Страница 5 из 96
Я-то вообразила, что здесь такая глухомань, что люди по старинке пользуются свечами и газом. Но нет; электростанция в городе имеется.
Но вот странная деталь: большинство окон закрывают ажурные, но крепкие решетки, как будто жители опасаются грабителей. И на решетках, на окнах, над дверьми висят подковы или пучки сухих трав, украшенные серебряными бусинами, пуговицами, лентами…
Что это такое? Похоже на обереги от нечистой силы. Я видела такие в столичном музее антропологии, и наша старая привратница в доме дяди иногда вешала похожую штуку у себя в каморке.
Кажется, жители и правда здесь суеверны без меры.
А вот и сами жители. Горожане с любопытством выглядывали из окон, привлеченные шумом. Экипаж господина Степпеля грохотал, как горный обвал, и директор с удовольствием жал на крикливый рожок, когда на дороге появлялся кот, собака или человек.
При этом директор успевал раскланиваться со знакомыми.
— Добрый вечер, господин Степпель! — весело махнул ему усатый лавочник, подпиравший плечом косяк двери под вывеской с надписью «Бакалея». Рядом с вывеской болтался веник-оберег размером с лопату.
Мы проехали аптеку и магазин под названием «Готовое платье и галантерея госпожи Ракочи». В витрине стоял разодетый манекен. На нем было напялено так много одежды, что он напомнил мне мою попутчицу. Видимо, это была последняя провинциальная мода.
— Смотрите! — сказал господин Степпель, замедляя ход экипажа, и ткнул рукой сначала направо, потом вверх.
Я послушно повернулась и увидела очень странный дом. Узкий, двухэтажный, увешанный мотками проволоки, медными коробками, барометрами, термометрами и разными другими непонятными приборами — многие гудели и искрили. Повинуясь движению руки господина Степпеля, я задрала голову и ахнула: над крышей, ощетинившейся флюгерами, тянулся в небо толстый канат, почти до самых серых облаков, а на конце каната колыхался на ветру, как поплавок на реке, круглый аэростат.
— Это дом местного изобретателя, господина Анвила, — объяснил директор и добавил с усмешкой: — Светлая голова. Любитель метеорологии, исследует воздушные потоки и обожает грозы. Вон там, за его домом — ваш коттедж. В нем раньше жила ваша предшественница. Она проработала здесь лишь полгода и вернулась в столицу. Ей у нас не понравилось... Мы попросили школьного уборщика помыть и подготовить коттедж для вас. Он приводит его в порядок в эту самую минуту, поэтому пока я везу вас в школу... придется подождать. Но вы заселитесь сегодня же и, уверен, найдете ваше жилище весьма уютным.
Я вытянула шею, вгляделась и вздохнула от удовольствия.
Это отвели для меня? Я буду жить в этом прелестном домике?
Я не успела хорошенько рассмотреть его, но увидела, что коттедж выкрашен приятной голубой краской, окна в нем чистые, с кружевными занавесками, а под окнами — цветник!
Как же приятно узнать, что в этом городе ценят учителей настолько, что дают им такие прекрасные дома! Лучшего невозможно пожелать.
Экипаж свернул на узкую улочку и остановился у последнего здания на улице.
— А вот и наша школа, — сообщил господин Степпель, заглушая мотор. — В городе живет не больше пяти тысяч жителей, учеников у нас немного. Всего три класса, в них учатся дети разного возраста. Младший класс, средний и старший. Вы будете преподавать в младшем классе, детям от восьми до десяти лет. У вас, как понимаю, опыта пока немного?
— Немного, — призналась я, подавая господину директору руку и спрыгивая на землю.
Он повел меня к школе, придерживая под локоть, что было кстати: после тряски в экипаже мне казалось, что земля ходит ходуном под ногами.
Здание школы было добротным, сложенным из красного кирпича, под ярко-зеленой жестяной крышей. На крыше со скрипом вертелся флюгер-петушок.
— Ветер меняется, — озабоченно заметил господин Степпель. — Завтра будет непогода. Того гляди, придут грозы.
— Грозы осенью? — удивилась я. — Редкое явление. У нас в столице они бывают весной и летом.
