Страница 15 из 25
– Она там, внутри? – удивилась бабушка и, надев очки, воскликнула: – Ой, Яник, какая красавица! Обязательно привези ее к нам, не то мы решим, что ты взял напрокат манекенщицу.
– Погоди, дай посмотреть специалисту, – дед заглянул в дисплей фотоаппарата. – Блондинка, говоришь?
– Я вообще молчу.
Я даже толком не знал, встречаемся ли мы с Ниной.
– А у тебя нет фотографии, где вы вдвоем? – поинтересовалась бабушка, которая в подобных ситуациях всегда оживала. – Ты у нас этакий южанин, а она совсем светленькая, так что вы наверняка отлично смотритесь вместе. Как та шведка с Марчелло Мастроянни, понимаешь, о ком я?
– Да, она и правда немного похожа на Аниту Экберг. Кстати, наше следующее свидание будет в Риме.
– Слышишь, дед? – позвала бабушка. – Твой внук едет на свидание в Рим!
– Как в Рим? Нет, я, конечно, понимаю, что за красивой девушкой ты отправишься хоть на край света, но Рим все-таки далековато.
– Нина сейчас работает няней на юге Италии, вот мы и решили встретиться в Риме.
– Как романтишно, – вздохнула бабушка.
– Значит, ты поедешь через Паданскую низменность – обрати внимание на тамошний ландшафт, – в деде заговорил географ.
– Да ну тебя, дурачок, только о ландшафте ему и думать! – весело одернула его бабушка. – Надо же – свидание в Риме!
– Главное, не забудь, что я тебе говорил, – напомнил дед. – С красивыми женщинами ох как непросто, за ними вечно кто-то бегает, уж я-то знаю, о чем толкую…
– Еще бы! Небось и сам в свое время набегался за юбками, – подколола его бабушка.
– Да ну, Итушка, все-то ты путаешь. Это за тобой бегали, – ухмыльнулся дед и глотнул кофе, который переливался в чашке разноцветными пузырьками.
Я решил, что бабушка с дедом уже приободрились, и приготовился выложить им свой план.
Мне хотелось свозить их в Палаву. В Палаву, куда они брали меня каждое лето, которое я проводил у них. Мы бродили по холмам, и я, еще ребенок, выискивал места, где перистый ковыль колышется, как море, или спускались на велосипедах вниз, к Мушовскому водохранилищу – там дедушка учил меня плавать, бросая мне в воду, словно собачке, теннисный мячик, а потом покупал в награду жареные лепешки и желтый лимонад, в котором тонули осы.
Но не успел я еще и рот открыть, а бабушка уже достала карты. В карты мы играли, сколько я себя помню, – в основном в рамми, расплачиваясь за проигрыш десятигеллеровыми монетами, пока их не перестали выпускать. Дедушка играл осторожно, сразу сбрасывая комбинации, чтобы сильно не проштрафиться, а вот бабушка любила побеждать с блеском: она держала карты в несколько рядов, ничего не выкладывая, и заканчивала игру лихо, в один присест – или же наоборот не могла наскрести монет, чтобы расплатиться за проигрыш.
Я потянулся к потрепанной колоде, якобы растасовать карты, и как бы невзначай предложил:
– Может, лучше съездим в Палаву?
Бабушка с дедом уже давно, кроме поликлиники, никуда не ездили и ездить не желали. Они переглянулись, и дедушка переспросил:
– В Палаву? Но ты же знаешь, что мы теперь плохо ходим.
– А вам и не придется. Мы просто прокатимся туда и обратно.
– Яник, давай лучше дома побудем, – вступила бабушка. – Я когда за эклерами выходила, на улице сильно дуло. Дедушка может простыть. Мы так рады, что ты к нам приехал, давай просто тут посидим.
– Бабушка, у меня ведь не кабриолет. А в машине дедушка не простынет.
Они снова переглянулись, и дедушка буркнул:
– Бензин только тратить…
– Тратить, значит?! – для виду рассердился я. – Я хочу свозить вас в Палаву, вот и все! Помните, как мы ездили туда летом? И купались у Мушова? Теперь моя очередь показывать вам эти места. Ну, когда вы их еще увидите?
Ненадолго воцарилась тишина, бабушка с дедом будто и впрямь погрузились в воспоминания, а потом дедушка произнес:
– Как такое не помнить? Я и с учениками сколько раз туда ездил.
Тут в нем снова проснулся географ, и он добавил, даря мне надежду на успех:
– Оттуда весь Венский бассейн виден как на ладони.
– Ты же, кажется, служил в Микулове? – подлил я масла в огонь.
