Страница 32 из 42
— Знаю, что гад, — не стал я спорить.
— Руку отпусти! Я тебе еще разок в морду врежу!
— А за что? — удивился я.
— За то, сволочь, что я перед чужими мужиками титьками трясла, как последняя…
Девушка не сказала, кто именно, но и так понятно. А и на самом-то деле, на хрена было заставлять Татьяну надевать халат на голове тело? Мне-то казалось, что так эффект воздействия станет больше.
Отпустив женщину, вытянул собственные руки по швам, склонил голову и вздохнул:
— Бей.
Я приготовился закрыть глаза, но вместо того, чтобы залепить мне новую оплеуху, Татьяна крепко меня обняла и поцеловала так яростно, что у меня опять посыпались искры из глаз.
Я пнул ногой по двери, надеясь, что Артур догадается не мешать нам хотя бы с полчасика.
Глава 16. Чаепитие на Лубянке
Умница Артузов появился в кабинете лишь тогда, когда мы с Татьяной уже выглядели вполне респектабельно — одетые и с восстановленным дыханием. Девушка даже успела поправить прическу.
— Молодые люди, чаю хотите? — поинтересовался Артур, делая вид, что ничего не произошло.
Мы с Татьяной переглянулись. Она прыснула, а я подавил улыбку.
— Чай настоящий, из Китая, — уточнил Артур.
— А с чем чай? — поинтересовался я.
— С сухарями.
— И все? — разочарованно протянул я. — А где плюшки, где сахар?
— Да ты обнаглел, товарищ начальник губчека! Где я тебе сахар найду? — возмутился Артузов. Посмотрев на Татьяну, спросил: — Татьяна Михайловна, он всегда такой?
Спрашивается, откуда бы машинистке, работавшей у нас без году неделя, знать, каков ее начальник, но кокетливо поддакнула:
— Еще хуже. Требует, чтобы на завтрак сервировали веджвуд и чай пьет непременно с молоком.
— Ишь ты, — покрутил головой главный контрразведчик страны. — Товарищ Аксенов полюбил чай в английском стиле.
Этак, Артузов и на самом деле подумает, что я барствую. Но оправдываться не стану.
— Нет, Татьяна Михайловна ошибается, — возразил я. — Чай с молоком — это извращение. Я завтракаю исключительно черным кофе с рюмкой коньяка. Да, а еще с шоколадом.
— Точно, зажрался ты у себя в Архангельске, — хохотнул Артузов. — Тогда мы с Танечкой чай без тебя пить пойдем.
— Ну и идите без меня и чай с мармеладом трескайте, — хмыкнул я. — А я схожу, водички из бачка хлебну, вот и все.
— И пойдем, и будем трескать, а тебе не дадим, — хохотнул Артузов, подхватывая одной рукой Татьяну под локоток, а второй меня. — И останешься ты сидеть чаем непоеный.
— А я еще и Феликсу Эдмундовичу нажалуюсь — что Артузов плюшки зажал, — мстительно пообещал я.
— Жалуйся, — разрешил Артур, уже давясь от хохота. — Но тогда Председатель меня в Архангельск сошлет тебе в замы.
— Не-а, если ко мне в замы, то лучше не жаловаться. Такой зануда как ты душу вынет.
— А что, Артур Христианович тоже зануда? И даже большая зануда, чем Владимир Иванович? — заинтересовалась девушка. — А я-то считала, что самая большая зануда в чека мой начальник.
Артузов захрюкал от смеха, я тоже, и мы уже начали привлекать нездоровое внимание проходивших мимо чекистов, но Танечка, заняв позицию между двумя чекистскими начальниками, крепенько ухватила обоих под руки, слегка встряхнула нас, словно старшая сестра, ведущая с прогулки расшалившихся младших братьев.
Нам с Артуром стало неловко. Как-никак, мы люди серьезные, с положением, а здесь какая-то ерунда вызвала нервный смех. Но, как бы то ни было, мы пришли в кабинет особоуполномоченного Особого отдела ВЧК, и Артузов кинулся разжигать спиртовку. У него это отчего-то получалось плохо, и Татьяна Михайловна, посмотрев, как Главный контрразведчик страны мучается, вздохнула и, отобрав у Артура спички, поправила фитилек, зажгла. Взяв чайник, потрясла его.
— Вот так вот, приглашают гостей, а у самих воды нет, — хмыкнула девушка.
