Польская линия

– Насколько помню, это английский Лютер? Кажется, реформатор, которого сожгли?

– Не совсем так, но близко, – усмехнулся Зуев. – Уильям Тиндейл был переводчиком Ветхого и Нового заветов. В тысяча пятьсот двадцать шестом году он издал английский перевод Библии, сожженный по приказу архиепископа. Позднее Тиндейл напечатал еще сорок редакций Библии, но самым ценным является именно первый.

– Хотите сказать, что вы умудрились раздобыть первоиздание Тиндейла и спрятали его в библиотеке? – догадался я. – И сколько оно сейчас может стоить?

– Даже рядовое издание – десятое, или сороковое стоит тысячи фунтов. Первоиздание – а по мнению ученых, их осталось не более пяти экземпляров, может стоить сто тысяч фунтов, если не больше.

Я даже не стал пытаться переводить фунты стерлингов тысяча девятьсот двадцатого года в их современный эквивалент. Много. Да и какая разница?

– У вас есть ценная книга, и вы собираетесь попросить меня о помощи, – сказал я. – Только с чего вы взяли, что я стану вам помогать? А если и стану, какой мне от этого прок? Для меня разумнее передать книгу государству.

– У меня нет выбора, – признался Зуев. – Мне самому не попасть в Архангельск, а без меня вам не отыскать тайник. Хотите, взамен Библии я отдам вам агентурную сеть в Петрограде?

Конечно хочу. Но вот имею ли право разбрасываться обещаниями? Сто тысяч фунтов…

– А если я вас просто обману? Заполучу фамилии и адреса английских агентов, а книгу передам государству? – поинтересовался я. Пожав плечами, добавил: – И мне придется решать вопрос о возвращении вашей книги со своим руководством.

Платон Ильич задумался. Потом махнул рукой.

– Владимир Иванович, я всегда считал вас человеком порядочным, умевшим держать свое слово. Но если обманете вы или ваше руководство… Я старый книжник. Уж пусть лучше книга окажется в советской библиотеке, чем ее съедят черви в тайнике.

Эпилог

Все наши дела сделаны, и поезд возвращался в Москву. Ну что поделать, если все пути ведут в столицу нашей родины, а все важнейшие решения принимаются там же? Артузову теперь придется проверять столичные военкоматы – нет ли и там «добрых» врачей, согласных освободить призывника от нелегкой службы. И сопредельные губернии заодно. Разумеется, не самому, но «руку на пульсе» Артуру придется держать.

– Ты чего хмурый? – поинтересовался Артузов. – Ему от счастья надо скакать, вторую дырку колоть для ордена, а он хмурится, нам с Татьяной Михайловной настроение портит.

Таня, возившаяся с чайником, ничего не сказала, но мысленно – я это отчего-то почувствовал, согласилась с Артуром.

Я сделал неопределенный жест рукой, вроде того с которым вкручивают электролампочки. А что сказать-то? И сам про себя знаю. Да, конечно, шибко крутой – вон, Тухачевского расколол, новую шпионскую сеть выявил, да еще и Троцкого спас. Бла-бла-бла… герой, а самому противно.

На самом-то деле, не жизнь, а одно сплошное разочарование. Как сказали древние – горы томятся родами, и мышь смешная родится. Взять хотя бы бронепоезд – «замылил», не отдал армейцам, и что? Езжу на бронепоезде как дурак, а его, вполне возможно, сейчас не хватает где-нибудь на Юго-Западном фронте. Тащил из Архангельска радиста вместе с рацией и дизелем, и опять-таки, на кой хрен тащил, если рацию так и не удалось починить? Собирался, видите ли, с поляками радиоигры вести, отправить польскую армию за Вислу, отражать русский десант со стороны Балтийского моря. Единственное, из-за чего можно порадоваться – удалось снять с должности Тухачевского, так и здесь, не моя заслуга, а случайность. И что теперь? Кое-что, разумеется, изменилось. Временно исполнявшим должность командующего фронтом назначен товарищ Шварц, начальник штаба. Он, в отличие от Тухачевского, действует более осторожно и аккуратно – отдал приказ фронту остановиться, а сам принялся подтягивать продовольствие и боеприпасы, строить и восстанавливать дороги, готовить на смену уставшим бойцам резервы. Мы с Артуром немножко помогли. Вставили «фитиль» начальнику тыла, объяснив человеку, что кормить и одевать бойцов – это его работа, независимо от того контролирует тебя командующий, нет ли, и есть ли дороги и транспорт, нет ли. Шуршит, как электровеник, и лошадей нашел, и возчиков. Будем надеяться, что красноармейцы теперь сыты, обуты и одеты.

