Сияние жизни

— Все, смываемся.

Тот постучал по маске, — дескать, понял, — и присоединился к ползущему Икари.

Разрешение для пилотов сопровождать разведгруппу выбивалось долго и уныло, но Синдзи не первый год играл на нервах медиков и командиров, так что в своей безоговорочной победе был полностью уверен. В конце концов, капитану Кагитару придали еще и группу для охраны Икари и Аянами, так что тот еще и спасибо сказал: огневое прикрытие его разведчиков в случае столкновения усилилось вдвое. Младший лейтенант поднялся с колен и в полный рост пошел к транспортерам.

— Возвращаются? — спросила Аянами, вставая с гусеницы.

— Ага. Все целы, все благополучно.

Девушка кивнула и стала помогать ему выбраться из пут маскировки. Окружающие солдаты со сдержанным интересом посматривали на эту сцену: видимо, успели оценить нелюдимость старшего сержанта и теперь слегка недоумевали. Синдзи безмятежно улыбнулся под маской. «Быть особенным порой чертовски забавно».

Выбравшись из плаща, он привалился к броне и потянулся.

Затишье между штурмами и редкостно спокойная погода дали «Токио-3» и всему укрепрайону неплохую передышку. Отступление тумана от побережья позволило проложить глубокие маршруты для авиапатрулей, и теперь база заканчивала восстановительные работы, слушая, как самолеты и «вертушки» утюжат в отдалении редкие стаи мутантов. Отдохнувшая, наконец, Кацураги даже заикнулась о небольшой посиделке в офицерском собрании.

Некурящему Синдзи вдруг почему-то приспичило затянуться сигаретой. И не просто так, а смачно вдохнуть обжигающий дым, чтобы легкие пробрало до самого дна, чтобы потом не торопясь выдыхать, глядя на легкие бледные завитки… «Наверное, это из-за того, что я в маске», — решил было он, но быстро отмел это предположение: ведь ничего другого, недоступного с одетым респиратором, ему не захотелось. К примеру, поесть. Он прислушался к себе. Нет, не хочется. Или почесать нос. Или плюнуть от отвращения при взгляде на мерзкую лужу — бывшего мутанта. Или вытереть вспотевший лоб. Или полюбоваться личиком Рей… «Тьфу, пропасть, куда меня несет», — раздраженно оборвал он себя, кроша подошвой кусок песчаника.

От дурацких самокопаний его отвлекли подошедшие разведчики. Грузный в своем защитном скафандре Кагитару жестом показал Синдзи, мол, все в норме, и вместе с остальными членами группы полез в бронетранспортер. Взревели двигатели, и все тоже заспешили по машинам.

— Икари, как тебе экскурсия? — прокричал возбужденный Кенске. — Потрясающая видимость сегодня!

Синдзи открыл рот и громко лязгнул зубами: трясло БТР немилосердно. Потому вместо ответа он отмахнулся и крепче вцепился в ремень. В слабом свете единственной желтоватой лампочки наглухо задраенного транспорта было видно, что усталые разведчики с трудом держатся на скамьях. Он в чем-то понимал их, изможденных тяжелым грузом защитной амуниции, хотя его собственный доспех, по крайней мере, ходил сам. «У меня зато другие беды», — невесело усмехнулся Синдзи и сейчас же на очередном ухабе прикусил себе губу. БТР выкатил, наконец, на бетонку и общий облегченный вздох был слышен даже сквозь рев мотора.

— Приятного аппетита, — сказала Майа, подходя к столику. — Можно к вам?

Синдзи с интересом поднял голову и кивнул. Аянами и Кенске с готовностью потеснились, освобождая место лейтенанту топографической службы. Некоторое время все молчали, и Синдзи начал нервничать.

— Как там штаб? — пришел на помощь непосредственный Айда. — Давно тебя видно не было, Майа.

— Как всегда, — сдержанно отозвалась Майа, грея руки парующей кружкой. Синдзи осторожно принюхался: варево из замороженных фруктов. «Гадость».

— Слышал, вас там аэроразведка сейчас заваливает уточненными картами? — не унимался Айда. — Наверное, картографы единственные, кто не рады такой погоде…

Ибуки кивнула:

— Да, работы прибавилось.

