Страница 138 из 154
— Тётя Сианс моется… — вздохнула та так, будто это было подобно предательству.
— А почему ты не моешься с ней?
— Я боюсь мочалку. Она кусается, — пожаловалась Лопоухая, надув щёки.
— Она не может кусаться. Она неживая.
— Но она жжётся! Спинку жжёт!
— Это потому что ею трут. И вообще, отдай, — отобрал я у неё барабан, — и уходи.
Лопоухая разочарованно проводила взглядом барабан револьвера и потянулась ручонками за курком.
— Куда?! — перехватил я её руку, смерив эльфушку злым взглядом. — Тебе уши ободрать?
— Не надо, — замахала она головой.
— А мне кажется, что надо.
— Нет-нет, не надо, — жалобно попросила она. — Мне будет больно.
Я внимательно посмотрел на Лопоухую, после чего так же внимательно посмотрел на части револьвера. Что-то не то…
Я внимательно пересчитал детали и понял, что одной не хватает.
Где сраная пружина?
Я на всякий случай посмотрел на револьвер, проверяя, не оставил ли в нём деталь, после чего вновь перевёл взгляд на…
— КУДА?!
Стоило мне, блять, отвлечься, как Лопоухая с упорством на маленькой мордахе торопливо начала запихивать детали себе в рот. Я не буду задаваться вопросом «нахера», так как уверен, что понятного для обычного разума ответа не получу, но… всё же нахера?
— А ну-ка отдай! — отобрал я барабан, который всё равно ей в рот бы не поместился, и начал разжимать ей челюсти.
— М-м-м-м! — замахала Лопоухая головой, будто от этого зависела её жизнь.
— Отдай, сучка! — рявкнул я, всё же разжав челюсти, после чего пальцем начал выковыривать из её рта детали. Но пружины всё равно среди них не было.
Тогда я схватил её за ноги и начал трясти вниз головой под её:
— Ай-ай-ай-ай-ай!
Из Лопоухой посыпались всевозможные безделушки, которые она натаскала из нашего поместья: ручка от двери, перья, шпингалет, вилка, стопка, пробка для ванны, несколько монет, винтики, большая гайка, маленький веник для пыли, пуля, заколки, шпильки, голова какой-то статуэтки, несколько маленьких ключей, камушки, ракушки, курок от какого-то ружья… печать Бранье для документов…
Ушастая, ты как вообще за ней следила?
Но пружины-то нет! Куда она её засунула?
— Где пружина, мелкая?!
— Я не знаю… — пробормотала она, прижав ручки к груди.
Так…
— Где пружина, вредитель?
— Я не вредитель. Я Льимус.
— Нет, ты вредитель. И ты украла пружину. Где она? Куда ты её затолкала?
— Я не знаю.
Растёт вторая Сианс.
Я внимательно посмотрел на смущающуюся морду вредителя, которая пыталась сожрать детали от моего револьвера, пытаясь просто предположить, куда можно было затолкать длинную и тонкую пружину. В задницу? В другое место? Нет, слишком маленькая. Проглотить? Возможно, но вряд ли…
И тут до меня неожиданно дошло.
— Так, Лопоухая… — медленно начал я, ловя на себе настороженный взгляд, — а ну-ка задери свою прекрасную головушку и покажи носопырку.
Реакция была мгновенной. Не успел я опомниться, как мелкая бросилась наутёк к двери. Но я не я, если бы проиграл какой-то мелкой шкодливой сучке, которая наглым образом пыталась меня обокрасть. Одним прыжком я настиг воровку в середине комнаты, буквально приземлившись на неё и придавив к полу своим телом. Из-под меня раздался протяжный…
— И-и-и-и-и-и-и-и!!!
То ли писк, то ли визг — непонятно.
Я вытащил из-под себя мелкую, запрокинул её голову, после чего ловким движением достал из одной из ноздрей пружину. Удивительно, как та вообще поместилась в такую маленькую ноздрю, но я перестаю удивляться чему-либо, когда речь идёт об этой мелкой.
— Саранча…
— Я Льимус.
— Вали отсюда, Льимус.
— Но мне очень скучно… — пожаловалась она.
— А портить жизнь другим весело? — спросил я.
— Я просто хочу, чтобы со мной кто-нибудь поиграл, — посмотрела она на меня с какой-то потаённой надеждой.
Которую я с радостью разбил.
— Проваливай. Иди играть со своей подругой Хлиной.
— Она у злого дяди Диора, — пожаловалась она с грустью. — Льимус осталась одна.
— Иди к Сианс купаться тогда.
— Тётя Сианс со мной не играет. Она не умеет играть, — пожаловалась она. — Расскажешь сказку?
— Нет.
— Ну пожа…
— Да как же ты достала… — вздохнул я, уже жалея, что выпустил её из клетки. Схватил её за руку и повёл искать тех, кто смог бы ей заняться.
Удивительно, но когда она шла рядом со мной, я отчётливо слышал её «топ-топ-топ». Настолько громкий, что они перебивали мои собственные шаги. И шлёпала она так своими ногами, словно девочка весила добрый центнер.
— Почему ты такой злой… — пробурчала Лопоухая, идя рядом со мной, повесив не только голову, но и уши.
— Потому что ты трогаешь всё без спроса.
— Но они такие красивые… с ними весело играть…
— А с Хлиной тебе не весело?
— Я не могу её найти. Тётя Сианс не отпускает, говорит играть с ней. Но она очень злится, когда проигрывает.
— О-о-о… тут я тебя понимаю, — я уже представил лицо Ушастой, когда её уделала мелочь, а та даже съязвить не может.
— Тётя Сианс очень грустит из-за этого.
— Могу представить, как, — хмыкнул я.
— Она боится.
Вот здесь я уже немного удивлённо посмотрел на неё.
— Чего она боится?
— Не знаю, — беззаботно пожала Лопоухая плечами.
— А с чего ты взяла, что она боится?
— Не знаю, — последовал точно такой же ответ.
— Но знаешь, что она боится?
— Ага.
Я на секунду задумался, разглядывая мелочь рядом с собой. Она чувствует, что Ушастая боится, но сама не понимает, откуда, получается?
Я встречался с подобными людьми, которые могли чувствовать настроение другого. В некоторых мирах их называли эмпатами. И их сила редко ограничивалась только способностью чувствовать чужие эмоции.
Не думал, что Лопоухая будет обманывать в подобном. Может она была юркой и быстрой, однако в душе всё тот же ребёнок, простой и беззаботный, который рассказывает всё, что только придёт в голову. И я очень сомневаюсь, что она смогла провести психоанализ, чтобы понять, что Сианс действительно чего-то боится.
Но понять всё можно было лишь одним способом — спросить саму Лопоухую.