Страница 51 из 88
– Учитесь у Успенского, – почти кричал Ежов, – вот что значит хороший работник. И мужик он тоже хороший – настоящий чекист, не чета всяким нюням. Вот вы, – он оглядел притихших за столом комиссаров, – побаиваетесь каких-то никчемных секретарей обкома. Хера! Мы – это все. Мы – это власть.
– А ты, Успенский, не боись, – снова обратился Ежов к Успенскому, – я тебя не обижу. Скоро пойдешь на новую работу.
Ясное дело, после таких слов сердце у Успенского пело, а руки чесались. Надо было показать, что Ежов в нем не ошибается. Репрессии в Оренбурге пошли постахановски. Т а к, что даже в ЦК на это обратили внимание. Осенью Успенского вызвали лично к Сталину.
Не без опаски входил он в Кремль – такой знакомый и такой чужой. Чем закончится разговор с вождем? В Центре предупредили: ЦК недоволен. Говорят, будто он сознательно истребляет партийные кадры.
… Сталин смотрел не мигая, как удав, точно гипнотизировал:
– А скажите нам, Успенский, враг народа Ягода не завербовал ли вас?
В горле сразу же пересохло. Откуда-то со стороны он услышал свой голос – хриплый, ломающийся:
– Товарищ Сталин, клянусь вам, я чист перед партией и вами. Я всегда был честным человеком.
Вождь прищурился:
– И что, никакой связи с Ягодой не было?
– Что вы, товарищ Сталин. Ягода, наоборот, травил меня. Он, наверное, понял, что я не буду выполнять его шпионские поручения. Сослал в Сибирь.
Сталин молчал. Не торопясь, набил знаменитую трубку, затянулся:
– Хорошо, товарищ Успенский, мы вам поверим. Работайте.
Товарищ Успенский! Товарищ! Господи, неужели пронесло?
– Молодец, – похвалил его Ежов, – ты хорошо себя вел. Так и надо. Теперь можно ничего не бояться. Тебе доверяет сам товарищ Сталин.
Правда, Шапиро[130], зам. нач. секретариата наркома, по секрету рассказал, что Ежов до его похода к Сталину уже заготовил на всякий случай ордер – думал, ЦК прикажет арестовать; но кто старое помянет… Да и не мог нарком поступить иначе. Что такое НКВД? Вооруженный отряд партии…
После этой истории они еще сильнее сблизились с Ежовым. Близость эта внешне, может, никак и не проявляла себя, но внутренне Успенский понимал: то, что сам Сталин отпустил ему грехи, Ежов считает собственной заслугой. А значит, не только доверяет, но и покровительствует, относится как к творению своих рук.
«Если вы думаете сидеть в Оренбурге лет пять, то ошибаетесь. Видимо, придется в скором времени выдвинуть вас на более ответственный участок работы».
Шифровка такого содержания за подписью Ежова пришла Успенскому в ноябре 1937-го. Долго ждать не пришлось.
В январе начальник Оренбургского УНКВД поехал на сессию Верховного Совета в Москву. В первый же день его вызвал Ежов.
Нарком был уже совершенно пьян. На столе возвышалась бутылка коньяка.
– Поедешь на Украину, – заплетающимся языком изрек Ежов. И, без остановки: – Выпьем?
Ехать на Украину Успенский не хотел. Он вообще ничего уже не хотел. Непрекращающиеся аресты, расстрелы, пытки не могли пройти даром. Пытался глушить поганые мысли алкоголем, но все равно не мог забыться. В ушах постоянно стояли людские крики – начальник УНКВД не гнушался лично допрашивать врагов.
(«Все это, как снежный ком, настолько возрастало, – признается он потом, уже после ареста, – что иногда мне самому становилось страшно. Я понимал, что рано или поздно это кончится плохим»).
Ежов, однако, был непреклонен.
– Вопрос решен, – с пьяным упорством твердил он, – сказано тебе: поедешь, значит поедешь.
Нарком даже решил оказать Успенскому великую честь – лично помочь в работе. Вместе с бригадой сотрудников центрального аппарата НКВД Ежов отправился в Киев. Вот как описывает этот «шефский визит» сам Успенский:
«В Киеве каждый из этой бригады занимался тем, что подбирал материалы для арестов, причем материалы тут же фальсифицировались и давались на санкцию Ежову, который в пьяном виде, не читая материалов и даже не ознакомившись с краткими справками, санкционировал эти аресты. Особенно отличался в этом отношении Листенгурт[131], который ставил перед Ежовым вопрос об аресте военных. Он приносил Ежову громадные списки командиров и политработников, а беспробудно пьяный Ежов подписывал их, не зная даже, на сколько человек он дает санкцию.
Тогда же я получил от Ежова санкцию на арест 36-ти тысяч человек с правом судить их решением тройки НКВД Украины.
Вообще, пребывание Ежова на Украине было сплошным пьянством. Комиссары Ежова ежедневно уносили его вдребезги пьяного на руках».
Методику работы наркома Успенский окончательно уяснил летом 1938-го, когда был вызван на заседание Политбюро. Оценку давал ему Ежов. Естественно, представил в лучших тонах. Затем разговор перешел к «оперативным» вопросам.
Из показаний Успенского:
«На вопрос И. В. Сталина, по каким материалам арестован Буллах[132], Ежов заявил, что на Булаха дает показания Дейч, как на немецкого шпиона. По приезде из ЦК в моем присутствии Ежов вызвал Шапиро и дал ему задание допросить Дейча и добиться от него показаний, что Булах немецкий шпион. Такую же практику я стал применять на Украине».
