Флот судного дня

– Я так понял, в проблемах станции виноваты криворукие вьетнамские наноассемблеры, хотя легкая критика в адрес денежных мешков мне по нраву. – Кириллу подумалось, что пора идти ва-банк, пусть при первом знакомстве не хочется. – Извините, а не могло быть так, чтобы на станцию попало нечто биологическое, скажем, с близлежащей планеты?

Альба помедлила с ответом, потянув из трубочки радужную жидкость, однако ни тени растерянности на ее лице не было.

– Да вы не только моряк, заплывший слишком далеко, но и фантаст… Впрочем, если вы, действительно, интересуетесь зверушками, вот вам на закуску.

И она неожиданно быстро удалились, оставив на столе едва заметный кристаллик информационного накопителя, который Кирилл сразу же сгреб.

У себя в каюте он просмотрел подаренную ему холозапись.

Это была запись полета исследовательского катера – модифицированного боевого космоплана «FX-129» – вместе с сопровождающими файлами телеметрии.

До высоты «– 10» космоплан шел по сигналам планетостационарных навигационных станций, на которые ориентируются все корабли, швартующиеся к «Юпитеру-12». Затем навигация стала опираться на планетосинхронные радиомаяки, которыми пользуются автономные зонды ближней разведки. Потом база «Донар» стала вести космоплан по азимутальному каналу. Однако его направление редко совпадало с направлением ветра, а самые разнузданные земные ураганы, по сравнению со здешними, лишь дыхание младенца. Поэтому пилоту все время приходилось рыскать, чтобы не потерять канал. Во время этих рысканий от крыльев на центроплан регулярно приходила сильная вибрация, потому приходилось гасить скорость, задирая нос и изменяя вектор тяги. Иногда помогало, а иногда машину швыряло, как макаронину в супе.

На мгновение появился «Донар» в разрыве между аммиачными облаками, лохматыми и густыми, как борода Зевса. Та самая база вояк Атлантического Альянса, которая появилась после того, как российскую станцию «Юпитер-5» приговорили всей «международной общественностью» сбросить на планету. И аэродинамическими формами, и постоянно работающими двигателями – у нее силовая установка типа «ядерная лампа» – база «Донар» напоминала огромный стратегический бомбардировщик. Хотя, конечно, на ней не было пилотов, одна автоматика.

Но космоплан нырнул глубже.

В зрачки Кирилла линзопроектор закачивает объемные картинки, записанные системой обзора нижней полусферы.

Режим телеприсутствия всегда бьет по эмоциям, а сейчас вообще захватило дух. Катера как будто не стало, Кирилл находился между исполинских светло-голубых стен облачного «каньона», сделанного из кристаллов аммиачного льда. Под ним неслась со скоростью полтысячи километров в час желто-коричневая «река», подкрашенная сульфидом аммония. Та самая атмосферная структура Южный приполярный пояс, которая порой исчезает на десятилетия, чтобы затем неизменно выплыть снова.

Машина направилась к юпитерианской реке, вот гребни ее волн почти достают до корпуса. Тут мощная турбулентность подхватила космоплан и бросила в сторону.

Пилот готов был резко поднять машину, как в кабрировании. Потянул ручку управления на себя, и именно тут случилось странное. Машина, завалившись на корму и заработав критический угол атаки, стала падать – десять, пятнадцать, двадцать километров. Это при нормальной тяге и отданной команде «поймать горизонт».

Еще немного, и машина достигнет той высоты, с которой никто не возвращался. Исчез навигационный луч «Донара», забитый электромагнитным ревом Юпитера. Температура за бортом поднялась до двухсот по Кельвину. В какой-то сотне километров с дикой скоростью пробила молния – электрическая сатана шириной с Волгу, на секунду даже погасли индикаторы приборов.

И вдруг скорость ветра резко упала, с пятисот километров в час до каких-то жалких пятидесяти, машина оказалась в центре непонятного затишья. И перестала падать. Глаз циклона, надо полагать. Озеро Небесного Спокойствия, как выразился бы буддист. Над космопланом горело авроральными всполохами желтое небо, под ним переливалась оттенками бордового таинственная юпитерианская глубина, очень смахивающая на ад; многокилометровую ясность слегка смазывал лишь аммиачный снежок. Пилот переключил управление на бортового автопилота и дал команду на вертикальный взлет.

