Замена

— Это ошибка, Кадзи-сан. Она…

Бум. Бум. Бум. Пульс мешал говорить, и темнота коридора окрашивалась в оттенки багрянца. С каждым ударом сердца перед глазами вспыхивало облако яркого света.

— Никакой ошибки нет, Аянами-сан. Яничек опознана как Ангел. Главное, не волнуйтесь. Вам вредно, вы бледнеете от этого.

Я обернулась. Каору небрежно отшвырнул Майю в сторону и прямо у лестничной клетки набросился на Карин. Теплая волна прокатилась коридором, и я увидела бойню. Нагиса не дал ей и шанса раскрыться — «А она могла?» — он опрокинул ее, смял и рассек на куски. Фрагмент коридора вокруг них разросся огромным залом, брызнул густой дым, скрывший финал — поглощение микрокосма.

Отдача ударила мне по глазам, и это было уже слишком.

Лицей горел.

Я распахивала двери, ища выход, но его не было: из каждого проема мне в лицо бросался ослепительный жар. Кричали дети, и их крики врывались в пламя сиреневыми молниями. Я видела скрип перекрытий, в которых ворочалось пламя, я видела, как бьется пожарная сирена.

На пути к единственной лестнице стоял Каору.

За ним был холл и, возможно, — выход.

— Хватит уклоняться, Рей, — сказал он. Он улыбался, и пламя лизало потолок над его головой. От жара его волосы шевелились.

Я попыталась обойти его, но он отшвырнул меня — прямо на горячую стену. Когда рубашка прикипела к спине, я закричала.

— Давай, — потребовал он. — Ты выйдешь отсюда со мной — но не как кукла, поняла?!

Он стоял надо мной и говорил.

Специальный госпиталь NERV сгорал вокруг нас — не лицей. Водоворот ледяного пламени закружил меня, и все закончилось.

«Лицей никто не сжигал», — решила я, видя потолок палаты над собой. Не сжигал, не сжигал, не сжигал… Мысли не поспевали за пульсом, и я понимала, что с сердцем что-то не так. О, нет, подумала я.

«У тебя потрясающее сердце, дорогая моя. Даже не верится, что это моторчик раковой больной», — сказала Акаги три года назад. Я попыталась сесть в кровати, карабкаясь по неизменным ступеням: слабость, муть в глазах, иголки боли за височными костями.

— Вот умница, очнулась, — сказала доктор Акаги. — Давай, снимай датчики.

Я сунула руку в разрез больничной рубашки и отлепила от груди две присоски. Еще один провод заканчивался пластырем под ключицей.

— И его, и его, — кивнула Рицко-сан. — Я на всякий случай легкие прослушала. Ты хорошо дышала, как во сне, как ребенок.

Она положила на прикроватную тумбочку лоток и отошла к столу, так и не поставив уколы. Я следила за ней: странный голос, странные жесты. Акаги бедром зацепила раковину, и листок назначений вытащила из настольного зажима не с первой попытки. Я принюхалась, прозревая: в палате пахло спиртом — но не медицинским.

— Вы пили?

— Я? Не-ет! — отмахнулась Рицко-сан и принялась писать. В кресло она так и не села.

Я потерла пальцами ладони: потно. Липко. Призраки исчезли, при поворотах головы больше не тошнило. За окном тени ветвей обмахивали фонарь, в палате пахло ложью и неправильным спиртом.

— Из-за Карин Яничек? — спросила я.

Акаги-сан подняла взгляд и нахмурилась:

— Из-за кого? А-а, ты имеешь в виду последнего Ангела?

Она выпрямилась, отложила ручку. Потерла пальцы, точно ища воображаемую сигарету.

— Я имею в виду Карин.

— Так она же и была Ангелом, — сказала Акаги. Она не могла найти себе места: пыталась устроиться на банкетке у двери, потом — опереться на стол. Доктор много двигалась, но совсем немного — со смыслом.

— Нет. Кто идентифицировал синий код? Икари? — мне вдруг стало холодно, но я все же продолжила: — Или Нагиса?

— Нет, родная моя, — покачала головой Акаги. — Сигнал поступил от СБ. Наверное, кто-то из медиумов. Но что тебе…

— Произошло убийство. Карин не была Ангелом.

— Погоди, что ты…

— Я говорила с ней. Она — медиум. Хороший, хотя и странный.

«— Мама хотела, чтобы я стала шеф-поваром. А папа сказал, что женщины шеф-поварами не бывают.

— А ты хотела?..

