Дело тётушки Кеннел

Это было почти в три раза больше обычной платы за визит.

Д.Э. молча встал, подошел к бюро, вынул деньги.

– Дорого берете, – съязвил он, усаживаясь обратно.

– Пришлось повозиться, – парировала она и постучала костяшками пальцев по столешнице. – Мистер Маллоу, может быть, вы вылезете из-под стола и присоединитесь к нам? Или вам там больше нравится?

Дюк уже рыдал, мотая головой.

– Да у вас и правда истерика, – голос доктора звучал озабоченно. – Угостить вас успокоительным?

– Угостите! – простонал Маллоу, утирая слезы и выбираясь. – Ой, мама, не могу!

Саммерс фыркнул.

– Панихида отменяется, – сказал он. – Ладно. Примем, сэр, все, что нам уготовлено. Уготовившие сами виноваты.

Мистер Маллоу переменился в лице.

– Э, э! Ты же обещал!

– Обещал, обещал, не ной. Я покамест ничего и не делаю. Никто не помешает вам плясать кадриль.

– Что, что?

– Нам плясать кадриль.

– Это хорошо, – успокоился Маллоу. – Великолепно. Замечательно. И будет еще лучше, если ты продолжишь в том же духе.

– О, – съязвил Саммерс, – я догадывался, сэр, что вы испытываете тайную привязанность к деревенской кадрили.

Пока двое джентльменов обменивались любезностями, доктор подумала, что теперь можно и уйти. Часы медленно били полдень. В полированном корпусе все еще шипело и звенькало, когда Саммерс хлопнул себя по лбу и бросился опять к телефону.

Глава шестая, в которой на сцене опять появляется профессор Найтли

Профессор Найтли оказался в Брюсселе. Когда Саммерс добыл номер гостиницы и дождался соединения, Найтли перебил извинения на полуслове. Он говорил, говорил, и, кажется, никак не мог остановиться. Саммерс пододвинул стул, оперся коленом о сиденье. Поморщился, машинально проведя рукой по заду, принял небрежную позу. Маллоу фыркнул. Компаньон состроил ему свирепое лицо, показал сначала кулак, потом чтобы ему дали карандаш и бумагу, и, получив то и другое, стал быстро писать.

– Да. Да, – говорил он. – Что? Полезные ископаемые? Не совсем понял, причем тут я. Время? Ну, найду, раз надо. Профессор, если я еще раз услышу слово «деньги», я вам все усы желтой ваксой… Ну конечно, согласен. Через десять дней?! Ах, срочно. Ну, хорошо. Сейчас я передам компаньону…

– Доктор, – вполголоса произнес Маллоу, – как вы думаете, что он на этот раз выкинет? Будем надеяться на лучшее?

Но прежде, чем доктор успела ответить, Д.Э. прикрыл трубку рукой.

– В экспедицию. Какие-то раскопки в Африке. Что вы имеете в виду? – перебил он бормотание в трубке.

И умолк.

– Ну? – поторопил его Маллоу.

Саммерс медленно повернулся к нему. Видно было, что он не на шутку растерян.

– Нужен один человек, – тихо произнес он.

– Что за черт, – возмутился Маллоу. – Мы никогда не работали поодиночке!

Саммерс молчал.

– Ну, что за несправедливость, а? – пожаловался его компаньон.

– Секунду, профессор, – попросил Д.Э. и снова прикрыл трубку. – Говорит, у него уже кто-то есть. Какой-то его ученик. Старый предатель!

– Э-э-э… – тоскливо протянул Дюк.

– Езжай, – распорядился Саммерс. – Я тут все улажу.

Воцарилось молчание.

– Ну, вот что, – произнес затем М.Р. Маллоу. – Я рад, что тебе задним числом вбили что-то, здорово напоминающее совесть. Но, э, надолго тебя не хватит.

Саммерс хотел его перебить, но компаньон не дал.

– Заткнись, – сказал он. – Надолго, говорю, не хватит. Если все останется, как есть, вы, сэр, свихнетесь по-настоящему. Что я, тебя не знаю?

Д.Э. опять открыл рот.

– Как ты надоел со своей привычкой перебивать! – разозлился М.Р. – Слушай меня. Ты не просто едешь проветриться. Это оно, я чувствую.

– Что – оно?

– Головоломка, будь я проклят. Твоя головоломка. Наверное. В общем, похоже, это шанс. Постарайся использовать его на всю катушку. Все. Едешь ты. Давай-давай, нечего на меня пялиться! У тебя всегда лучше получались такие вещи.

