Мир Дому. Трилогия

– Да мне похер, – устало отмахиваюсь я. – Мне надо туда.

– Героям почет и уважение, – сплевывает Технолог. – И это… – он вдруг протягивает руку к стоящему рядом номеру, снимает у него с плеча тубус РПГ и опускает мне на колени. – Возьми. И в общем… спасибо тебе. Если б не вы… Если б не Комбриг… Мы так и жили бы во всем этом дерьме, так и не почувствовав себя людьми. А теперь… – он ухмыляется, полной грудью вдыхает воздух, наполненный дымом и гарью, – и, зажмурившись, шепчет: – Свобода…

Я киваю, отлипаю от стены, вскидываю трубу на плечо, калаш в руки – и иду дальше. Быстро и очень аккуратно. Под ногами бетонная крошка, под ногами гильзы, под ногами влажно‑чавкающие следы смерти, следы уничтожения. Но я уже вошел в ритм, уже что‑то звериное во мне успевает угадать и реагировать – и потому дело идет лучше. Самое главное в любой драке – не только правильно двигаться, экономя силы с дыхалкой. Ну и патроны, как сейчас. Самое главное – думать башкой. Тоже, как сейчас. И крутить головой на все сто восемьдесят. Или даже больше… И стараться поменьше влезать в любую драку – вот уж это мне сейчас точно ни к чему. Я продолжаю ползти вперед. Я стараюсь расстилаться вдоль стен, пользуясь дымом, пылью и даже водяным паром из отопления. Воняет мокрым и раскаленным, горелым и прожаренным, порохом и коптящимся мясом. Гексагон воюет страстно, сходясь в крохотных побоищах, мелькающих тут и там. Знай обходи их стороной…

Не все из нас уроды. Не все – упыри. Все же есть среди нас и те, кто сохранил человечность. Примером тому – Технолог. Впрочем, этот бугор всегда был нормальным дядькой. Да и многие спецы. А все почему? Все потому, что они обладали знаниями. Работали головой – и потому жили сносно. По нашим меркам. Они не озлоблены самой жизнью. Но сколько таких? Пять процентов контингента? Десять? Остальные – злобные пещерные твари, готовые убить за миску баланды.

И снова я вижу картину, подтверждающую эти мои мысли. Десяток парней из Шестого и Девятого Общих работ – я мельком знаю их – лежащие внахлест друг на друге на перекрестке коридоров. Куча‑мала. Я вижу их развороченные тела, сплетенные в смертельной схватке, вижу ощеренные зубы, вижу руки, держащие автоматы за стволы… Они бились друг с другом. Насмерть. Шестой и Девятый не ладили никогда. Пожалуй, даже больше, чем Первый и Второй. И если появилась возможность свести счеты – почему нет?..

Я иду дальше.

И… натыкаюсь на капо.

Они выныривают из‑за угла. Кадавров здесь нет, и черные робы, их знак отличия, выделяются повсюду. Сейчас им лучше б переодеться в серое, ведь трупов уже полно вокруг – но капо то ли не хотят, а то ли не понимают… А может, они продолжают цепляться за свою привилегированность, казавшуюся им непоколебимой столько поколений… Первые две фигуры с дубинками я срезаю одной очередью. Расстояние – шагов десять, в упор. Даже целиться не нужно. Автомат бьет в руку – и они падают на две стороны. Следом – еще трое. Не понимаю, почему – но они тоже не вооружены. Дубинки в руках – явная насмешка… Я снова стреляю, уже длинно, зажав гашетку до холостого щелчка – и троица подламывается один за другим. К чему бы это? Почему они без нихера?..

Ах вот оно что!.. Капо – не одни! За углом грохочет по бетону – и я понимаю, что это очередная машина. Механизмы считают капо персоналом – но только лишь до тех пор, пока у них нет в руках ствола! Откуда‑то я знаю это… Не помню – но это так. И кто же ты? Срать. Кто бы ни был – с ним справится моя новая пуха. Я вскидываю РПГ… но машина встает не доходя до угла, и я понимаю, что она чует меня. Комбриг говорил, что только тяжелые имеют лазерники, способные глянуть за угол. Значит – там тяж. Кто же? Да похер! Меня обнаружили, и шансы справиться с машиной улетели в минус бесконечность… Я медленно пячусь, продолжая держать угол под прицелом – и машина, решаясь, трогается вперед. Шаг. Другой. Третий. Из‑за угла вылезает ножища. Страус! Пулеметы КОРД и ПКТМ, бронещитки, видеокамеры спереди и сзади… И скорость. Охренеть, какая у него скорость. Что по прямой, что реакция на движение живых объектов. Сука, как же не вовремя!..