– Да, оттуда мы грозили кулаками австрийцам… А потом с юга пришли венгры, с севера – поляки, с востока – русские[27].
– Ну так что, едем?
Бабушка смотрела в окно, словно не желая участвовать в разговоре, и дедушка обратился к ней:
– Итушка, может, съездим еще разок?
Его голос звучал почти умоляюще.
Я еще даже эклер не доел, а из ванной уже донеслось жужжание дедушкиной электробритвы. Он опять вытягивал по-птичьи шею, чтобы кожа под подбородком натянулась и лезвие захватило короткую и жесткую седую щетину. А потом дверь ванной распахнулась, прихожая наполнилась запахом одеколона, и в нее, словно медуза в облаке чернил, выплыл пожилой господин. Он сделал три шага в сторону зеркала, достал из заднего кармана брюк гребешок и причесал свои белые волосы. Так он поступал каждый раз, когда собирался выйти из дома, даже если нужно было просто вынести мусор или зарезать кролика. Где-то внутри дед по-прежнему оставался высоким стройным красавцем, который привык задавать тон и очаровывать всю учительскую.
– Не знаешь, где моя оранжевая жилетка, которую ты вязала? – спросил он у бабушки, открыв свой шкаф с одеждой.
– Он и в гробу себе станет галстук поправлять… – подмигнула мне бабушка и отправилась на поиски жилетки.
Вскоре она появилась в новой юбке и колготках и принялась искать туфли, которые налезли бы на ее ноги с распухшими косточками.
Осторожно, держась за гладкие перила, мы спустились вниз по ступенькам. Я обошел машину, чтобы помочь бабушке усесться на заднее сидение, а дедушка тем временем устроился впереди.
Оказалось, что увидеть другой район Погоржелице для них уже событие.
– Сколько тут всего понастроили! – удивлялся дедушка, неотрывно глядя на новые цеха и склады, – он словно очутился в городе, где не был уже лет пять.
– А туда я ездила на велосипеде во Власатице, – сказала бабушка, указывая на дорогу, тянущуюся вдоль фазаньей фермы.
Дед преподавал в средней школе, а бабушка учила первоклашек читать и писать. В последние годы перед пенсией она разъезжала на велосипеде по окрестным деревням, где замещала молодых учительниц, которые, едва взяв указку в руки, тут же отправлялись в декрет, и вместо них учила детей прописи: на восьмом месяце выводить букву В, а на девятом – Д.
Мы проехали по длинной насыпи между Мушовским и Вестоницким водохранилищами, а потом свернули с трассы и стали подниматься в гору вдоль виноградников. Сентябрь только начинался, гроздья дозревали, среди кустов трещали отпугиватели птиц, и возникало ощущение, будто мы оказались на поле боя. Я сбавил скорость, чтобы бабушка с дедом могли полюбоваться окрестностями.
– Известняковые отложения вторичного периода лежат здесь на более поздних третичных горных породах, – сообщил дед.
– Яник, тут так красиво! – воскликнула бабушка, которой не было никакого дела до вторичного известняка.
Дедушка верил в постоянство литосферных плит, взглядов и принципов, бабушка же ценила хрупкость: цветы в саду и деревенские первоклашки убедили ее в том, что прекрасное, как правило, недолговечно.
Мимо нас промчалось несколько мотоциклистов, уверенно восседавших на мощных драндулетах. На следующей развилке мы свернули налево, и вскоре перед нами открылся вид на восточные склоны Павловских гор и холмистую долину. Мы ехали настолько медленно, что нас обгоняли даже велосипедисты. Я включил аварийку, чтобы было понятно, что мы на экскурсии.
– Можешь где-нибудь здесь остановиться? – попросил дед.
Я съехал на дорожку из белого гравия, ведущую к виноградникам.
– Выйдем ненадолго?
– Пока просто стекла опусти, – ответил дедушка и сделал глубокий вдох, словно желая для начала привыкнуть к местному климату. – Наверное, та самая “палава”[28], – произнес он, не отрывая взгляда от гроздьев винограда. – Пойдем, Итушка, посмотрим поближе.
27
А потом с юга пришли венгры, с севера – поляки, с востока – русские. – Имеются в виду события 1968 года, когда в Чехословакию были введены войска Варшавского договора.
28
Наверное, та самая “палава”… – Палава – это не только название заповедника в Южной Моравии и входящей в него возвышенности, но и название сорта винограда (полученного скрещиванием сортов “гевюрцтраминер” и “мюллер-тургау”), из которого производят сладкие и полусладкие белые вина.