Страница 3 из 8
В 1937 году, в одной из последних работ, Фрейд внес окончательные изменения в свою теорию травмы:
«Все эти травмы относятся к раннему детству, то есть к возрасту где-то до пяти лет… Самым важным представляется период между двумя и четырьмя годами. Однако нельзя сказать с уверенностью, в какой период времени после рождения возникает данная чувствительность [к травмам]… Они [переживания] связаны с различными агрессивными и сексуальными воздействиями на ребенка, а также с ранними повреждениями собственного эго (нарциссические заболевания)…
Травмы – это либо физическое воздействие на тело ребенка, либо восприятие, особенно зрительное и слуховое»[10].
Однобокая интерпретация сексуальных травм была забыта. Травмирующие воздействия могут касаться либидинальных, а также агрессивных импульсов и нарциссических притязаний собственного эго. Благодаря им теория травмы Фрейда была наконец расширена. Теперь учитывается, что не только отдельный компонент влечения, но и все его составляющие, сфера влечения, эгосфера, то есть в конечном счете вся личность ребенка, может подвергаться травмирующим воздействиям.
Несмотря на это, очевидно, что Фрейд на более поздних этапах работы отводил влиянию окружения лишь второстепенное значение при возникновении неврозов. В центре его интересов остаются неизбежные условия личностных конфликтов: врожденная амбивалентность, структура расщепленной на ид, эго и суперэго психики[11], непреодолимое столкновение людских влечений с общественными нормами поведения, обучение которым вменяется в обязанность воспитателям, а также такие жизненные ситуации, как отлучение от материнской груди, приучение к чистоплотности, соперничество между братьями и сестрами, проблематика конкуренции в эдиповой фазе и т. д. Его подчеркнутое выделение этих неизбежных факторов за счет индивидуально обусловленных воздействий окружения расчистило путь «пессимистическому периоду» в психоанализе, как определила его Анна Фрейд. Период признан пессимистическим, поскольку его представители считали безнадежными попытки предупредить детский невроз путем избавления от родительских ошибок. В борьбе против упомянутых неизбежных факторов бессильно даже самое прогрессивное образование[12].
Интересно, что никто, кроме самого Фрейда, не наметил точный путь, по которому исследование влияния родителей на развитие ребенка может плодотворно продвигаться вперед. В своей теории идентификации он раскрыл самый важный психодинамический механизм, под воздействием которого ребенок перерабатывает полученные от родителей и других партнеров впечатления в неотъемлемые части своего формирующегося характера.
Идентификация, эффективно действующая уже на ранних этапах развития ребенка, характеризуется как стремление «формировать собственное эго по подобию другого, взятого за образец подражания»[13]. Следуя Фрейду, «захваты объектов» могут сменяться идентификациями с помощью интроекций соответствующего объекта в структуру эго. Он говорит, что «такая замена играет большую роль в создании эго и значительно способствует становлению того, что называют характером»[14]. Специфическим случаем идентификации является образование так называемого суперэго, голоса совести, появляющегося после гибели эдипова комплекса. «Встроенный в эго отцовский или родительский авторитет образует там ядро суперэго, заимствующее строгость от отца»[15].
Теория о важности детской идентификации для развития эго и суперэго доказывает, что индивидуальные особенности родителей оказывают ключевое влияние на становление ребенка. По Фрейду, суперэго является копией родительского авторитета. Получается, что мягкие отец с матерью должны создавать в детях мягкое суперэго, а строгие – строгое?[16] Но так как сама сущность суперэго решительно определяет предрасположенность ребенка к неврозам, очевидна тесная связь между влиянием родителей и риском развития невроза у детей.
Почему Фрейд не последовал далее этим путем, не отдал должное уже предопределенному теоретически значению личного влияния родителей и не описал его в своих клинических исследованиях? Отметим, что его работы по психологии эго и суперэго относятся к довольно позднему творческому периоду. Кроме того, Фрейд рассматривал всю свою психоаналитическую теорию психического развития с определенной точки зрения. Постоянно задаваемый им вопрос: что происходит в ребенке? Например, какие импульсы у него возникают, какие механизмы защиты он задействует? Ребенок всегда является фактическим инициатором и двигателем своих психодинамических процессов, в то время как родители выступают преимущественно в качестве адресатов желаний или защитных процессов, в крайнем случае как виновники запуска психических функций детей. Характерно, что процессы идентификации выглядят у Фрейда так, как если бы отец с матерью предоставляли ребенку материал, который он затем использует через интернализацию. Асимметричность процессов психодинамического обмена между родителями и детьми всегда подчеркивается в части учения, касающейся активности ребенка. Она вытекает уже из перспективы рассмотрения вопроса. З. Фрейд подробно просветил нас, каким образом ребенок овладевает родителями с помощью «захвата объектов» и идентификации, но лишь мельком задал вопрос о том, как родители в ответ захватывают ребенка и подчиняют его своим желаниям и проекциям. Именно от этого отталкиваются дальнейшие психоаналитические исследования, в том числе и настоящее.
