Страница 41 из 63
Оставалось только наклеить рисунки на вырезанную пергаментную бумагу — с этим мне тоже помог Дэниел с каким-то заклинанием вечного приклеивания, и подписать внизу — от кого. Получилось, что я поздравил всех, кто оставался в Хогвартсе на каникулах. Боши Какуса, кстати, куда-то уехал.
Так что проснулся я, предвкушая и с удовольствием, вспомнив поговорку о том, что прятать надо на самом видном месте.
Возле тумбочки действительно была целая горка подарков.
Сверху лежал пухлый коричневый свёрток, подписанный «от Хагрида для Гарри». Внутри я обнаружил длинный бордовый шарф с косой жёлтой полоской — гриффиндорский вариант. Отлично! То, что нужно для моего плана! В шарф была завёрнута хитирики, вырезанная из дерева. Пока мы с Джирайей путешествовали и искали Саске и Орочимару, я многое узнал о музыкальных инструментах, так как Орочимару создал Деревню Звука и использовал звук и различные музыкальные инструменты для создания иллюзий гендзюцу. Хотя хитирики короткая флейта, но её звук должен быть довольно громким. Так и есть.
Если учесть его оговорку насчёт «обязательного» подарка… как-то эта флейта должна мне в чём-то помочь. Впрочем, загадка тут не на миллион рьё. Пушок — это явная собака или кто-то вроде собаки. Хитирики нужно использовать как собачий свисток. Если судить по количеству того, сколько жрёт Пушок, он должен быть не меньше, чем Акамару — ниндзя-пёс Кибы. Когда они объединяются вместе, то превращаются в двухголовую пятиметровую псину. В общем-то, шарф я попросил с целью «пахнуть, как Хагрид», чтобы успеть посмотреть на «Пушка». Но для одиннадцатилетнего пацана сделали скидку — вручили все «подсказки».
Немного не понимаю этого, конечно… Нет бы дали миссию и иди выполняй, такой-то ранг, то-то надо сделать, столько-то денег получишь. А тут… Вроде как мы тебя и не заставляем и не просим, но сделать придётся. Поэтому с одной стороны прекрасно понимаю манипуляторов: ты вроде как гири не чувствуешь и в долгу у человека, который сделал, как ты хочешь, не окажешься. Вроде как это был его выбор, какую кашу есть: овсяную или «порридж»**. И из-за этого я терпеть не могу манипуляторов. Потому что они нарушают Кодекс Шиноби, трусы — которые не желают брать на себя ответственность за своих подчинённых и товарищей, ну и халявщики. А каждая работа должна быть оплачена согласно расценкам за миссии, если, конечно, деревня не ведёт военных действий.
От Гермионы — большая коробка шоколадных лягушек. Я такие же отправил Симусу и Дину — в одном магазине закупались, ага. От Дэниела тоже была коробка шоколада, кажется, такую мне на день рождения дарил Драко. От Малфоя, кстати, в подарок мне достался новый набор магических шахмат, какой-то крутой, если судить по футляру, и тоже шоколад. Похоже, что все каникулы буду им объедаться. Невилл подарил упаковку жвачек «Друбблс» и кунай, не трансфигурированный, а самый настоящий. Ох, знал, чем меня порадовать! Блейз отправил мне набор красивых перьев, как будто и не совиных, может, какой-то редкой птицы, видимо, подумал, что хватит мне писать маггловским пером. Ладно, надо будет попробовать. Ещё обнаружился объёмный, но лёгкий свёрток от тёти и дяди, там нашлось четыре здоровенные упаковки настоящей заварной лапши! Такую только в Лондоне продают в одном восточном магазине! Я чуть не прослезился. Сразу набежал полный рот слюны, и я припрятал свой подарок. Скоро ещё «рождественский пир».
Два пакета без подписи я вскрывать не стал. Запомнилось из рассказа Гарри, что вроде бы кому-то из его друзей какой-то проклятый подарок был или письмо… Да и читал про отравления в книгах сенсея. В общем, подозрительные подарки непонятно от кого лучше в одиночку не вскрывать. А то мало ли чего.
Так что я на время запечатал неопознанные свёртки в свой свиток фуиндзюцу. Раньше это такая ерунда была, а сейчас — предмет гордости. Будет повод показать мою наработку сенсею и заодно проверить эти дары на проклятья и всякие отравы.