Последнее, что Кирилл смог увидеть на нижней отметке «—50», какое-то странное объемное пятно, точнее, гроздь пятен; они находились в центре этого безмолвия. Приемные антенны космоплана зафиксировали их излучение. По спектру и интенсивности источника смахивало на слабодифференцированную живую материю…

На высоте «– 10» космоплан попал в свирепую турбулентность; по сравнению с этим ураганом все земные выглядели милыми котятами. Но пилот своевременно взял ручное управление на себя и вполне уверенно обошел на вираже «бокал». Так у летунов называются самые неприятные циркуляции в верхних слоях юпитерианской атмосферы – вихри, уходящие хоботом далеко в ее глубину. Потом снова передал управление автопилоту, которому начал помогать лоцман орбитальной станции.

Едва Кирилл досмотрел запись, как с ним по интеркому связалась Альба Дирксен, которая пригласила зайти к ней в каюту, что была палубой ниже и больше его конуры раза в два. Уютное место, как выяснилось. Госпожа Дирксен коротает тут свободное время, мастеря лоскутные одеялки. Можно сказать, даже слишком усердно. Некоторые лоскутки выдернуты из старых скафандров, вместе со встроенными нитепроцессорами и фотоникой – поэтому вся светелка таинственно мигает и мерцает. Блики падают на маски и фигурки из материала вроде папье-маше, представляющие ягуаров, пум и божков Мезоамерики, которые сейчас выглядят довольно живыми, а некоторые и вполне жутковатыми. Тоже творчество Альбы Дирксен.

Они немного закинулись; у госпожи Дирксен были левые трансодермы, которые пускали через кожу легкую расслабляющую дурь. По ее почину Кирилл перешел на ты.

– И что ты на самом деле хотел найти? – спросила новая знакомая.

– И нашел, почти. Там что-то было, Альба. И ты это видела. Сигналы, полученные антеннами космоплана, подтверждают, что там было нечто живое. Кстати, с его пилотом можно пообщаться?

– Уже нельзя. Капитан Прерадович погиб две недели назад. Во время полета отказала система регенерации воздуха в кабине.

Кирилл поймал себя на мысли, что именно такого ответа он и ожидал.

– Почему, имея эту видеозапись, ты не подняла тревогу, речь же идет о ксеножизни.

– Просто тебе, Кирилл, хочется чего-то живого и теплого в глубинах космоса. А объяснение этому явлению совсем другое. – Ее глаза симптоматично ушли в сторону. Ясно, что лукавит.

– Давай, гони свое объяснение. Только не надо снова про оптические эффекты.

Ее пальцы неожиданно оказались у него на затылке, а губами он ощутил нежность ее губ, хотя даже не коснулся их.

– Может, поищем его вместе, пользуясь бритвой Оккама.

– Намек на мою щетину?

Пальцы Альбы нащупали шрам на его виске. Стало так щекотно и приятно, сразу расхотелось спорить и выяснять. «Живое и теплое в глубинах космоса» найдено, и оно рядом с ним, в этой каюте.

– Подростковая драчка? – решила уточнить Альба.

– Подростком я не дрался по подворотням, а играл на пианино, и не только «Собачий вальс». Так что, скорее, война. Мины у противника были очень хитрые, с мозгами не хуже, чем у кальмаров, а те твари башковитые. Квазиживые мины с органическими процессорами от «Медузы» и самообучающимися программами наведения от корпорации «Стейно», очень трудно обнаруживаемые. Как-то пришлось преодолевать очень густое морское заграждение. И в некотором роде сыграть роль живца, чтобы привлечь интерес вражеской стаи, а наша морская пехота смогла бы высадиться в другом месте. В итоге я получил фугасный привет от тех, кто не любит Пушкина с Достоевским. И пошел на дно с пузырями.

– Почему ж ты здесь, а не на дне морском с царевнами подводного царства, как ваш былинный Садко?

– Меня тяжело утопить насовсем. Поэтому мою, так сказать, тушку успели достать и оживить.