Страница 5 из 7
— Джон, — вяло запротестовала она, оказавшись на коленях перед этим мужчиной, перед этим незнакомцем. Этим чудовищем. Она все еще могла закричать, прося помощи, напомнила она себе. Но что-то сильнее страха охватило ее, похоть и отчаяние заставило выгнуть спину, словно кошка в течку.
— Джон, — снова сказала она, когда он забрался на постель с ней. Она резко вздохнула, когда его руки сжали ее задницу, не готовая к вторжению — не его члена, но языка, между ее бедер и прямо в лоно, скользкое и мокрое от капающего сока. Она застонала, когда она начала лизать ее, выпивая, его язык пульсировал внутри.
Ее лоно сократилось, жадно сжимаясь, и она всхлипнула. Этого было недостаточно.
— Джон, — сказала она, теперь умоляя, не зная, чего от него хотела. Чего угодно. Всего.
Возьми меня, возьми меня, сделай своей, хотелось закричать ей, но она прикусила язык.
Он словно прочитал ее мысль, его рот пропал между ее ног. Она вскрикнула, когда он вжался головкой члена в ее лоно, с такой силой толкнувшись внутрь, что ее локти не выдержали и подкосились. Его член не был холодным, ледяным, как в ее снах, он был горячим, и он был настоящим, очень настоящим.
Она опустилась на предплечья, и ее живот мазнул по покрывалу. Она рефлекторно потянулась, чтобы закрыть его рукой.
— Пожалуйста… Ребенок… — Она задохнулась, когда он начал трахать ее, входя в нее с стыдной легкость; ей было стыдно, насколько мокрой он ее сделал, ее сок тек по бедрам. Пристыженной и возбужденной.
Он схватил ее бедра, держа на месте, пока он толкался в нее, его бедра шлепали об ее задницу в почти завораживающем ритме. Она был так глубоко внутри нее, она чувствовала, как головка сталкивается с чревом. Сжав зубы, она держалась против его толчков, и он опустил ее бедра, чтобы опустить руки на кровать по обе стороны от нее. Жесткие волосы его живота царапали ее поясницу, когда он согнулся над ней, его жесткое тело накрыло ее.
Странно, но она чувствовала себя защищенной, несмотря на то, что он почти что осквернял ее.
Одна его рука поднялась, чтобы сжать грудь, щипая и дразня чувствительный сосок, прежде чем опуститься на живот туда, где его защищала ее рука. Там он сцепил пальцы с ее. От его прикосновения, ребенок зашевелился, переворачиваясь и пиная их соединенные руки.
— Не волнуйся, — прохрипел он ей в ухо, тяжело дыша. Его голос был напряженным, и она была в странном восторге от знания, что она тоже уничтожала его. — Я никогда не наврежу нашему ребенку.
Со стороны, она качалась от его движений, только подталкивая его продолжать. Он рванул бедра вперед, и сладкая вспышка боли пронзала ее с каждым толчком. Влажные, развратные звуки его члена, движущегося в ее лоне, возбуждали.
Резко, он стиснул ее волосы и дернул голову назад. Она вскрикнула, ее нежная шея была открыта.
— Но ты… Я хочу, чтобы ты чувствовала все.
Подавляющее ощущение прошло сквозь нее, удовольствие и боль, переплетенные вместе. Она заныла, когда он стал трахать с большей силой. Ее стоны становились все громче, пока она не начала кричать, ее лоно сокращалось вокруг него, по бедрам потекла жидкость.
Он продолжал двигаться внутри нее, толкаясь куда глубже, чем был другой мужчина, пока наконец не кончил с рыком, проливая внутри нее свое семя.
— Ñuha dāria{?}[Моя королева], — прорычал он ей в шею. Острые края его зубов вонзились в ее кожу, язык лизнул плоть, и она начала бесконтрольно дрожать, все еще трепеща от угасающих волн собственного оргазма. Глубоко внутри ее лона, его член набух от прилива крови.
На один, короткий момент, внутри нее словно билось три сердца.
***
Спазмы начались вскоре после этого, тупая, постоянная боль внизу ее живота, она вертелась и переворачивалась, никак не находя удобную для сна позу, пока наконец не сдалась, встав с постели Джона, и оделась. Она искала свое платье, но нашла лишь лохмотья. Она была слишком встревожена, чтобы разозлиться из-за такой мелочи, как уничтоженное платье.