* * *
Рождественский пир был за двумя столами: ученическим и «для взрослых», за которым в честь праздника сидели и Хагрид, и мистер Филч. Было много всего вкусного, и я, пока все отвлеклись на хлопушки, успел кое-что из еды запечатать в другой свиток, который нарисовал и активировал в воскресенье, пользуясь тем, что остался в комнате один. Всё же у Дурслей я рискнул только с одним свитком попробовать. Дело в том, что печать должна была успеть высохнуть, бумагу надо на полную развернуть, а это требует места и повышает вероятность попасться за своими «кровавыми ритуалами». К тому же один свиток в вещах, которые, я не сомневаюсь, что досматривали по приезде в школу, это ещё одно, а несколько — было бы уже подозрительно. Но в воскресенье и понедельник я поработал очень плодотворно. «Расписался» на «Рождественских открытках», а потом и фуиндзюцу хорошо пошло, легко. В моём распоряжении было пять свитков, включая тот первый. Пергаментная бумага в рулонах, которой все пользуются для домашних заданий, очень удобной ширины — если разрезать её вдоль, то практически получался стандартный малый свиток, шириной пятнадцать сантиметров и длиной в полтора метра с рабочей поверхностью запечатывания в семьдесят сантиметров и объёмом около пяти литров. Объём, кстати, даже прибавился на двадцать процентов, по сравнению с фуиндзюцу моего мира. Видимо, дело в магии крови, как более чакроёмкой. Взрывная печать при большой концентрации крови тоже была что надо. Я выяснил кучу различных нюансов, когда проводил опыты, но в Хогвартс ни одну заготовку не взял — слишком явно, к тому же их всегда можно было нарисовать заново, что я тоже сделал на случай, если сенсей примет моё предложение насчёт поединка. Но его хмурый взгляд, который он иногда на меня кидал во время пира, подсказывал, что вместо поединка я могу просто получить выговор, или мне банально надерут уши.
— Ох, кстати, Гарри, — внезапно спохватилась МакГонагалл, сидящая рядом с Хагридом, который постоянно подливал ей винца, не забывая и сам принимать на грудь. — Спасибо за твой рисунок, он очень необычный!
— В самом деле, Гарри, — покивал Флитвик, — я тоже был немного удивлён, но было в твоём вороне что-то такое философское. Ты где-то учился так рисовать?
Снейп-сенсей насторожился и вроде чуть успокоился, видимо, понял, что я всем сделал такие подарки.
— Мы с классом ходили на экскурсию в музей искусства, и там были такие картинки, — выдал «заготовку» я. — Мне понравилось. Я несколько лет так рисую, совершенствуя эту технику.
— Как любопытно. Ты молодец, Гарри, — Хигэканэ пристально посмотрел на меня из-под очков-половинок. У него, кстати, был ещё более нелепый головной убор, чем обычно. Цветы среди зимы! Какая безвкусица и никакого соблюдения сезонности!
— Да, Гарри — молодец, у меня такой шикарный филин нарисован, ну прямо как живой! — подхватил покрасневший от выпивки Хагрид, который сегодня воспользовался нашим общим подарком и щеголял расчёсанными волосами и заплетенной красивыми косами бородой. Я не знал, но, оказывается, существуют специальные магические расчёски-артефакты, вроде «сам себе парикмахер». Похоже, что расчёска очень даже работала: выглядеть Хагрид стал намного приличней, это все заметили.
— Я тоже получил творчество мистера Поттера, — процедил Снейп-сенсей, — но мне остался непонятным этот порыв.
Это что, мне намекают, что «битвы века» не состоится, или данный выпад для Хигэканэ, который довольно улыбнулся?
— Ну, Северус, не будь так строг к мальчику. Гарри от чистого сердца.
Снейп-сенсей прищурился и хмыкнул. Рождественский пир продолжился.
Как будто я так просто отстану!
Примечание:
* Суми-э — представляет собой соединение двух японских слов, которые в переводе означают «тушь» (суми) и «живопись» (э). То есть суми-э — это тип монохромной живописи, похожей на акварель. Отличие живописи суми-э в том, что в ней присутствуют только чёрный цвет, а также широкая гамма серых цветов туши, растворённой в воде. Всё это кажется лишь делом техники, однако очень важен при этом философский смысл. Другими словами, суми-э стремится передать синтез природы, при котором необходимо создать целостный единый образ, отбросив всё ненужное и представив только жизнь и суть вещей, при этом живопись суми-э весьма символична. Сосна и бамбук с древних времен входили в благопожелательную систему, символизируя долголетие, стойкость, силу духа. Вместе со сливой, которая расцветает в конце зимы и считается символом чистоты, юной красоты, эти растения в традиционной культуре Востока получили название «три друга холодной зимы». В японской зимней поэзии излюбленной темой всегда было обыгрывание белизны снега и сливовых цветов.