Тайные поклонники Рины

— Если хочешь, можешь закончить всё и не мучиться. Я пойму, — это неприятно говорить, но, кажется, что это реально лучший для нас обоих вариант. По крайней мере, на данном этапе.

— А чего хочешь ты?

— Честно? Таймаута. Мне нужно подумать. Обо всём.

На носу итоговые экзамены, поступление в универ, столько головной боли. Более неудачного момента для любовных переживаний просто и представить нельзя. С другой стороны… а разве для таких вещей бывает подходящий момент?

— Хорошо. Думай, — удивлённо наблюдаю как Вадик преспокойно поднимается с места. Расстроенным он не кажется. Вообще нет. — Ну а я, если позволишь, ещё немного помучаюсь.

— Спортсмены не сдаются, да? — слабая улыбка касается уголков моих губ.

— Слушай, ну такими девушками не разбрасываются, да? Не навязываться, не устраивать соперничества, не лезть с чувствами — принял к сведению. Однако если начну перегибать палку, будь снисходительней и знай, что я стараюсь. Лады?

— Лады, — только и могу что поддакнуть. Его покладистость меня не столько радует, сколько озадачивает. Слишком уж Чернышевский послушный. Слишком идеальный. Не бывает таких. Ну, не знаю… Я, во всяком случае, не встречала прежде.

Не бывает. Убеждаюсь в собственной правоте буквально этим же вечером. Ещё стемнеть не успевает, когда наш лагерь ждёт второй акт захватывающих приключений русских подростков на отдыхе и сложных любовных перипетий.

Бросаю запечённый картофель обратно в костёр и бегу со всех ног туда, где уже собралась добрая половина возбуждённых зрителей: галдящих, улюлюкающих и снимающих всё на телефоны вместо того, чтобы вмешаться. Идиоты. Дождались-таки заветной драки и теперь отрываются.

Panem et circenses. Panem et circenses. ("Хлеба и зрелищ" на латыни).

— Бей!

— Сильнее!

— Кто так сюсюкается?

— С разворота, с разворота!

Распихиваю закрывающие обзор спины и влетаю образовавшуюся зону отчуждения, в центре которой сцепились и волочатся по земле, нанося друг другу удары, Вадик и… Арсений. Да вы издеваетесь! Умнее ничего не придумали?! А главное, ни одна собака не собирается что-то предпринять.

Рвусь к ним, рискуя попасть под раздачу, но меня перехватывают за талию и отдёргивают назад.

— А ну, тпру-у. Куда собралась, гиперактивная? — смеётся над ухом Андрей, прижимая меня к себе. — Не видишь, пацаны по пацански разбираются.

Изворачиваюсь, вырываясь из хватки. Долгорукий особо сильно не сопротивляется. С невозмутимым видом продолжает лузгать семечки, окружая себя ореолом шелухи под ногами. Остальные орут в азарте, видосы снимают, а у этого семки. Явно причём стыренные у Ритки. Между прочим, где она? Ни её, ни Яна в лагере последние пару часов я не видела.

Так, ладно. С ними позднее разберусь…

— Так и будешь стоять?! — обрушиваюсь с упрёком на брата подруги.

— А что я ещё должен делать? — меланхолично пожимает плечами тот. — Присоединиться?

— Разнять!

— Зачем? Если кто-то кого-то ухлопает, для меня только в плюс. На одного конкурента станет меньше, — Андрей замечает мой взбешенный вид, неохотно мычит и с ещё большей неохотой осторожно, чтоб ни одной не уронить, пересыпает семечки мне в ладонь. — Стереги как зеницу ока. Последние, — грозят мне и вперевалочку вклиниваются в драку.

Оттащить парней друг от друга оказывается не так просто. Сцепились нехило. Причём непонятно, кто лидирует. Казалось бы должен Вадим, всё же у него хорошая физическая подготовка, но Арсений, хоть и худее его, ничем не уступает по силе. Стоп. Фехтование же ведь. Тогда понятно, почему равноценно.

— Брейк, малышня, — Долгорукий растаскивает потрёпанных драчунов, тормозя их выставленными руками. Не а. Они уже слишком вошли в раж, чтобы так резко успокоиться. — Брейк, кому говорю! По разным углам быстренько разошлись, иначе в озере искупаю. Дама гневается. Её тонкую душевную организацию хоть пощадите, если собственные зубы не жалко.

