Госэкзамен

Обиды, действительные и мнимые, ржавчиной обгладывали душу механика. Он уже забыл, как после победы ему предлагали карьерный рост, помощь в становлении производства и многое другое. Давай, Рыгоравич! Поможем!

Отказался… по какой уж причине — не важно. Решил, что не вытянет и не стоит прыгать выше головы? Испугался резкого взлёта? Пожалуй.

А потом разъело душу, и как-то так повернулось в его голове, что уже не он сам отказался, а его оттолкнули былые товарищи! А предложения помочь… да право, были ли они!? Это ведь всё так… формально было, неискренне. Без должного уважения!

Аляксандр Рыгоравич искренне считал, что прав именно он, и что это только его решение…

… а Джордж Бергманн, он же Сидней Рейли, он же Зигмунд Маркович Розенблюм, уроженец Одессы, считал иначе…

— Без меня, значит? — прошептал Рыгоравич, не вставая с поддона, — А вот это мы ещё посмотрим!

В голове его закрутились шестерёнки мыслей, отсеивая одну идею за другой и…

— Вот оно, — пробормотал он, улыбаясь так, что позавидовал бы голодный крокодил, — Зазнался Егор Кузьмич, зажрался! Неинтересно ему боле с простым людом ручкаться, в этих… сферах витает! Высших. Ну-ну…

Пройдясь мысленно по поводу зажравшихся начальничков, которые ещё недавно из общей миски холопские щи сёрбали, а сейчас знаться не хотят с былыми товарищами и вообще…

— Рыгоравич, — вытирая замасленные руки чистой тряпицей, окликнул его подошедший коллега — нестарый ещё, но какой-то неказистый, корявый мужичок с вечно взлохмаченной рыжеватой бородёнкой, — ты чавось разлёгси то?

— А? — нервно вздрогнул Аляксандр Рыгоравич и рассмеялся принуждённо, — Задумался, Иваныч, чево тебе?

— Дык ето… — Иваныч не сразу собрался с мыслями, он из тех работяг, что думают руками, а головы им так, для общей комплектности и чтоб шапку носить! А… ну да, ещё есть в неё!

Люди такого рода часто косноязычны и кажутся едва ли не умственно отсталыми. Но стоит им взяться за работу, как становится понятно, что впечатление это обманчиво, а работяга каким-то нутряным чутьём понимает, что и как нужно сделать, нередко давая сто очков форы специалистам с университетскими дипломами.

Используя преимущественно предлоги, мат и неопределённый артикль "бля[iv]" для связки оных, работяга тыкает корявым пальцем (неизменный атрибут людей, "думающих" руками) в проблему, тут же предлагая решение и претворяя его в жизнь. А вот объяснить, как это у него получается, он в принципе не сумеет! Чертёж читать, это запросто… а в буковках путается!

— Так ето… — повторил работяга, собираясь с мыслями и убирая тряпицу в карман комбинезона, — помочь нужна! Подержать, тово-етово… ну и покумекать вместях, коль время есть.

— Найдём, Иваныч! — дружелюбно отозвался Аляксандр Рыгоравич, вздёргивая себя на ноги и пинком закатывая поддон под грузовик, чтоб не мешался в проходе, — Кому иному, а тебе-то… пошли!

— Заковыка, понимаешь, тово-етово, — идя по широкому проходу меж полуразобранных механизмов и работающих людей, бубнил польщённый Иваныч, искренне считая что не вываливает на человека плохо связанный набор слов, а весьма толково вводит коллегу и приятеля в курс дела, — Инженера́, значица, подсуропили, ети их… Кхе! Задачку мне, стал быть, подкинули, сукины дети, а я вот тута…

— Ничево, Иваныч, — отозвался Рыгоравич, подделывая язык под заскорузлые уши коллеги, — я не из тех, которые зажралися. Я как был простяга, таким и остался, не то што ети, из начальства которые!

Проблема Иваныча оказалась из тех, когда одна голова хорошо, а у семи нянек — дитя без глазу.

— Етическая сила! — получасом позже понял наконец суть проблемы Аляксандр Рыгоравич, — Они ж, инженера́ яйцеголовые, каждый свою часть работы сделали, а как оно вместе будет смотреться, на этом их соображалка и всё! Вот же ж дурни!

— Так ето… — Иваныч замялся, собираясь с мыслями, пока Аляксандр Рыгоравич ещё раз проглядывал чертежи и убеждался, что с технологичностью двигателя дела — полный швах! Идей и идеек на чертеже полнёшенько, но все они хороши сугубо по отдельности, а вместе — химера механическая! Сделай такую, и все лошадиный силы на пердячий пар изойдут, безо всякого толку.

— Да давай… — механик подхватил чертежи в одну руку, уцепив приятеля другой, — пойдём ругаться, Иваныч! Пойдём, пойдём! Куда ж я без тебя?

Обсуждая головожопость молодых инженеров и проблемы у работяг, возникающие от чужой, стал быть, глупости, они подошли по усаженной платанами аллее к двухэтажному зданию конструкторского бюро. Охранник на входе, крепкий однорукий мужчина с револьвером на поясе и глазами матёрого убивца, пропустил их без вопросов, ухмыляясь в прокуренные усы. Какие, к чёртовой бабушке, пропуска? Свои ведь!

В КБ Аляксандр Рыгоравич, пользуясь авторитетом грамотного механика и старожила, влетел в помещение и устроил инженерам разнос, тыкая их носом в чертежи.

— А вот здеся… ась? — прищуривался он, не отпуская взглядом вчерашнего студента, пытающегося сохранить остатки самоуважения, — Хитро придумано, но как подлезть?

— У меня, может, дипломов университетских и нет, — выговаривал он, — но на плечах не тыква насажена, а голова, и думать ей умею! Вы, когда придумки свои придумывали, хоть раз взял за труд покумекать, а как оно не на бумаге-то будет? Ась?!

Инженера переглядывались друг с дружкой, хмыкали, открывали было рты… Затем вглядывались повнимательней в чертёжи — туда, куда тыкал грязный палец Аляксандра Рыгоравича, да и закрывали обратно, алея ушами. Чего уж там! За дело…

— Иваныч уж на што мастер… — следовал кивок на косноязычного слесаря, — а и то озадачился! С ево руками золотыми, и то исхитриться не сумел! А вы ето в производство хотите? Шалишь!

— Кто тут… — на шум появился воинственно настроенный Кошчельный, — а-а, Аляксандр Рыгоравич! А я-то думал, опять комиссия от Фольксраада без предупреждения пожаловала! Что тут такое…