Полиция на похоронах

Это окончательно добило дядю Вильяма. Он был желчным человеком, его нервы и без того уже были на пределе, и подобно многим людям его типа, он считал свою бессмертную душу чем-то материальным, о чем было неприлично упоминать.

— Зови меня, как тебе нравится, Китти, — заорал он, — но я не выношу лицемерия. Ты ведь не можешь отрицать, что Джулия устроила тебе невыносимую жизнь. Ты не можешь отрицать, что она постоянно раздражала меня и Эндрю своим злым языком и своим скупердяйством. Кто уносил «Таймс» прямиком к себе в комнату и держал газету у себя до трех часов дня? Она в жизни не закрывала за собой дверей, и если был хоть какой-нибудь повод облить кого-нибудь грязью и обидеть — она это делала.

Тетя Китти собрала все свои слабые силы в последней попытке защититься.

— Ну, хорошо, — сказала она, и все ее тело задрожало от гнева в отвег на попрание всех ее инстинктов, — зато по крайней мере она не напивалась тайком.

Дядя Вильям остолбенел. В его голубых глазках, сердито взиравших на нее с побагровевшего лииа, появилось затравленное выражение. Когда дальнейшее молчание стало невозможным, он заговорил, еще более повысив голос:

— Это гнусная ложь! — сказал он. — Гнусная ложь, порожденная предубеждением! У тебя больное воображение, дорогая. Неужели у нас мало горя, что нужно еще возводить на меня подобную напраслину? — Его голос дрогнул, и он замолчал.

Еще до начала этой тирады тетя Китти вдруг вскрикнула. Она резко опустилась на один из стульев с высокой спинкой, стоявших у стола, ее глаза закатились, рот приоткрылся, и она истерически засмеялась, раскачиваясь взад-вперед на стуле. Слезы струились по ее лицу, а дядя Вильям, совершенно выйдя из себя, орал на нее в сумасшедшей попытке заставить ее замолчать.

Кемпион подошел к тете Китти, крепко схватил ее за руку, и стал успокаивать ее голосом, совершенно непохожим на его обычное неразборчивое бормотание.

Маркус, не имея четкого плана действий, шагнул к дяде Вильяму, а Джойс бросилась на помощь Кемпиону.

В этот сложный с психологической точки зрения момент, когда шум достиг наивысшей точки, дверь распахнулась и на пороге комнаты появилась старая миссис Фарадей.

Властный человек, проживший на свете больше восьмидесяти лет, обязательно приобретает какие-то черты величия. Миссис Каролина Фарадей, вдова доктора Джона Фарадея, главы колледжа Св. Игнатия, была воплощенным величием.

Это была старая женщина удивительной наружности, без каких-либо уродливых черт, которыми старость так часто награждает самые прекрасные в прошлом лица.

Следует отметить, что через две секунды после ее появления в комнате наступила полная тишина. Она была небольшого роста, но держалась удивительно прямо. Удивленному Кемпиону показалось, что большая часть ее фигуры, одетой в платье из плотного черного шелка, была втиснута в сложную конструкцию из китового уса. На хрупкие плечи была наброшена мягкая кружевная накидка розовато-сливочного цвета, схваченная у горла большой брошкой в виде камеи. Ее лицо, лицо старой сирены с яркими, как в молодости, черными глазами, было окружено коротким шарфом из таких же кружев, удерживаемым наподобие чепца с помощью широкой черной бархатной ленты.

Любовь к кружевам была, вероятно, ее единственной слабостью. У нее была большая коллекция кружев и она постоянно их носила. Кемпион, который понимал толк в таких вещах, ни разу не видел, чтобы она надела какие-либо кружева дважды за то время, что он провел в этом доме.

В данный момент она держала в одной руке тонкую черную трость, которой пользовалась при ходьбе, а в другой — большую голубую чашку с блюдцем.

Когда эта старая женщина, стоя в дверях, смотрела на стоявших перед нею людей, как если бы они были расшалившимися детьми, она чем-то напоминала орлицу.

— Доброе утро, — произнесла она и, к удивлению Кемпиона, ее голос прозвучал очень молодо. — Скажи мне, Вильям, неужели, отстаивая свою точку зрения, нужно поднимать такой шум? Я слышала твой голос, еще будучи наверху. Должна ли я напоминать тебе, что у нас в доме усопшая?