Беда лишь, что Шварц не самый большой начальник в Красной Армии. Покамест его относительная бездеятельность на фоне бурной деятельности Тухачевского простительна и объяснима, а что будет дальше? Отдаст главнокомандующий вооружёнными силами Советской России товарищ Каменев приказ двигаться вперед, и Шварц обязан его выполнять не завершив начатое. А если нет, то командующего Западным фронтом быстренько заменят другим, более покладистым. Значит, все упирается не в личность командующего, а в те решения, что принимает Москва. И что сможет сделать ваш покорный слуга? Идти на прием к товарищу Ленину? Так к Ильичу записываются на прием за месяц.

Я так задумался, что не сразу воспринял вопрос, заданный мне Артуром.

– Ты не из-за библиотекаря переживаешь? Боишься, что тайник с Библией не раскроет? – не унимался главный контрразведчик страны.

– Если бы он прятал «Апостол» Ивана Федорова, то волновался бы, а из-за какого-то протестанта не стану, – вяло отшутился я.

Когда я доложил Артузову о предложении Платона Ильича, мы с ним решили, что не станем играть в шпионские игры, а арестуем гражданина библиотекаря. И самого Зуева, и тех, кого успели обнаружить Потылицын с Холминовым, взявшие домик на улице Георгиевской под наблюдение. Эх, мне бы вместо трех червонцев дать парням пять, тогда экс-подпоручику не пришлось бы устраиваться монтером на железнодорожный вокзал. Ну, что теперь говорить?

Изначально, мы с Артуром обдумывали: а не согласиться ли поискать эту редкую книгу, потом решили, не стоит огород городить. Вот, возьмем Зуева, так он все сам расскажет: и про агентурную сеть в Питере, и о тайнике, где спрятана английская первопечатная Библия. Если бы Платон Ильич являлся «чистым» агентом Secret Intelligence Service, это одно дело, и здесь возникает простор для комбинаций на будущее. Но пан Зуев на самом-то деле работает на оффензиву. И делает это так добросовестно, что язык не повернется назвать его «двурушником». Я до сих пор не могу себе простить, что не сумел разглядеть в своем директоре польского шпиона. Вернее, разглядеть-то разглядел, но лишь тогда, когда Зуев покинул пределы России. Потому у меня вопрос – а знает ли Зуев, что мне известно, какой стране он на самом-то деле служит? И, что-то мне подсказывает, что Платон Ильич об этом прекрасно знает и готовит какую-то пакость. Ну не поверю, что он решился на встречу со мной, своим обидчиком, лишь для того чтобы спасти книгу английского реформатора. Не может такого быть, чтобы у человека, прожившего в Архангельске десять с лишним лет, не нашлось хороших знакомых кроме начальника губчека. Стало быть, вместо того, чтобы гадать и комбинировать, тратить время на интересные, но очень затратные шпионские игры, мы с Артузовым просто как следует допросим нашего библиотекаря. Но уже в Москве, в спокойной обстановке.

В Минске кроме Платона Ильича удалось задержать еще четверых. Троих мы оставили особому отделу фронта – нехай и товарищ Апетер работает, но единственную арестованную девицу взяли с собой. Ядвига Тризна, известная как Лика Эвгенович. И годиков ей не шестнадцать, а тридцать два. Правда, дальше установления личности и возраста дело не шло. Ну, проведем очную ставку с Тухачевским, поговорим и выясним, кто «подвел» польскую красавицу к комфронта? Еще нужно узнать, как она и Фуркевич узнали, что мы вышли на их след? Эх, беда одна от этих польских красавиц. Хоть литературу вспомним, а хоть историю. То отец сына-предателя порешит, то народ своего царя убьет, а труп на навозную кучу бросит. Вывод: не стоит влюбляться в польских красавиц и, вообще, в полячек.

Накрутишь себя и решишь, а стоит ли мечтать о семейной жизни с дочерью графа Комаровского? Все-таки Наталья Андреевна выводит свой род от польских аристократов.