Упоминание меня действует как ледяной душ. Чернышевский замирает, торопливо выискивая меня в толпе. Арсений не ищет. Убедившись, что на него никто больше не нападает, переключается на разбитую губу, облизывая кровь. Блин. Опять у него кровь. Мало ему распухшей переносицы.

Вадику тоже достаётся, но из видимых отметин лишь рассечённая бровь. Зато куртка порвана и костяшки счёсаны. Готова поспорить на что угодно, именно он и начал потасовку. Просто это прям очевидно. Едва мы пересекаемся взглядом.

Кровожадные зрители разочарованно охают, опуская телефоны и с недовольством поглядывая в мою сторону. Типа: "Вот чё ты припёрлась? Было ж всё нормально". Стадо. Глупое ведомое стадо. Никогда ещё они не были мне так противны как сейчас.

— И что здесь происходит!? — заставляет всех шкодливо засуетиться голос летящей к нам на крыльях ярости разгневанной классной руководительницы, за которой торопливо семенит моя одноклассница.

Лилька Куприянова, единственная из всех, побежала звать подкрепление. Надо будет купить ей пиццу потом в буфете в качестве благодарности. Потому что даже мне не пришло в голову подрывать учителей. Я едва про мордобой услышала краем уха, так все мозги и растеряла пока бежала сюда.

Сердита высокая дама со съехавшим от темпа набекрень пучком замирает перед драчунами, грозно упирая кулаки в бока. Андрей, присвистывая, задним ходом сдаёт поближе ко мне, благоразумно решив не маячить в поле зрения палача. А то вдруг ещё рикошетом прилетит нагоняй. Ни за что.

— Благодарю. Вы крайне любезны, — распинается он ехидно, забирая у меня своё имущество и красиво ловит ртом подброшенную высоко вверх семечку. Вот ведь позёр. Ни минуты не может, чтоб не красоваться.

— Потрудитесь объяснить! — суровые очи классухи разят без пощады и правых, и виноватых, поэтому свидетели тихонько линяют. В ближайшем радиусе остаются самые любопытные.

— Ммм… Мы упали, — поджимая губы, одёргивает на себе задравшуюся толстовку Вадик. Особо сильно напуганным что-то он не выглядит.

— Оба?

— Нет. Я упал, — подхватывает Арсений, подтирая подбородок в алых разводах. — Вадим хотел помочь, но споткнулся… И тоже упал.

— Ага, — соглашается Чернышевский. — Неуклюже вышло.

Ясное дело, учитель не настолько глупа. Неложно сложить два и два, особенно когда она замечает рядом меня. Прошло ещё слишком мало времени, чтобы она вдруг резко запамятовала нашу последнюю беседу.

— За мной, — с тяжёлым вздохом велит мальчикам она. На её лице так и читается: ох, уж эти дела сердечные. — Повторите свою историю Валентине Михайловной, легенду только поработайте тщательнее. А то посыпетесь на мелочах. И смотрите, опять не упадите по дороге. А вы чего толпитесь? — это уже прилетает зевакам. — Шагом марш по палаткам. И чтоб не шарились по территории, ясно? Из лагеря ни ногой. Отбой ровно в десять.

— Школьные годы чудесные. Как приятно снова вернуться в концлагерь, — хмыкает Андрей, наблюдая как все, пусть и с неохотой, но подчиняются, хаотичным гуськом выдвигаясь за преподом.

— Тебе, смотрю, так весело, — удручённо гляжу вслед удаляющимся спинам Вадика и Арсения. Мда. Вот это я наломала, конечно, дров. Уже с макушкой в них зарылась, одни ноздри торчат. Пора заканчивать, пока окончательно не засыпало.

— А чё, горевать что ль? Ну выпустили пар, парниши, с кем не бывает? Это даже полезно.

Язвительно кривлюсь.

— Ты так считаешь?

— Да расслабься, мелкая. Это нормальное явление. Я бы на твоём месте разочаровался, не дойди до этого. А то как же. Юность, кровь горячая, ревность должна бить через край.

— А у тебя что, не бьёт? — игнорирую "мелкую", хотя ведь просила так не звать.

Юность. Нашёлся тоже, старикан. Так рассуждает, будто не на три года старше, а на тринадцать.

— Бьёт, но неужели я буду устраивать разборки со школотой? — резонно замечает Долгорукий, с огорчением роясь по карманам и понимая, что семки закончились. Вот это его действительно печалит, да. — Тем более на ровном месте.