Страница 15 из 23
Ответ. Не думаю, иначе он сказал бы нам. Папаша Жак – славный человек, он очень любит меня.
Вопрос. Вы утверждаете, господин Станжерсон, что папаша Жак не покидал затем лаборатории, что он все время оставался с вами?
Господин Станжерсон. Я в этом уверен. На этот счет у меня нет никаких сомнений.
Вопрос. Мадемуазель, войдя к себе в комнату, вы сразу же заперли вашу дверь на ключ и на задвижку? Не слишком ли много предосторожностей? Ведь вы знали, что рядом находятся ваш отец и ваш слуга. Значит, вы чего-то боялись?
Ответ. Мой отец вскоре собирался вернуться в замок, а папаша Жак должен был пойти спать. И потом, я действительно имела основания для опасений.
Вопрос. Вероятно, опасения были настолько серьезны, что вы взяли револьвер папаши Жака, ничего не сказав ему об этом?
Ответ. Верно, я никого не хотела пугать, к тому же все мои страхи могли оказаться пустым ребячеством.
Вопрос. Чего же вы все-таки боялись?
Ответ. Не могу вам в точности объяснить, но вот уже несколько ночей мне казалось, будто я слышу в парке, и за оградой, и возле самого флигеля какой-то необычный шум, иногда шаги, треск сучьев. В ночь накануне покушения после нашего возвращения из Елисейского дворца я легла очень поздно, не раньше трех часов утра, так вот, подойдя на минутку к окну, я заметила чьи-то тени, я в этом почти уверена…
Вопрос. Сколько теней?
Ответ. Две тени кружили вокруг пруда… Потом луна скрылась, и я ничего больше не видела. Обычно в это время года я уже возвращаюсь в свои апартаменты в замок, а вместе с тем и к зимним привычкам. Но сейчас я решила, что не уйду из флигеля до тех пор, пока отец не закончит доклад для Академии наук по итогам работ относительно распада материи. Мне не хотелось вносить какие-либо изменения в установившийся ритм нашей жизни, я боялась помешать завершению столь важной работы, ведь оставалось всего несколько дней. Надеюсь, вы понимаете, что я не хотела тревожить отца своими детскими страхами и не стала ничего рассказывать папаше Жаку, который наверняка проговорился бы. Во всяком случае, я знала, что папаша Жак держит револьвер в своей тумбочке, поэтому днем, воспользовавшись его отсутствием, я быстро поднялась на чердак и взяла оружие, чтобы положить его к себе в ящик ночного столика.
Вопрос. Как вы думаете, у вас есть враги?
Ответ. Конечно, нет.
Вопрос. Поймите, мадемуазель, такие необычайные предосторожности не могут не вызвать удивления.
Господин Станжерсон. И в самом деле, дитя мое, предосторожности, прямо скажем, поразительные.
Ответ. Говорю же вам, что вот уже две ночи я не могла спать спокойно, и было от чего встревожиться.
Господин Станжерсон. Тебе следовало сказать мне об этом. Твое поведение непростительно. Мы могли бы избежать несчастья!
Вопрос. Мадемуазель, значит, заперев дверь Желтой комнаты, вы легли?
Ответ. Да, а устав, я обычно сразу засыпаю.
Вопрос. Ночник остался гореть?
Ответ. Да, но свет от него такой слабый…
Вопрос. Итак, мадемуазель, прошу вас, изложите последовательно, что произошло дальше?
Ответ. Не знаю, долго ли я спала, но только вдруг проснулась… И громко закричала…
Господин Станжерсон. Да, крик был ужасный… «Помогите!..» Он до сих пор звучит у меня в ушах…
Вопрос. Вы громко закричали?
Ответ. Да. В моей комнате я увидела какого-то мужчину. Он бросился ко мне, схватил меня за горло и стал душить. Я едва не задохнулась, но тут мне удалось все-таки выхватить из приоткрытого ящика револьвер, который я туда положила. К счастью, он был заряжен. В этот момент мужчина сбросил меня с кровати на пол и замахнулся, целясь в голову чем-то вроде дубинки. Я выстрелила. Но тут же почувствовала необыкновенной силы удар, страшный удар в голову. Все это, господин следователь, произошло гораздо быстрее, чем я рассказываю, а дальше я ничего не помню.
