деда. В том старинном замке было значительно вольготнее, чем здесь, в Дурлахе, там можно было вдоволь поесть сладкого печенья, не опасаясь выговоров матери, слишком боявшейся полноты принцесс и младшего сына.
1
Маркграф — титул некоторых немецких князей.