Страница 9 из 42
— Простите, Пётр Александрович, я не расслышала, Вы спрашивали что-то? — Для пущей убедительности похлопала ресницами, чтобы создать уж совсем растерянный вид.
— Мы с Марией Алексеевной обсуждали небольшой приём, который пройдёт у нас во вторник. Надеюсь, Вы осчастливите нас своим присутствием и не спрячетесь в своих покоях, как улитка в раковине? — Мне досталась мягкая, полная симпатии улыбка красивого генерала. Ну как тут не растаять?
— Я, право, не знаю… — Краем глаза заметила, с какой надеждой на меня посмотрела генеральша. Ага, думает, что я откажусь? Фигушки.
— Вера Павловна, не заставляйте меня Вас уговаривать! — Шутливо пригрозил мне пальцем генерал.
— У меня ни одного подходящего наряда. — Сделала я вид, что всё ещё сомневаюсь.
— О, если проблема исключительно в этом, то я уверен, что Мария Алексеевна что-нибудь придумает, верно, душа моя? — Мне кажется, я даже слышала, как у «души» скрипнули зубы, когда она согласно кивала мужу.
Однако минул день, второй, а от генеральши не было никакого ответа на просьбу супруга. Я долго сомневалась, стоит ли напоминать хозяйке дворца о своей ничтожной персоне, но в итоге решилась, ведь назначенный день приёма был всё ближе.
Я застала Марию Алексеевну в детской. Небольшая, по сравнению с другими залами дворца, комната предназначалась для младших детей четы — погодок Сони, Саши и Егора. Насколько я поняла, наведывалась их мать раз в несколько дней, проверить, всё ли в порядке с детьми и отсидеть свои положенные пару часов. Потом у генеральши резко начинала болеть голова, и она до конца следующего дня пряталась у себя в спальне.
— Мария Алексеевна? — Женщина вскинула на меня взгляд уже порядочно уставший. Это я вовремя, а то бы не поймала её ещё сутки. — Нижайшее прошу прощения, но я хотела спросить…
— Идите-идите! — Не дав мне даже договорить, мать пятерых детей замахала на меня рукой. У неё на колене сидел, по всей видимости, самый младший из Толстых, поигрывая чем-то вроде погремушки. — Не сейчас, Вера Павловна!
Я с поклоном ретировалась. Не сейчас, не сегодня и, очевидно, не завтра. Кажется, план Марии Алексеевны был заставить строптивую приживалку сидеть в своих покоях, как выразился Пётр Александрович, словно улитка в домике. Ну так просто врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!
Дуняше, что была приставлена ко мне ещё в первый день нахождения у Толстых, я выдала коротенькую записку на французском. Честно признаться, хотела написать сначала на русском, но поняла, что едва ли воспроизведу дореволюционный русский язык на бумаге. Читать могу, а вот писать как-то не доводилось. Благо, во французском и путаться не надо было. К записке прилагался полцелкового — моя гарантия, что моё коротенькое письмо дойдёт до адресата. Конечно, от осведомлённости Марии Алексеевны меня это не спасёт. Вся дворня тут была беспрекословно верна хозяйке. Даже с таким склочным характером. Но это было не так уж и страшно, всё равно, рано или поздно, Толстая окажется в курсе моих похождений.
Не прошло и получаса, как на пороге появился Фёдор Алексеевич. Поручик выглядел на удивление бодро, отдал мне честь.
— Вера Павловна, поручик Толстой по Вашему зову прибыл! — Глаза его знакомо заискрились. — Вы писали, что дело не терпит отлагательства. Может быть, стоит вызвать весь полк?
— Нет-нет, достаточно лишь самого доблестного из гвардейцев. — Рассмеялась я, видя, как приосанивается Фёдор Алексеевич, поправляет сбившийся на лоб локон. — Мне необходима Ваша незаменимая компания, чтобы отправиться за новым платьем.
В моей небольшой сумочке лежало несколько золотых монет, выданных на непредвиденный случай ещё перед путешествием сюда. Дежурные деньги, за которые мне стоило отчитаться по прибытии в институт. Но сейчас было уже не до бюрократии и отчётности. Гардероб на них я обновить, конечно, не смогу, но на два-три в меру скромных для провинциальной барышни платья должно хватить.
По легенде, которую я поведала Петру Александровичу, у меня были деньги, украденные у тётки. Значит, и у него вопросов о моём состоянии возникнуть не должно. Разве только замучить совесть, узнай он о том, что мне пришлось заниматься всем этим без помощи его драгоценной жёнушки.