Икари очень не нравился ее голос. Да и осунувшееся лицо, впрочем, тоже. А уж взгляд… В чистых и ясных когда-то глазах Майи висела какая-то тоскливая муть. С трудом верилось, что она подсела к ним поговорить, да и в целом на человека хоть с какими-то желаниями она не походила. Синдзи вдруг стало совестно: один из самых свободных сотрудников базы никак не мог найти времени проведать девушку. «Кто знает, что с ней происходит, может, чем-то помочь надо», — он малодушно отказался развивать свои предположения и вслух участливо спросил:

— Майа, ты хорошо себя чувствуешь?

Девушка вздрогнула, и, не отрывая взгляд от кружки, покачала головой:

— Не очень. Надо, наверное, врачу показаться…

— Не тяни, — серьезно сказал Кенске. — Мало ли, вдруг ты в «горячее пятно» влезла или там обломка какого-то коснулась, тут это быстро, знаешь ли…

— Кенске… — начала Ибуки, а потом вдруг подняла на него тяжелый взгляд, положила ладони на стол и мрачно сказала. — Какое тебе дело до этого?

Синдзи замер. Рядом с ним сидела абсолютно незнакомая девушка, и этой девушке было очень, очень плохо. Ничего не понимая, он протянул руку и осторожно накрыл ее ладонь своей. Майа снова вздрогнула и подняла на него глаза — изумленные, чистые, огромные глаза, на дне которых светилось немного счастья. Синдзи смотрел в эти глаза и с ужасом понимал, что ничем уже помочь не сможет.

Весь вечер он провалялся на квартире, трижды послал в задницу медиков, жаждущих проверить состояние пилотов после поездки на передовую. Он крутил без конца «Jitterbug Waltz» Фэтса Уоллера, глядя в потолок и шевелясь только для того, чтобы вернуть звукосниматель в начало композиции. Упорно гоня прочь мысли тоскливо-лукавой мелодией, Синдзи не мог избавиться от видения пугающего взгляда Майи — перед его глазами стоял призрак нормальной жизни, в которой есть место отношениям и даже, черт возьми, есть место любви. Жизни, которая недоступна ему — гибриду солдата и подопытной крысы. Синдзи сел, понимая, что таки не избежал рефлексий, вновь поймал себя на пафосе и решил, что лучше чем-то себя все же занять.

«Тир? Гимнастический зал?.. Хм, библиотека, быть может?»

Из шлюза донеслось гудение обдувки, и Синдзи только сейчас понял, что Аянами, оказывается, уходила. Открылась внутренняя дверь, и девушка показалась в проеме. Синдзи кивнул ей и вернулся к своим размышлениям об организации досуга.

— Я думаю, тебе стоит пойти к Майе.

Он вдруг подумал, что почему-то не удивлен словами Аянами. Возможно потому, что она озвучила одно из его противоречивых желаний.

— Зачем?

Рей уселась на свою кровать и посмотрела на него:

— Ей легче, когда ты рядом.

Синдзи устало улыбнулся: «Она потрясающе умная и наблюдательная, однако…».

— Да, ей легче. А мне?.. Впрочем, ладно, даже без этого. Я приду, буду рядом. А потом уйду. Что будет с ней? Потом опять приду. Потом уйду… И заметь, не факт, что вернусь.

Он завалился назад в кровать, слыша, что мелодия опять затухает и не в силах даже протянуть руку, чтобы в сотый раз она взялась оглаживать его душу. Рей молчала.

— Понимаешь, Аянами, это почти как наркотик — хочется больше, чаще. Почти — потому что тут все много сложнее. Наркотик не имеет ни мозгов, ни сердца. А у меня они почему-то есть, и я не могу… — Синдзи запнулся и закончил, преодолевая странный ком в горле. — Делать Майю зависимой от себя из такого лживого милосердия. Это безответственно, ты ведь знаешь, кто и что мы с тобой.

«Черт побери, да что за меланхолия такая?»

Аянами внимательно смотрела на него, а потом спросила:

— А ты не хочешь с ней об этом поговорить?

— Что? Зачем?

— Расскажи ей, что ты не хочешь и не можешь быть с ней.

Синдзи помотал головой:

— Нет, Аянами. Это только сделает все хуже: она станет доказывать, что вместе мы справимся, что все будет хорошо, что любовь все меняет… Нет. К сожалению, все придется оставить, как есть.

— Это не причина. Ты боишься, что поверишь ее убеждениям.

Синдзи вскочил, холодея, а в голове крутилась лишь одна упрямая мысль: «Ведьма…» Он смотрел в эти всезнающие красные глаза и вдруг все понял. «Она просто такая, как я». Икари упал на кровать и смежил веки. Странное чувство — будто он только что покинул ЕВУ, будто окончился тест, и осталось двойное сознание…