Джон встал вместе с ней, бросив ее платье в очаг. Угасающее пламя после этого вспыхнуло с новой силой, медленно пожирая ткань. Все еще голый, он взял свою рубашку и через голову надел ее на нее. Она свисала с ее плеча, рукава были слишком длинными, но она обтягивала ее огромный живот. С едва заметной улыбкой, он накрыл руками его изгиб.
— Aderī, — пробормотал своим низким голосом. Ей все еще было странно слышать язык ее предков с его северного языка, так странно и противоречиво.
Скоро. Она упрямо потрясла головой. Это были всего лишь ложные схватки; они бывали у нее прежде. Последний раз был всего два дня назад, и они прекратились, едва стоило ей пройтись.
Ни слова больше не говоря, Дэни покинула его комнаты, медленно шагая по длинному, тихому коридору к комнатам королевы. Она чувствовала себя, словно непослушный ребенок, одевая чужую одежду и тайком пробираясь в собственные комнаты в такой поздний час. К счастью, ее стражи благородно проигнорировали ее растрепанный вид.
Внутри ее комнату, она прижала руку к пояснице, разминая ноющие мышцы. Во время прогулки от его комнат к ее, боль только усилилась. Она позвала своих служанок, Хики и Квани, чтобы они налили ей ванну. Пока ждала, она зажгла все свечи в комнате, надеясь, что успокаивающая атмосфера успокоит ее нервы.
Когда ванна была готова, Хики и Квани раздели ее и, держа за руки, помогли опуститься в ванну. Дэни благодарно опустилась в обжигающую воду, чтобы отмокнуть. Но время шло, а спазмы только усиливались. Вскоре она громко дышала, вдыхала носом и выдыхала сквозь зубы. Когда она обхватила живот под водой, Хики поняла.
— Кхалиси. Ребенок появится сейчас.
Дэни потрясла головой.
— Нет… — Предложение оборвалось вскриком, когда она согнулась вперед, стискивая край ванны, когда ее накрыла сильная схватка. — О, боги, — охнула она, когда большая часть боли схлынула. Смирившись с неизбежным, она кивнула. — Да. Я думаю, время настало.
У нее не было мэйстера, но ее служанки помогали с рождением бесчисленного количества детей в Дотракийском море. Вытерев ее, они помогли ей лечь на кровать и принесли свежую воду и чистую ткань. Миссандея пришла, чтобы держать ее за руку во время самых тяжелых схваток, затем стирала пот с ее лица прохладной тканью.
Роды длились весь день, затем настали сумерки. Схватки становились все чаще и чаще, пока не стали почти не прекращающейся агонией. Она избавилась от той немногой еды, что оставалась в ее желудке, но не чувствовала ни голода, ни жажды, только боль.
Наконец, Джон пришел к ней, когда стемнело, входя в ее комнаты, словно они принадлежали ему. Ее служанки запротестовали.
— Уходите! Уходите! Вы не можете здесь быть!
Он проигнорировал их, заняв место на ее постели, смахивая мокрые от пота волосы с ее лба. Она повернулась к его руке, уткнувшись в нее щекой, слишком истощенная, чтобы сопротивляться утешению ее касаний. Словно издалека, она заметила собственную наготу, но, когда ее накрыло новой схваткой, она свернулась в клубок, сжимая зубы, пока та не прошла.
— Сколько еще? — спросил он у Миссандеи.
— Схватки идут почти без перерыва. Я думаю, она готова тужиться.
Он кивнул.
— Хорошо. Оставь нас.
Миссандея уставилась на него в ошеломлении.
— Прошу прощения?
— Теперь за нее отвечаю я. — Он взял Дэни за руку, и она с силой стиснула ее, когда ее вновь охватила боль.
Открыв рот, Миссандея уставилась на него, затем бросила неуверенный взгляд на Дэни, прежде чем нехотя встала со своего места на постели и ушла. Затем Джон повернулся к служанкам.
— Я думаю, достаточно одной из вас. — Они обменялись взглядами, прежде чем Квани наконец встала. Джон остановил ее до того, как она успела уйти, тихо с ней говоря. Она кивнула и выбежала из комнаты. Дэни смотрела, смаргивая пот, щипавший глаза.
— Что ты ей сказал? — требовательно спросила она, но Джон не ответил ей, положив влажную ткань на ее лоб.
— Береги силы, Дэйенерис. Они тебе понадобятся.