Артур засмущался, протянул руку, но Татьяна Михайловна, отстранила ее и вышла из кабинета вместе с чайником.
— Ватерклозет в конце коридора, — сообщил Артузов уже вдогонку, а потом чуть тише сказал: — Правда, там только мужской.
Я не стал ничего говорить, но у меня возникло смутное подозрение, что если в сортире окажутся мужики, то они о том горько пожалеют.
— Боевая у тебя подруга, — заметил Артузов, прислушиваясь к шагам. — Синячок-то не от ее ручки? С утра не было.
Зеркало, помнится, есть во встроенном шкафу. Точно, на левой стороне щеки начал наливаться фингал размером с копеечную монету. Замечу — не копейку РФ, или СССР, а царской России. Нет уж, валькирия — дева-воительница, не «падальщица».
— Скажу, что бандитская пуля рикошетом ударила, — решил я со вздохом.
— Лучше скажи, что о шкаф ударился, — посоветовал Главный контрразведчик. — Шел это ты, шел, а тут на тебя из-за угла шкаф напал. Вероломно напал! Так и скажи, что тебя Татьяна «приласкала», за то, что ты ее заставил принимать участие в сомнительной операции, или, — догадался Артузов, — за то, что ей в неглиже пришлось расхаживать?
Вот ведь, умный какой. Но других на его должности не держат.
— Между прочем, схлопотал по твоей вине, — вздохнул я. — Если бы не ты со своей «сывороткой правды», осталась бы моя морда чистенькой.
— Ну ничего себе! — возмутился Артур. — Он девушку заставляет в одном халате разгуливать, а виноват я?
— Ладно, уговорил. Мы с тобой оба виноваты. Скажи-ка лучше, ты с Коминтерном никак не связан?
— Тебя весь Коминтерн интересует или Наталья Андреевна? — поинтересовался Артузов. — Если переживаешь, что с синяком пред ее светлые очи предстанешь, то не волнуйся, она не увидит.
— В командировке? — как можно небрежнее спросил я, хотя у самого слегка сжалось сердце. Неужели дочку графа Комаровского уже отправили в Чехословакию?
— Ты газеты читаешь? — спросил Артур, но потом до него дошло: — А, так ты же в Архангельске, куда свежая «Правда» через три дня приходит.
— Как же, через три, — фыркнул я. — Она к нам иной раз по две недели идет. До сих пор один регулярный рейс, раз в неделю.
— В Петрограде твоя Наталья Андреевна, — сообщил Артур. — Зиновьев в Москву приехать не смог, поэтому заседание Коминтерна решено прямо в Смольном провести. Вернется дня через три.
Совершенно механически я потрогал щеку с синяком, раздумывая — пройдет ли синева или нет?
— Ты бы со своими женщинами разобрался, — посоветовал Артузов.
— А что, у Владимира Ивановича их много? — донесся голос от двери.
Вот ведь Артур Христианович! Не мог промолчать, что ли? Впрочем, чего уж теперь.
Между тем, Татьяна Михайловна, утвердив чайник на уже горевшую спиртовку, сказала:
— Вы уж простите, товарищ Артузов, что простая машинистка в разговор вмешивается, но в Архангельске у товарища Аксенова репутация женоненавистника. Вы мне весь образ разрушили.
Но Артур Христианович не был бы особоуполномоченным Особого отдела, если бы не сумел выкрутиться и спасти меня от потенциальной затрещины.
— Вот про личную жизнь Владимира Ивановича сказать ничего не могу, не знаю. А моя последняя фраза касалась исключительно женской агентуры. С женщинами, Татьяна Михайловна, работать сложнее. Они существа тонкие, ранимые. А подробности, вы уж простите, сказать не могу, секрет.
— Артур Христианович, чего вы оправдываетесь? — удивленно посмотрела Татьяна на Артузова. — Я только машинистка, и личная жизнь моего начальника не мое дело.
А ведь Татьяну задело упоминание о женщинах. Что ж, придется мне это пережить. В конце-концов, на фоне «попаданцев», о которых читал, я ангел только без крыльев. Но спина иногда чешется, значит, растут.
— А нас, кажется, на чай с сухарями позвали, — заметил я, желая отвлечь присутствующих от такой скользкой темы, как моя личная жизнь. — А если товарищ Артузов хорошенько поищет, так еще и сахар найдет.
— Да нет у меня сахара, вот те крест! — театрально перекрестился Артур. — Его сейчас даже у самого Дзержинского нет.