Поручик, конечно, пришёл в ужас, когда узнал, что я коварно хочу использовать в качестве сопровождающего по женским магазинам. Но когда я заверила его в том, что, кроме него, мне обратиться просто не к кому и он последняя моя надежда, то сердце его смягчилось. Хотя мне думается, что сделано это было лишь из желания поручика немного пококетничать.
Однако Толстой был осведомлений, чем хотел показаться. Он назвал точный адрес, когда мы сели в экипаж, на ходу пояснее мне:
— Едем в ателье, там закажите платьев, а оттуда в Гостиный двор, за туфельками, перчатками и вашими любимыми женскими мелочами. — Глаза его хитро блеснули. Надо думать, что с выбором я попала точно в цель. Навряд ли тот же Иванов был ходок по таким заведениям. Весь внешний вид же поручика, от уложенной причёски до щегловато начищенных до блеска сапог, намекал на то, что тот и сам имеет представление о парижской моде, так и наверняка покупает подарки для противоположного пола.
— Егор Максимович, друг мой! — Ворвался в ателье громогласный Толстой.
Нас встретил радушный управляющий невысокого роста, но одетый с иголочки. Баки и лёгкий, творческий беспорядок из оставшихся на голове волос, прикрывавших лысину, делали его вид слегка комичным, особенно на фоне высокого, молодого и пышущего силой гвардейца. Чем-то управляющий мне напоминал Наполеона с поздних портретов, что не могло не вызвать улыбки.
— А, Фёдор Алексеич. — Ответная улыбка у управляющего вышла немного дёрганой. — Рад видеть, рад видеть. Какими судьбами на этот раз? — Взгляд водянистых глаз наткнулся на меня.
— Знакомьтесь, это моя кузина, Вера Павловна. — Я была выдвинута в центр комнаты прямо на середину пушистого ковра. — Вот, гостит в Петербурге. Изволила захотеть столичных обнов. Угодите? Знаю, лучше ваших мастериц во всей России не сыскать.
— Отчего не угодить. — Улыбка Егора Максимовича стала как-то мягче. — Вы присаживайтесь, сейчас велю подать чаю. — Управляющий указал нам мягкий диванчик со столиком, а сам подхватил из-за конторки стопку какой-то бумаги. — Расскажите пока, Вера Павловна, чего изволите.
Макулатура в руках управляющего оказалась листками из журналов мод, цветных, те что подороже. Почти все французские и несколько английских. Демонстрируя мне картинки, Егор Максимович рассказывал, что шьют они тут исключительно по зарубежным образцам, а не ту безвкусицу в цветочек, что пошивают Авдотьи во всяких губернских сёлах. Я чуть не прыснула, припоминая жуткое платье генеральши. Краем глаза заметила улыбающегося Толстого, кажется, тот тоже вспомнил дневной туалет генеральши. Но дальше всё моё внимание было посвящено картинкам. А посмотреть было на что.
Мода самого начала века пришла из Парижа и была навеяна страстью к давно забытой Античности. «Ампир», — так назывался стиль, — вынуждал облачаться дам в лёгкие наряды, преимущественно белого цвета, в которых барышни походили на изображения с античных ваз и барельефов. Крой платья был призван подчеркнуть естественные формы: оно подхватывалось под грудью и струилось вниз складками лёгкой ткани. Если речь шла о бальном или вечернем платье, то рукава там были короткие, объёмные, а декольте глубоким. Настолько глубоким, что у некоторых модниц можно было разглядеть ореолы сосков. Вот такая ирония века — женская грудь вызывала у мужчин меньше трепета, чем затянутая в чулок, нечаянно мелькнувшая под платьем лодыжка. Если это был дневной наряд, то он шился из более плотной ткани, вырез был поскромнее, но чаще всего его просто прикрывали достаточно высокой нижней рубашкой, которая называлась «шмиз».
Рюши, шлейф, тончайшая вышивка, лёгкие кружева, летящая ткань. За такое с виду простенькое платье можно было заплатить целое состояние. И у меня был соблазн выложить все мои запасы за одно такое платье, чтобы Мария Алексеевна и все её подружки языки проглотили. Но победила практичность. В итоге мною было заказано одно простое, но изящное вечернее платье, в которое я всё же привнесла небольшое новшество. Оно войдёт в моду в Париже лет эдак через пять, но мне это было больше по душе. Одно более скромное бальное платье с коротким рукавом, и одно дневное, плотное, с длинным. Сейчас июль, неизвестно сколько мне ещё предстоит здесь находиться, а погода в Северной столице непредсказуемая. Конечно, если я задержусь до холодов, то нужно будет придумывать что-то ещё… Но думать пока об этом не хотелось. Также Егор Максимович записал за мной три сменные нижние рубашки, без лишних изысков.