— Я? Они оба не знали, чего хочется мне. Не спрашивали».

— Погоди, — снова сказала Акаги. — Не Ангел? Ты уверена?

Я промолчала: в моей уверенности теперь не было смысла.

— День, когда прибыл Икари, — сказал Рицко-сан задумчиво, — в тот день ты пропустила Ангела. Ты сама рассказывала, что еле разглядела его. Когда уже знала, кто это. Помнишь?

Она вдруг улыбнулась и продолжила:

— А какой день был, правда? Противный такой, и мальчик этот директорский — тоже гад. И что тебя потянула так на него? Хоть на второй раз он ради тебя постарался?

Виски, подумала я. Скотч. Мне было противно.

— Доктор Акаги-сан. Мне надо узнать, кто определил Карин как Ангела.

— А? Зачем?

— Я так хочу.

Рицко-сан встала, пошатнулась и пошла к дверям. Свет мигнул: Акаги пощелкала выключателем. Тьма — свет. Снова тьма. Мне стало нехорошо, ладоням — совсем потно.

— Ты дурочка, Рей. Плюнь на это все. Плюнь, ладно? У тебя метастаз в правом легком и… Плохая гистология костей.

Свет — тьма. Свет — тьма. Ритм грохотом отзывался в ушах.

Тьма — свет. «Метастаз, — подумала я отстраненно. — Сколько раз я уже умирала?»

— Со дня на день начнутся новые боли, — сказала Акаги из темноты. В ее голосе было мокро. — Я перевожу тебя на симеотонин.

— Зачем?

— Просто так. До конца.

Она вышла, оставив свет включенным.

Я оперлась на стену, обхватила колени руками. Доктор Акаги так и не свыклась с мыслью о моей смертности. «Плюнь на это все», — вспомнила я и, увидев на стуле свою сложенную одежду, потянула рубашку через голову.

«Извините, доктор, — думала я, берясь за белье. — Нет. Просто — нет».

Я открыла дверь «Финансово-экономического отдела» и посмотрела на дежурного.

— Аянами-сан? Доброй ночи.

Он часто дежурил за стеклом в приемной. Или я запоминала только его — невзрачного, обычного, серого. Или их было несколько — невзрачных, обычных… Я потерла висок.

— Доброй ночи. Я хочу поговорить с офицером, принявшим рапорт о синем коде.

Дежурный кивнул и опустил руку под стол. Зашипел привод замка, запирая входную дверь — дверь с табличкой «Финансово-экономический отдел».

— Одну минуточку, Аянами-сан, — отозвался дежурный и развернул к себе терминал. — Присядьте, будьте добры.

Я кивнула, но к креслам не пошла. В приемной всегда стоял запах лазерной печати — густой, насыщенный, как, наверное, в типографии. За внутренней дверью находился серверный зал и рабочие посты группы слежения. За серверным — кабинеты отделов. Были еще лестницы вверх, вниз, и везде стояли принтеры.

Но печатью пахло только в приёмной.

— Проходите, Аянами-сан, — сказал дежурный, не отрывая взгляда от экрана. Внутренняя дверь щелкнула и приоткрылась. — Кадзи-сан ждет вас.

Наверное, мне стоило удивиться.

Я прошла через серверную, не видя никого.

«Ты умрешь».

«Карин умерла».

Свет — тьма. Свет — тьма. Мне казалось, что я готова ко всему: я с детства слышала только сроки — год, три года, потом как-то было даже четыре месяца. Сначала я не понимала, о чем они все говорят, потом — понимала. В сущности, разницы не было никакой. До сегодня. До Акаги, напившейся настолько, что она не смогла сделать укол. До мечты — симеотониновый рай на всю оставшуюся жизнь.

И я даже не спросила, сколько ее осталось — жизни.

Я шла по помещениям службы безопасности не потому, что Карин Яничек убили, — вот что было противно. Я шла, чтобы убить свой страх.

— Садитесь, Аянами.

Кадзи смотрелся нелепо в кресле начальника СБ — в садовничьем комбинезоне, положив немытые руки поверх бумаг и целой россыпи флэшек. «Никогда не видела столько флэшек», — подумала я. На ухе инспектора все еще висела гроздь устройства связи.

— Спасибо.

Кресло посетителя было обычным: никаких неудобств — но их додумывало воображение. Как и боль в груди. В полной тишине кабинета я, казалось, ослепла. Все краски сгладились, все переходили друг в друга без резких граней. Кажется, за спиной у Кадзи-сана стоял стеллаж во всю стену. Или просто много полок.