Госэкзамен

— Придумаешь што-нибудь, — пожал плечами брат, с сёрбаньем (так вкусней!) отхлёбывая ледяной чай.

— Твоя вера в мои способности воодушевляет, — отзываюсь как можно более ёрнически, но получается скорее упаднически.

— Совсем хреново? — Санька чуть приподнял бровь.

— Ну… помнишь, мы с тобой проблемы пикирования разбирали? Вот тоже самое, только с финансовой точки зрения. Крутое пике!

Для наглядности я даже рукой показал степень его крутости, но Санька не слишком-то впечатлился.

— Придумаешь, — повторил он равнодушно, сызнова сёрбая чаем и почёсывая москитный укус на щиколотке, — на худой конец, изобретёшь чево-ничево, как всегда.

— Да пока ничево, — отозвался я досадой, ероша волосы. Постричься б покороче, но Фире нравится…

— А урезать расходы? — снова приподнял он бровь, выглядывая из-за чашки и продолжая почесушки.

— Куда?! — возмутился я, — Личных расходов у меня по минимуму — считай, только содержание дома, а это по большому счёту — копейки! Ну, рублей сто сэкономлю, если совсем ужаться, вот до притыка нищенского! Машинерия моя, сам знаешь, не для представительства, а для скорости и экономии времени, и так во всём.

— В Париже ещё… — вспомнилось мне, — не забыл ещё мою дурную квазиэкономию? То-то, брат! Учён!

— А на что тогда деньги уходят? — поинтересовался он незамутнённым тоном деревенского дурачка, и даже физиономию состроил соответствующую.

— Са-ань… — я возмутился до глубины души, — ты вообще слушаешь, когда я тебе о финансах говорю? Опять всё из головы повыбрасывал, за ненадобностью?

— Я? О финансах? Хе-хе…

— Всё с тобой ясно! — отмахнулся я от этого юродивого, но тут же повернулся, подозрительно уставившись глаза в глаза, — Издеваешься, што ли?

— Самую чуточку, — засмеялся брат, показывая эту чуточку пальцами, — Помню, помню… кучу проектов тащишь, капиталист недоделанный!

— Тащим! — педантично поправляю его, — Там и твоих денег предостаточно.

— А… — отмахнувшись рукой, как от чего-то несущественного, Санька продолжил пить чай, раздражая меня сёрбаньем и финансовой простодырностью. Вот вечно так с ним! Деньги есть на поесть, и ладно! На поспать мягко, поесть сладко и одеться нормально? Шикуем!

— Нечего урезать, — снова повторяю я, кусая губу, — Университет? Только-только студенты и главное — профессура начала появляться! Ну… массово.

— А программы? — поинтересовался брат, баюкая чашку в мозолистых ладонях, — Чуточку ассигнования университетские урезать? Совсем никак?

— Не-а… и без того наполовину на энтузиазме да на будущих преференциях трудятся! Да и что урезать? Экспедиции биологов с геологами и почвоведами?

— Хотя бы, — пожал плечами Санька.

— Не-а… — снова повторяю я, — они прибыль уже сейчас дают, понимаешь? Там… в общем, сложная система. Крестьяне охотней в землю свои кровные вкладывают, иностранное кредитование и прочее. Нельзя, никак нельзя!

— Остальное… — вздыхаю, — веришь ли, даже филология с историей, мать их гуманитарную ети, пользу приносят! Да не опосредованную когда-нибудь потом, а прямо сейчас! Не напрямую, ясен-красен, но приносят.

— Да и… — дёрнув плечом, усмехаюсь кривовато, — не вдруг урежешь-то, даже если пользы вот прям сейчас и нет! Знаешь, какая психологическая атака мощная вышла, с социальными проектами? Люди сюда ехали, привлечённые конкретными программами, а сейчас… знал бы ты, как пристально за этими программами следят! Это фундамент, на который всё здание государственности опирается.

— Чуточку, — теперь уже я показываю пальцами, — урезать, и всё… волна может пойти. Принцип домино.

— Из производства тоже изымать ничего нельзя, — предупреждаю вопрос, — Если изыму сегодня, то завтра или через месяц недополучу прибыль, которую не смогу пустить на те же социальные проекты. Долгострой у меня и так заморожен, а всё, что в ближайшие месяцы прибыль обещает, трогать нельзя!

— А на государство часть хлопот скинуть? — поинтересовался напряжённо брат, наклоняясь вперёд, — Никак?

— Што можно — скинул, — усмехаюсь криво, — а можно немногое. Всё ж на живую нитку сшито — в одном месте потянешь, весь костюмчик и расползётся. Всё ж надо! Промышленность, сельское хозяйство, медицина, оборона, школы… А переселенцам? Дай, дай, дай… и слава Богу, што едут пока, што не перекрыли путь-дорогу! Неоткуда выдернуть от государства, ни копеечки единой.

— Хм… — допив чай и с хрустом разжевав пару ледышек, Санька соскочил с перил, — давай вместе попробуем покумекать.

— Хм… — это уже я, преисполненный вполне понятного сомнения, — ладно, давай попробуем!

Закопаться в бумаги, копаясь в циферках, Санька мне не дал. Вместо этого он козликом проскакал по верхам, фонтанируя помётом завиральных идей, нимало не смущаясь моему фырканью и отказам.

— … стоп! — напряжённо перебил я брата, — Ещё раз!

— Именные стипендии, — повторил он терпеливо.

— Именные, именные… — забормотал я как припадочный, щёлкая пальцами, — вот оно!

— Никак набрёл на што полезное? — удивился брат.

Набрёл, набрёл! — киваю ему и пока не забыл — записываю, — Предложим промышленникам и купечеству меценатами побыть.

— Не ново вроде? — осторожно осведомился Чиж.

— Меценатство не ново, — соглашаюсь с ним, — но если предложить не просто в газетах печатать, а… да хоть Аллею Славы! Аллеи. Дескать, такой-то имеряк на свои деньги выучил… и табличка бронзовая на этой аллее — кого именно он выучил. Сколько народу выучил — столько табличек, память — на века!

— О как, — впечатлился брат, — Да, толково! Много хоть сэкономишь?

— Ну… — задумываюсь ненадолго, — мелочь по большому счёту — тысяч пятьдесят если за год, уже хорошо.

— Мелочь… — ностальгически усмехнулся брат.

— Ох, Сань… — я с силой потёр лицо, — знал бы ты, какие суммы нам нужны…

— Ну если пятьдесят тысяч мелочь, — осторожно начал он, — то…

— Миллионы, Сань, миллионы… — подтвердил я невысказанное, — и боюсь — придётся мне заняться дополнительной эмиссией акций[iv] или чем-то ещё в том же духе.