Страница 5 из 9
Дизайн был ключом к сегодняшнему дню. Доказательством, что «сейчас» обладает какой-то ценностью (и, может, даже немного продлится).
В нашей школе был кабинет начальной военной подготовки, полный восхитительных экспонатов и плакатов («зона полных разрушений, зона средних разрушений, виды бомб»). Больше всего радости доставлял нам американский полевой телефон. Судя по табличкам, он приплыл в Мурманск в качестве союзнической помощи Красной армии, потом отслужил свое в Народном Войске Польском, чтобы после демобилизации стать учебным экспонатом.
На переменах мы пытались запустить аппарат, крутя ручку динамо, и даже частично в этом преуспели. Дозвониться в штаб так и не удалось, зато одноклассник Дамиан получил серию ударов током. Позже я прочитал, что пытки при помощи телефонного аппарата составляли неотъемлемую часть репертуара американской армии.
Тем не менее, если не считать случайного успеха в сфере нарушения прав человека, учились мы довольно паршиво.
Не то чтобы это имело какое-то значение. Учителя НВП традиционно служили объектом шуток, принадлежали к излюбленным персонажам школьного и студенческого фольклора, наш же педагог идеально вписывался в схему «брошенный на съедение недотепа в мятом пиджачке». Он входил в класс, неуверенно озирался, вытаскивал из дешевого портфеля бумажки и надиктовывал:
– Двойной, так сказать, длинный гудок означает, так сказать, химическое заражение с северо-так-сказать-южного направления…
Весной 1990 года мы встретились с ним в последний раз. Хотелось бы написать, что мы растрогались или ощутили хотя бы нечто похожее на жалость. Ничего подобного. Мы выходили на свободу. Нас ждали университеты, затем карьера и бесконечные возможности в чудесном новом мире. Учителю НВП вход туда был заказан.
Он поставил всем пятерки. Обвел нас взглядом и, кажется, почувствовал, что должен подвести какой-то итог совместным годам.
– Многому я вас, так сказать, тут не научил, но войны, пожалуй, уже не будет. Так сказать.
Странно. У меня было много хороших и мудрых учителей – в любом случае лучше и мудрее энвэпэшника. Я даже не помню, как его звали, но именно ему я поверил безоглядно и двадцать пять лет повторял:
– Войны, пожалуй, уже не будет. Так сказать.
Поводок
Я помню восторг отца, когда кто-то прислал нам заграничные витамины с защитной крышкой, которую не могут открыть дети. Отец всем демонстрировал пластиковый флакончик.
– Конечно, это всего лишь витамины, – объяснял он, – но даже передозировка витаминов может быть опасна!
Потом крутил крышку в доказательство того, что ни один ребенок с ней не справится, нажимал в нужном месте и – вуаля! – она поддавалась. Довольный фокусом, он высыпал на ладонь несколько таблеток. Затем ссыпал их обратно и закрывал баночку. У меня так не получалось (честно говоря, я и сегодня не в состоянии прорвать эту блокаду).
У трюка был политический смысл. Он позволял на простом примере показать превосходство капитализма над этим непонятно чем, что нас окружало. В нашем мире – подчеркивал отец – достаточно написать «не давайте детям» и заняться более важными делами. Ну, может, еще раздать в медицинских учреждениях миллион листовок, информирующих о страшных последствиях чрезмерного употребления витамина C. Или разместить соответствующее предостережение на спичечных коробках. Издать брошюру «Берегите детей от витамина». Осудить беспечность родителей. Как раз для таких задач в Польше существовала целая армия плакатистов.
Тем временем по ту сторону железного занавеса люди тоже могли вовремя не убрать флакончики с лекарствами. Там тоже встречались рассеянные матери и безответственные отцы. Однако их, судя по всему, не пытались перевоспитать. Кто-то признал неизменность человеческой натуры, а потом посвятил немного времени, чтобы найти решение – крышку только для взрослых.
Именно в этом и заключался дизайн, по крайней мере, в глазах моего отца. Мир, который подстроился под пользователя. Вместо того чтобы сгибать человеку позвоночник и прижимать голову к груди, предупреждая: «Осторожно, низкий потолок» (черно-желтые полоски и табличка «Помни о каске»), дизайн обещал если не толерантность, то хотя бы снисхождение.
У меня тоже был любимый предмет: пластмассовый йо-йо. Зеленый снаружи и темно-синий внутри. Сегодня такой даже в «Киндер-сюрприз» бы не положили. Веревочка постоянно путалась, диск совершал несколько нервных подергиваний, после чего замирал. Иногда получалось добиться от игрушки ритмичного вращения – и тогда быстро становилось скучно. Несмотря на это, я берег йо-йо, как сокровище. Отчасти из-за его красивой заграничной расцветки и надписи «Made in Japan». Но прежде всего из-за искреннего удивления, что кто-то создал столь прекрасную, элегантную – и абсолютно бесполезную вещь. Судя по рисункам на греческих амфорах, человечеству уже более двух тысяч лет известен этот способ бесцельного времяпрепровождения. И все же по-настоящему популярным йо-йо стал в годы Великой депрессии и, так же как депрессия, пришел к нам из Америки. В 1932 году Адам Астон (25) записал фокстрот «Знакома ль пани с этой модой на йо-йо?»:
Кстати, ни один эксперт не объяснял, что благодаря йо-йо растет мышечная масса или улучшается реакция. Что он предотвращает болезни пародонта или освежает дыхание. Бессмысленность этой игрушки не нуждалась ни в оправданиях, ни в объяснениях.
В какой-то послевоенной книге йо-йо определили как бездумную забаву, при помощи которой буржуазия отупляла рабочий класс. Впрочем, уже в 1934 году поэт левых взглядов Эдвард Шиманский (27) написал бескомпромиссное стихотворение:
Дальше в стихотворении говорится о голоде, насилии, а также о военно-полевом суде и виселице («тянем, на крюк айда. Йо-йо! Да»). Жаль, что никто не положил этих слов на музыку.
Мода на йо-йо переживала в двадцатом веке взлеты и падения и прошла вместе с самим столетием – пожалуй, уже навсегда. А может, и нет. Как знать.
И все-таки йо-йо победил. Уже давным-давно я не слышал, чтобы какую-нибудь игрушку называли бессмысленной. Очередные волны паники захлестывают современных родителей. Компьютерные игры вызывают агрессию. Цветные резиновые браслеты вредны и радиоактивны. Даже о кошечке Hello Kitty написали, будто она – исчадие ада. Однако среди всех предостережений и упреков нет ни одного, обвиняющего игрушку в бессмысленности.