Страница 8 из 26
– Какое начало и какой конец!
И стихотворение страшное. Чтобы его прочитать требуется чуть больше минуты. Человеку пройти путь от рождения к смерти потребуется жизнь. У каждого отдельно взятого человека она будет разной по длительности. Но какой она сложится?
Или сложилась… Муж об этом уже не расскажет: чувствую… вижу, что так как я думаю, так и получится.
А так нельзя! Пусть не всё человечество, но окружение должно знать, как человек прошёл путь от рождения до того момента, когда смерть вселится в него.
Человек уходит из жизни, а трагедии – нет. Человек завершает свою жизнь спокойно, однако мне кажется, что кроме солнышка, он мог бы и ещё что-то важное для нас оставить. Не может быть, чтобы у него не было в жизни чего-то знаменательного, которое могло бы пригодиться человечеству!
Историки перед летописцами снимают шляпу, используют любую запись свидетелей прошлого, готовят фундамент знаний будущему народу своей страны, а заодно рассказывают об этом всему миру – смотрите, внимайте, изучайте, не забывайте – вот мы такие! Мотайте на ус, если что!
И я преклоняюсь перед пишущими людьми. Пусть в их трудах собственное Я превалирует, но главное – у них это Я не выпячивается.
Мир не узнал бы о поэте-комсомольце Павле Когане, если бы не прочёл его стихи:
Павел погиб в Новороссийске в 1942 году. Фашистская пуля оборвала его жизнь на цифре 24, но послушайте, что он, практически ещё не вышедший из юношеского возраста, нам рассказал:
И дальше:
Я бы современной молодёжи о таких мальчиках при любых встречах рассказывала.
Женщина вновь обречённо вздохнула и продолжала:
– Только кто сегодня вам, литераторам, указ? О том ли сейчас пишете? Думаете ли о своей стране? Книги ваши патриотов Родины взращивают? В случае беды вся ли молодёжь по – когановски, как он слабовидящий, добровольно встанет в строй под боевое знамя? Ради беззаветной любви к Родине, к народу нашему?..
Я понимаю – сегодня жизнь за окнами наших домов другая, не романтическая… мы её романтическую…прошляпили. И как не парадоксально – в советское время. Шестьдесят пять лет назад это подметил советский поэт-мечтатель Николай Асеев, практически за три года до своей смерти написавший:
Написаны эти строки в 1960 году. До Ельцинского суверенитетского разгуляя.
Поэт осуждает тех россиян, которые ещё не совсем… осоветились что ли – денежный эквивалент личной жизни для них лучше, чем коммунистические призывы войти “в широкие, просторные края всеобщего богатства”.
Женщина прерывает размеренную речь свою и резко, словно следователь на допросе, спрашивает:
– Вам не кажется, что уже тогда в семидесятые годы у некоторых проклёвывался недуг стяжательства, превратившийся сейчас в олигархическое растаскивание страны? Уже тогда вирус грабежа богатства страны замешивался во властных советских структурах! Не кажется?
Мне, пришедшему проведать больного товарища, сразу ничего не “казалось”.
Я смотрел на женщину и не видел в ней сломленного горем человека. Всё, о чём она говорила, в её словах не было сие минутной растерянности. Она давно для себя решила, как ей жить дальше – с НИМ, и потом – без НЕГО. Ей просто сейчас нужен был собеседник, разделяющий её мысли, которые, как она считала, были не только её.
– Простите! Просто, стало невмоготу жить, наблюдая, как гибнет муж, а найти, кто бы нам помог без денег выходить его, вернуть к полноценной жизни, таких людей или организаций, не нашлось. И страна наша сегодня отвернулась от каждого отдельного человека. Разговоров о народе пруд пруди – особенно усердствуют богатеи…Я не оригинальничаю, но сытые о голоде не рассуждают – человеку с толстым кошельком хорошо призывать кого-то позаботиться о благополучии своего бедного народа.
Именно кого-то призывать… За этим ведь ничего не последует – никто в их карман не сунется.
Мне, кажется, в России-матушке настала такая вот жизнь, и моему романтику уже не суждено рассказать о ней. Может, вы попробуете?
Опять напоминает о себе звонок. Женщина, направляясь к мужу в комнату, вопросительно смотрит на меня, и я согласно киваю ей головой.
– Спасибо, – говорит она, – я вам ещё позвоню… А пока – до свидания и… извините: мне опять надо идти.
Не успеваю выйти на лестничную клетку и притворить дверь квартиры моего умирающего товарища, как входная дверь квартиры напротив резко распахивается.