Вопрос. Совсем ничего?.. Вы не представляете себе, каким образом убийца убежал из вашей комнаты?
Ответ. Понятия не имею… Я ничего больше не знаю. Разве после смерти знаешь, что происходит вокруг тебя?!
Вопрос. Этот мужчина был высокий или маленького роста?
Ответ. Я видела одну только тень, она показалась мне огромной…
Вопрос. Вы не можете сообщить нам никаких дополнительных примет?
Ответ. Сударь, я ничего больше не знаю. Какой-то мужчина набросился на меня, я в него выстрелила… Больше мне нечего вам сказать…
На этом заканчивался допрос мадемуазель Станжерсон. Жозеф Рультабий терпеливо дожидался господина Робера Дарзака. И тот не замедлил появиться.
Он слушал допрос в комнате, прилегающей к спальне мадемуазель Станжерсон, и передал его нашему другу с большой точностью, запомнив все до последней мелочи, но главное, что меня опять поразило, – это его покорность. Благодаря записям, сделанным им наспех карандашом, он сумел почти дословно воспроизвести все вопросы и ответы.
По правде говоря, господин Дарзак похож был на секретаря моего юного друга и вел себя так, словно ни в чем не мог отказать ему. Даже более того, казалось, будто он работает на него.
Закрытое окно поразило репортера точно так же, как и судебного следователя. Кроме того, Рультабий попросил господина Дарзака повторить ему еще раз весь распорядок этого трагического дня в том виде, в каком мадемуазель Станжерсон и господин Станжерсон восстановили его для следователя. Его в высшей степени заинтересовало то обстоятельство, что они ужинали в лаборатории, и он попросил господина Дарзака дважды повторить, чтобы исключить любые сомнения, то место допроса, где выяснилось, что один только лесник знал о том, что профессор с дочерью будут ужинать в лаборатории, и каким именно образом лесник узнал об этом.
Когда господин Дарзак умолк, я заметил:
– Ну и допрос! Не слишком-то он продвинул дело.
– Да, – согласился господин Дарзак, – теперь, пожалуй, все еще больше запуталось.
– Нет, загадка проясняется, – задумчиво произнес Рультабий.
Глава IX
Репортер и полицейский
Втроем мы двинулись к флигелю. В сотне метров от здания репортер остановил нас и, указав на купу деревьев справа, сказал:
– Вот откуда вышел убийца, когда тайком пробирался во флигель.
И так как между огромными дубами были и другие похожие на эту купы деревьев, я спросил, почему убийца выбрал именно эту, а не какую-нибудь иную. Рультабий обратил наше внимание на тропинку, проходившую мимо этих деревьев, которая вела прямо к двери флигеля:
– Как видите, тропинка усыпана гравием. Злодей неизбежно должен был пройти здесь, потому что на мягкой земле его следов, ведущих во флигель, не обнаружено. А ведь у этого человека нет крыльев. Он, конечно, шел, но ступал по гравию, на котором не остается следов от ботинок. Впрочем, этот гравий топтало множество ног, ведь тропинка ведет напрямик от флигеля к замку. Ну а заросли эти состоят из деревьев, покрытых зеленью даже в холодное время года, – видите, тут лавр и бересклет, – и потому убийца мог спокойно укрыться среди них, дожидаясь подходящего момента, чтобы пробраться во флигель. Спрятавшись здесь, преступник наверняка видел, как вышли господин и мадемуазель Станжерсоны, а затем и папаша Жак. Гравий на дорожке, идущей от вестибюля, доходит почти до окна. Следы человека, которые мы только что видели, петляют параллельно стене – я их уже заметил раньше; они свидетельствуют о том, что ему надо было сделать всего-то два шага, чтобы очутиться у окна прихожей, оставленного открытым папашей Жаком. И там ему ничего не стоило подтянуться на руках и оказаться в прихожей.
– В конце концов, это вполне допустимо! – заметил я.
– «В конце концов, в конце концов»! Почему это в конце концов? – вскипел вдруг Рультабий, охваченный праведным гневом, который я нечаянно спровоцировал. – Почему вы так говорите – «В конце концов, это вполне допустимо»?