После неловкой паузы Маркус сделал шаг ей навстречу. К его большому облегчению, миссис Фарадей ему улыбнулась.

— Я рада, что вы пришли, — сказала она. — Наверное, ваш отец еще не приехал? Вы привезли с собой мистера Кемпиона?

Несомненно, эта женщина полностью владела собой.

Маркус подтолкнул Кемпиона вперед и представил их друг другу. Поскольку миссис Фарадей в одной руке держала трость, а в другой чашку с блюдцем, она не сделала попытки пожать ему руку, но вместо этого грациозно поклонилась и одарила молодого человека одной из своих редких улыбок.

— Через минуту, — сказала она, — я просила бы вас обоих пройти в мой кабинет. Но сначала я должна поговорить об згой чашке. Мы все здесь собрались, поэтому, может быть, лучше все выяснить все прямо сейчас. Я уже разговаривала со слугами. Будьте добры, Маркус, закройте дверь.

Хрупкая, но властная женщина вошла в комнату.

— Джойс, — сказала она, — подайте мне маленькую салфеточку, пожалуйста.

Девушка открыла ящик бокового стола и вынула оттуда небольшой кусочек ткани, украшенный вышивкой. После того, как салфетка была постелена на полированную поверхность стола, тетя Каролина поставила на нее чашку с блюдцем.

— Эту чашку, — проговорила она спокойным тоном, в котором, однако, чувствовалось явное неодобрение, — я обнаружила в комнате Джулии. Она стояла на полу и была скрыта подзором ее кровати. Я ее нашла с помощью моей трости, и Элис ее подняла. Похоже, в чашке был чай.

Все, кто был в комнате, стояли, и со своего места справа от старой леди Кемпион мог видеть осадок и несколько чаинок на дне чашки. Его несколько удивило, что разговор ведется в тоне допроса, и сначала он не понял, что речь шла о некоем нарушении домашнего распорядка. Но еще менее он был готов к той сцене, которая последовала за словами, сказанными миссис Фарадей.

Тетя Китти, которая до этого момента тихо сморкалась в свой платок, вдруг заплакала, вызывая жалость и смущение у всех присутствующих. Она вышла вперед и встала навытяжку перед своей матерью.

— Я сделала это, — произнесла она трагическим тоном. — Я приготовила этот чай.

Тетя Каролина молчала, никто в комнате не осмеливался заговорить, и тетя Китти смиренно продолжала.

— Джулия любила по утрам пить чай, — жалобно проговорила она. — И я тоже. Я привыкла к этому еще в те времена, когда был жив мой бедный Роберт. Он тоже любил пить чай по утрам. Джулия решила — или, может быть, это предложила не она — что, поскольку утренний чай в этом доме не подают, ничего страшного не будет, если я куплю небольшой чайник и небольшую спиртовку у Бутса, и буду готовить чай в своей комнате по утрам еще до того, как Элис приносит горячую воду. И мы пили чай по утрам на протяжении двух лет. Каждое утро я готовила чай и еще в халате и тапочках приносила его Джулии. Я и сегодня утром принесла его к ней в комнату. Она… она тогда чувствовала себя хорошо. Ах, мама, если она положила что-то себе в чай и выпила, я никогда не прошу себе этого, никогда.

В конце этой удивительной исповеди она зарыдала с новой силой, и Джойс безуспешно пыталась ее успокоить. Во взгляде, которым тетя Каролина наградила свою дочь, была смесь неодобрения, удивления и презрения. В конце концов она повернулась к Джойс.

— Дорогая, — спокойно произнесла она, — отведите свою тетю в ее комнату, и если доктор Деврок еще в доме, попросите его дать ей успокоительного.

Но тетя Китти еще не до конца испила чашу покаяния. Как многие затравленные люди, она была склонна все драматизировать.

— Мама, — сказала она, — прости меня. Ты должна сказать мне, что меня прощаешь. Я просто буду сама не своя, пока не услышу от тебя, что ты меня простила.

Если бы миссис Фарадей физически была в состоянии покраснеть, это, несомненно, произошло бы. Но сейчас стала еще в большей степени походить цветом на слоновую кость, и в ее ярких черных глазах появилось смущение.