Ох, лукавил Александр Иванович. Еще задолго до Украины начал применять он «такую практику»…
Из протокола допроса бывшего наркома внутренних дел Белоруссии Б. Бермана[133]:
«В 1938 году на совещании в НКВД СССР выступил Успенский и заявил, что он спас Красную Армию (!), так как ликвидированные им в Оренбургской области повстанческие организации, вооруженные берданками, чуть-чуть не разоружили мото-механизированные корпуса Красной Армии».
Нет, недаром газеты называли сессии Верховного Совета судьбоносными. После первой сессии, в январе, он стал наркомом Украины.
Приехав на вторую, в августе, от всезнающего Шапиро услышал сенсационную весть.
– У Ежова большие неприятности, – говорил Шапиро, нервно расхаживая по кабинету, – в ЦК ему не доверяют. Ходят слухи, что замом придет какой-то человек, которого нужно бояться.
Ежов уже и сам предчувствовал неладное. Пить он стал еще больше, хотя, казалось бы, больше было и некуда. У себя на даче, куда как-то раз затащил Успенского, постоянно твердил, что надо всех расстрелять, лишь бы никто ни в чем потом не разобрался.
Когда Успенский возвращался с дачи в Москву, в голове, несмотря на выпитое, все крепче утверждалась мысль: надо бежать. Что он ответит, если от него потребуют объяснений? За что расстреливал десятки тысяч невиновных? Валить на Ежова? Но Ежова наверняка объявят врагом народа, как это проделали уже с Ягодой, и на этот раз отвертеться не удастся. Об их близости знают все. Мавр сделал свое дело…
В сентябре 1938 года, взяв жену и 15-летнего сына, Успенский выехал в Житомир. Он хотел нелегально перейти польскую границу, но в последний момент банально струсил. Подумал: а если, неровен час, поймают? Тогда – никаких шансов. Верная смерть. Нет, лучше пусть идет все своим чередом. В конце концов, может, не зря считают его везунчиком. Может, опять пронесет?
Однако кольцо вокруг его шеи затягивалось все сильнее. В августе первым заместителем Ежова был назначен Лаврентий Берия – секретарь грузинского ЦК, земляк Сталина. Успенский понял: это и есть тот человек, появление которого предрекал Шапиро.
На всякий случай Успенский решается запастись документами на другое имя – так называемыми «ДП», документами прикрытия. Подчиненные принесли ему 5 комплектов на разные фамилии, но он выбрал документы рабочего Ивана Лаврентьевича Шмашковского, более других подходящие ему по возрасту. Остальные – сжег.
Роковой звонок раздался 14 ноября. На проводе был Ежов:
130
Шапиро Исаак Ильич (1895-1940). С мая 1918 г. по 1922 г. служил в Красной Армии. В 1922-29 гг. в Наркомате финансов, в 1929-30 гг. в Госплане СССР.
В 1930 г. работал старшим инспектором Наркомата РКИ и одновременно ЦКК ВКП(б), где близко сошелся с Ежовым. Вместе с ним в 1934 г. перешел в промышленный отдел ЦК на должность зав. топливным сектором, а оттуда в КПК при ЦК ВКП(б), помощником Ежова. В 1937-38 гг. заместитель (некоторое время – начальник) секретариата наркома внутренних дел, секретарь парторганизации ГУГБ. В 1938 г. – начальник 1 спецотдела НКВД (архивно-учетный). Майор ГБ. Арестован в ноябре 1938 г., в 1940 г. расстрелян. Посмертно реабилитирован.
131
Листенгурт Михаил Александрович (1903-1939). В органах ОГПУ с 1929 г.: на рядовых и начальствующих должностях в ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю и в УНКВД Азово-Черноморского края. С 1936 г. в Центральном аппарате НКВД: начальник отделения СПО ГУГБ (1936-37), пом. начальника Особого отдела (ОО) ГУГБ. В феврале-апреле 1938 г. – и. о. начальника ОО НКВД Украины. С апреля 1938 г. зам. начальника 3 отдела (контрразведка) 1 Управления НКВД СССР, затем зам. начальника УНКВД по Горьковской области. Майор ГБ. После назначения Ежова наркомом водного транспорта переведен к нему в наркомат – начальником Верхне-Волжского речного пароходства. В августе 1938 г. арестован.
132
Булах Петр Федорович (1898-1940). В органах ЧК с 1921 г. Служил на рядовых и начальствующих должностях в полпредстве по Северо-Кавказскому краю, в военной контрразведке. В 1932 г. – начальник особого отдела, в 1936 г. – отдела контрразведки УГБ УНКВД по Северо-Кавказскому краю. С 1937 г. – начальник УНКВД Орджоникидзевского края. Майор ГБ. В 1938 г. арестован, расстрелян.
133
Берман Борис Давыдович (1901-1939). В органах безопасности с 1921 г.: сотрудник Иркутского губотдела ГПУ (1921-23), сотрудник ЭКУ ОГПУ СССР (1923-28), начальник КРО ПП ОГПУ по Средней Азии (1928-31), пом. начальника, позже зам. начальника ИНО ОГПУ-НКВД (1934-36). В 1936-37 гг. начальник Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД, затем до 1938 г. возглавлял НКВД Белоруссии. Комиссар госбезопасности 3 ранга. Репрессирован