И, пока компаньон заканчивал беседу по телефону, сообщил доктору:

– А я поеду плясать кадриль. Эй, слышишь? Чтобы был назад живой, в своем уме и с чем-нибудь…

Он повертел пальцами. Компаньон торопливо закивал.

– Простите, профессор, – сказал он в аппарат, – несколько отвл… да. Да. Да, да, да!

Трубка легла на рычаг. Саммерс стоял и смотрел на компаньона.

– Нужно подумать, что мы скажем Форду, – сказал тот.

Возникла пауза.

– Так, значит… – медленно произнесла доктор.

– Да, – мрачно согласился Саммерс. – По условиям контракта мы обязаны докладывать Форду, если собираемся куда-либо поехать. Точно так же, как это делают все его мэнеджеры и рабочие.

– Боже мой.

– Вот именно.

– Хорошо, – тон доктора звучал ровно. – Что же вы собираетесь ему сказать?

– Мы скажем, – почти совсем спокойно произнес Джейк, – скажем мы примерно вот что…

– Что вы уехали в санаторий подлечить нервы? – подсказала доктор Бэнкс. – Куда-нибудь во Францию, Швейцарию или…

– Ни за что! – хором воскликнули компаньоны.

– Но почему?

Саммерс усмехнулся.

– Потому что тогда я окажусь в «Центре Здоровья Автомобильного Общества «Форд Мотор», – он оперся кулаками о стол. – И отказаться невозможно. Форд примет это как оскорбление и отомстит.

– Но за что? На каком основании?

– Обвинит меня в изнеженности. Знаете, как он любит искоренять изнеженность? Он станет говорить это на каждом углу, пока не сделает из меня прокаженного. Все знают, что если Форд кого-нибудь критикует, то лучше не иметь с этим человеком никаких дел. А поскольку все деловые люди в Детройте так или иначе связаны с Фордом…

Доктор в недоумении смотрела на него.

– Вы тут упоминали «простые, физически обременительные занятия», которые вернут мне радость жизни? – продолжал коммерсант. – Хотел бы я слышать, что вы скажете, увидев, как я прикручиваю винты к болтам в палате больницы Форда!

– Ах, да. Социальный эксперимент. Я читала о нем в газетах.

– Социальный – социальный. Пациенты «Центра» получают «простую, необременительную работу». Чтобы ни одной секунды не провести без пользы. Более того, вы не сделаете там ни одного лишнего шага, ни одного лишнего движения. Все, что вам нужно – уже посчитано, записано и утверждено. Остальное должно быть уничтожено потому что социологическая комиссия «Форд Мотор» пришла к выводу, что вам это не нужно.

– Подождите, – остановила его доктор. – Не кажется ли вам, что вы горячитесь? В его методе есть здравое зерно. Кроме того, социологическая комиссия знает свое дело. С формальной точки зрения это выглядит ужасно, но фактически – не так уж сильно отличается от обычной жизни.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю, что люди боятся всего нового. И также знаю, что вам свойственно демонизировать то, что вам не нравится. Это просто ваши страхи, мистер Саммерс. Страхи – и больше ничего.

Коммерсант отвел глаза. Не догадаться, на что намекает доктор мог только круглый идиот. Если бы она не додумалась в конце концов сообщать предварительно, насколько будет болезненной процедура и сколько займет времени, ей пришлось бы каждую их встречу нанимать санитаров. И не старенького дедушку Христодуло в компании долговязого прыщавого юноши – сына мистера и миссис Х.Х. Харви, помогавших при необходимости с пациентами. Эти бы не справились. Доктору Бэнкс, вероятно, понадобилась бы пара здоровых и сильных молодчиков из тех, кого держат в больницах на случай, если пациент сопротивляется.

Новый метод доктора показал себя с хорошей стороны. Но даже так выходило с переменным успехом, потому что у пациента страдала то скромность, то гордость, то еще какие-нибудь тонкие чувства – в общем, Д.Э. Саммерс страдал.

– Естественно, – усмехнулся он. – Я знал, что вы это скажете. Еще бы. Кто же, как не вы.

– Стоп, сэр, – оборвал его Маллоу. – Стоп. Опять тебя поперло. Ни один бык так не бесится от красной тряпки, как ты от Форда. Мисс Бэнкс, а что бы вы сказали, если бы узнали, что участие в эксперименте совсем не добровольно, как вы это читали в газетах?