— В наших краях странный климат, и грозы случаются аж до поспевания рябины, до первого снега. Видите ли, тут у нас сыро, воздух холодный в низине. А дальше, на побережье, полно скал. От них поднимается теплый воздух. Теплые и холодные потоки сталкиваются, и тогда... господин Анвил объяснит это лучше, он отлично разбирается в метеорологии и пишет доклады в столичные научные общества о погодных аномалиях.
— Очень интересно! — воскликнула я.
— Да, аномалий у нас тут немало, — загадочно пробормотал господин директор. — И не только погодных.
Мы шли по школьному двору. Здесь имелась площадка для игры в мяч, качели и столб с привязанными к верхушке канатами. А на самой окраине двора стоял старый каштан — приземистый, узловатый и мертвый. Вокруг каштана росла густая трава, не истоптанная детьми. На его ветках не было ни одного листка, а верхняя часть ствола заканчивалась обгорелым обрубком. Но и на самом стволе, и на ветках висели сухие пучки трав, обереги и камешки с просверленным посередине дырочками... Кроме того, черная кора была утыкана блестящими точками, как будто кто-то вбил в нее дюжины гвоздей.
Нижняя часть дерева была усеяна наростами серо-голубого цвета. Но я знала, что наросты в темноте будут испускать мертвенный флюоресцентный свет… boletus magicus, «волшебный» гриб-паразит, который пользуется среди Одаренных одновременно доброй и дурной репутацией...
Из этих грибов изготавливали особый препарат, который мог временно усилить способности Одаренных к манипулированию эфирными потоками. Но злоупотреблять препаратом не стоило; он вызывал привычку и, в итоге, приводил к деградации личности. Почти как опиум или гашиш.
Впрочем, вряд ли в Крипвуде есть спрос на это сомнительное средство. О нем наверняка тут даже не слышали.
Мертвый каштан, увешанный странными украшениями, интересовал меня куда больше. Никогда не видела ничего подобного.
— Что это за дерево? Какой-то школьный проект?
— Это? — директор быстро посмотрел на мертвый каштан и тут же отвел взгляд. — Наше городское пугало. Говорят, того, кто пройдет под его ветками, ждет несчастье.
— И вы в это верите? — Я была изумлена. Господин директор школы производил впечатление умного человека. И на тебе: и он находится под властью странных примет!
Директор пробормотал что-то неразборчивое. Он подвел меня к высокому крыльцу. Его ступени были истерты ногами школьников. А когда мы поднялись, дверь неожиданно распахнулась, зазвенели подвешенные над проходом колокольчики.
— Добро пожаловать! — чопорно сказала невысокая худощавая дама, которая и открыла для нас дверь.
Она осмотрела меня, поджав губы.
— Госпожа Эмма Лотар, — сообщил директор. — Моя помощница и ваша будущая наставница. Она ведет уроки математики, географии и словесности. А это госпожа Верден.
Мы пожали друг другу руки. Видимо, в молодости госпожа Лотар была красива; она до сих пор сохранила фарфоровой белизны кожу и глубокую синеву глаз. Но теперь на ее высоком лбу была сеть морщинок, а губы стали тонкими, и она поджимала их так, что я сразу угадала в директорской помощнице брюзгу. На ней было черное платье с белым воротничком и хрустальная брошь у шеи.
На меня госпожа Лотар смотрела с глубоким неодобрением.
— Мы вас заждались, — сообщила она обвиняющим тоном. — Учителям и членам попечительского совета не терпится поглядеть на вас. Мы хотели встретить вас на станции, но господин Степпель решил, что лучше накрыть для вас стол в учительской. У нас как раз закончилось заседание совета, поэтому мы решили не расходиться, а подождать вашего прибытия.
— Накрыть стол? — эхом отозвалась я. И услышала гул голосов, который шел из-за последней двери в темном и длинном коридоре. В учительской было не менее двух дюжин человек.
Неужели они действительно собрались приветствовать меня? Кажется, ожидаются настоящие смотрины!
Ситуация была неприятная и нелепая. После дороги вид у меня был весьма потрепанный, и я валилась с ног от усталости.