Почти одновременно с контроллером, явно накидавшиеся какой‑то дряни, слева из коридора вылетает шайка номеров. Сколько их? Человек десять, вряд ли меньше. Это складские – номера на робах явно говорят об этом. Видок у них – закачаешься. Все из себя герои, с бутылками молотова, с револьверными гранатометами и РПГ, с пулеметом одним на троих. ПКМ грохочет длинными очередями, они хлещут по чудовищу, взрываясь искрами и рикошетами о броню. Страус, развернувшись на месте, опознает цели как более опасные – и берется сначала за них. Пулеметы плещут огнем, болванки входят в тела, взрывая их брызгами крови и осколками кости… И я, вздернув трубу, стреляю в бочину, куда‑то в башню, где должен, наверное, находиться мозг.

Болванка взрывается о сталь… и будто исчезает. Только россыпь искр, и ничего больше. Секунду я стою в недоумении – почему? Где подрыв? Где факел огня, как в тот раз из платформы? Огня нет – но и страус уже не жив. Пулеметы падают в пол, и махина, покачнувшись, столбом валится назад.

Ай да Лис, ай да сукин ты сын!..

– Лис? Ты? – орет кто‑то из уцелевших. – Помоги!

Я подскакиваю к номеру и опускаюсь рядом. Даже мне, не спецу, понятно, что дело скверно. Из десятка уцелел только один – но это ненадолго. Причина проста: брюшина крысюка вскрыта, видны гроздья сизых кишок в месиве крови и мяса… И жутко воняет говном. Отбегался.

– Отбегался, – говорю я. Кажется, во второй раз, потому что номер смотрит на меня и кивает.

– Амба.

– Как вы уцелели?

– Успели… Успели влезть в Медчасть… – он хрипит и плюется кровью. – Огонь был в коридоре – но Медчасть спасла. Особенно дальние комнаты.

– Смола, Желтый, Пан?

Он качает головой.

– Не знаю, не видал.

– Док?

– Не видел.

– А Комбриг? Комбрига не видел?

Номер снова кашляет – долго, судорожно, пытаясь выкашлять кровищу, идущую изо рта все сильней – и, наконец, говорит:

– После того удара он еще был жив. Но его взяли. С него стащили его черный комбез и увели куда‑то вниз, на площадь. Да и многих, кто уцелел.

– Говорят, там засела платформа. Накрошила уже тысячу. А крысы все лезут, и лезут, и лезут на нее…

Он слабо качает головой и кривится от боли.

– Нет. Их специально уводят вниз. Я думаю, что там конвейер. Смерти. Машины чистят Гексагон. Говорят, что на этот случай есть аварийный протокол – всех в расход. И он уже запущен.

Последнее слово он уже не говорит – шепчет. Короткий хрип, судорога по телу… и все. Мертв. Я поднимаюсь. Я хочу взять пулемет, оставшийся после них, – но слева из коридора осторожно лезут еще пять номеров. С обрезками труб, с электродубинками, просто с голыми руками. Они останавливаются и молча смотрят на меня.

– Лис? – наконец спрашивает один. – Ты?

Я киваю.

Он тычет пальцем в пулемет у моих ног.

– Мы возьмем ствол? Или калаш?

И я понимаю, что надо отдать.

– Да. Пулемет.

Они молча поднимают машинку и уходят. Я жду, когда они уйдут в клубы дыма, вырывающиеся из бокового коридора, стою, прижавшись спиной к стене и внимательно смотрю вслед. Мы все же крысы – и пока я тут благородничаю, они вполне могут захотеть еще и мой триста восьмой. Но они уходят не оборачиваясь, и я трогаюсь дальше.

Поворот. Еще поворот. Я прохожу длинный коридор, останавливаясь на перекрестке… и вижу свою цель. Блок 2‑21.

Добрался?..

Да куда там.

Здесь густо плывет дым. Серые жирные клубы мешаются с ленивыми черными языками, кое‑где разрываясь и даря возможность глядеть вперед. Дальше дым слипается в единую плотную пелену, смахивающую на нашу камерную паутину – но он все же тоньше, и я могу рассмотреть картинку.

Снова страус. Он торчит прямо посреди коридора – но не стоит, а лежит, раскидав в стороны обе ноги. Поза – глупее не придумаешь; он похож на человека, раскорячившего, разбросавшего ноги в сторону так, будто он сел на шпагат. Его металл закопчен, кое‑где вмят попаданиями, а половина видимого бока – черна от копоти. Но он шевелится – и я замираю, вжимаясь в мокро‑влажный бетон. Это его стволов дело – два десятка номеров, превратившихся в слитно‑раздербаненную тушу, посеченную снарядами из КОРДа.