К. Г. Юнг
Вначале К. Г. Юнг придерживался мнения Фрейда о том, что переживания раннего детства оказывают определяющее влияние на нормальное или невротическое развитие личности. В 1909 году он написал очерк «Значение отца в судьбе отдельного человека»[17], сформулировав там следующее: «Источник нарушения приспособления ребенка лежит, конечно же, в его эмоциональном отношении к родителям… В течение первых четырех лет жизни – период наивысших возможностей, – по всей вероятности, вырабатываются все основные характеристики, точно соответствующие родительской матрице».
По инициативе Юнга его ученица Э. Фюрст провела генеалогическое исследование повторяемости типов реакции у ста испытуемых из 24 семей. На основании бросающегося в глаза сходства между ценностными ориентациями родителей и их детей Юнг сделал вывод о существовании «своего рода психической заразы»[18]. В уже упомянутом очерке он привел в качестве примера биографии трех невротиков, всю свою жизнь вращавшихся в «заколдованном кругу семейной констелляции». Хотя их отцы давно умерли или по крайней мере потеряны из виду детьми, все трое пациентов в боязливой покорности оставались прикованными к их образу и полностью упустили свою собственную, наполненную смыслом жизнь. Юнг подводит итог: «Отцы, уничтожающие своей критикой всякое самостоятельное проявление чувств в своих детях; балующие дочерей с плохо скрываемым сексуальным влечением и тиранией чувств; опекающие сыновей и властно толкающие их по пути той или иной профессии, а затем подыскивающие им “подходящую” партию; и матери, уже в колыбели окружающие ребенка нездоровой нежностью, делающие из него затем куклу для собственных утех и позволяющие себе в дальнейшем ревниво копаться в их сексуальной жизни, наносят своим детям непоправимый вред. Такие дети еще долго будут продолжать проклятие, унаследованное от своих родителей, даже если таковые давно сошли в могилу».
Позже Юнг придавал травмирующему влиянию матери большее значение, чем влиянию отца. В 1938 году он писал: «Исходя из моего опыта, мне кажется, что мать всегда является активным зачинщиком таких психических нарушений, в особенности инфантильных неврозов или тех, этиология которых, несомненно, простирается в раннее детство»[19]. Он исследовал типичные направления развития, обычно приводимые в действие «материнским комплексом» у сыновей и дочерей. Правда, к тому времени он уже отказался от своей первоначальной теории травмы, внеся в нее изменения, совпадающие с более поздним мнением Фрейда о том, что развитие детской фантазии, по-видимому, определяется не только реальным опытом, но и филогенетически обусловленной предрасположенностью. Так же как Фрейд не смог в достаточной мере объяснить страх кастрации у мальчиков осуществлением отцовских угроз, а признавал его наследственной предрасположенностью с определенной функцией усиления в качестве побочного фактора, Юнг сомневался: «Родительское имаго обладает… необычайной энергией и влияет на душевную жизнь ребенка до такой степени, что нужно задаться вопросом, можно ли вообще допустить в обычном человеке присутствие такой магической силы. Пусть он ей заведомо и владеет; но напрашивается вопрос, действительно ли она является его истинной собственностью». Он пришел к отрицательному ответу и, наконец, объяснил «магическую» власть родителей над детьми действием коллективных инстинктивных первообразов, названных им архетипами. Следовательно, травмирующие воздействия матери на ребенка нужно разделить на две группы: «Во-первых, такие, которые соответствуют действительно имеющимся свойствам характера и установкам матери индивида, и во-вторых, те, которыми она обладает лишь мнимо, потому что в данном случае речь идет о проекциях фантастического (то есть архетипического) свойства со стороны ребенка».
10
Фрейд З. Человек по имени Моисей. – Litres, 2017. – Примеч. пер.
11
В других переводах: Я, сверх-Я и Оно. – Примеч. пер.
12
Freud A. Psychoanalysis and education, 1954.
13
Фрейд З. Массовая психология и анализ человеческого «Я». – Тбилиси: Мерани, 1991. – Примеч. пер.
14
Фрейд З. Я и Оно. – СПб: Азбука, 2015. – Примеч. пер.
15
Фрейд З. Психоаналитические этюды. – Минск: Поппури, 2010. – Примеч. пер.
16
Freud S. Das ökonomische Problem des Masochismus, 1924.
17
Фрейд З., Абрахам К., Юнг К. Г. и др. Психоанализ детской сексуальности. – СПб.: Союз, 1997. – Примеч. пер.
18
Там же.
19
Юнг К. Г. Структура психики и процесс индивидуации (сборник статей). Психологические аспекты архетипа матери. – М.: Наука, 1996. – Примеч. пер.