Страница 6 из 15
– Представьте-ка меня, Джон.
Джон Тейлор сказал:
– Это мистер Джейкоб Тэвернер.
После чего Джейкоб прошел вдоль ряда и пожал всем руку. Некоторые руки были горячими, некоторые холодными. Милдред Тэвернер, леди Мэриан и Джейн Хирон были в перчатках. Флоренс Дьюк свои сняла и засунула в широкий карман. Джеффри, Джереми и Джон Хиггинс встали для приветствия. Эл Миллер неудобно сидел на краю стула и сказал: «Рад знакомству». Рука Джеффри была сухая и холодная, худая, но, возможно, сильнее, чем казалась на вид. Рука Эла Миллера была такой влажной, что Джейкоб не постеснялся вынуть дешевый коричневый носовой платок и вытереть пальцы, прежде чем протянуть их для приветствия Джереми Тэвернеру, чье рукопожатие оказалось непринужденным. Рука Джона Хиггинса была теплой, рукопожатие – крепким.
Джейкоб заметил все: и то, что перчатки у Джейн Хирон были весьма поношенные; и что на одной перчатке у Милдред Тэвернер дыра и правая отличалась по цвету от левой; что наряд Мэриан Торп-Эннингтон стоил уйму денег. Его бы весьма удивило, если бы он узнал, что она платит по счетам.
Покончив с рукопожатиями, он подошел к письменному столу и непринужденно сел у дальнего конца, так что, слегка повернувшись, он мог видеть всех присутствующих, от Джона Тейлора до Джейн Хирон. Сидя там, в проникающем в кабинет холодном и унылом дневном свете, он и вправду был поразительно похож на обезьянку шарманщика. Он болтал ногами, ссутулившись на одно плечо, и смотрел на них по очереди блестящими ехидными глазами. Под этим взглядом Милдред начала суетливо тянуть за нитку, которая на дюйм торчала из разорванного указательного пальца ее перчатки – слишком длинная, чтобы ее не замечать, и слишком короткая, чтобы оторвать. Эти глаза заставили Эла Миллера вновь стереть пот со лба. Позже Джейн Хирон сказала, что эти глаза заставили ее почувствовать себя животным в клетке, в которое тычут пальцем.
Оглядев их всех, Джейкоб наконец объявил:
– Ну, вот мы все и собрались. Готов поспорить, в нашем случае это «одно мышленье во многих умах»[5], как сказал поэт. И если вам интересно, где это я читал поэзию, я вам расскажу. Все всегда думают, что поэзия не по моей части. Но как-то раз я сломал ногу на коралловом рифе. Один тамошний торговец приютил меня, он был единственным белым на острове, а в его хижине была одна-единственная книжка под названием «Большой сборник поэзии Битона». Не спрашивайте, откуда он ее взял и почему хранил – сам он в нее ни разу не заглядывал. К тому времени, как я поправился, я знал ее почти наизусть. Я даже сам кое-что сочинял, так что можете представить, каково мне там было. А теперь вернемся к тому, с чего я начал. Сейчас вы все думаете: «Зачем он нас тут собрал?» и «Почему он не переходит к делу?».
Мэриан Торп-Эннингтон остановила на нем взгляд своих прекрасных глаз и сказала:
– Но ведь вы сейчас к нему перейдете, правда? Потому что нам действительно крайне интересно узнать, зачем вы дали это объявление. Вы ведь нас не разочаруете? То есть, конечно, вы не обещали, что мы услышим что-то выгодное для нас, но мы, естественно, надеялись… И когда Фредди сказал, что все это окажется жульничеством, я ответила, что он самый недоверчивый человек на свете и что толку всегда ожидать худшего? Это так отвратительно, правда? Хотя, конечно, он сейчас ужасно ворчлив, бедняжка. Это из-за фабрики, вы знаете, – она в совершенно бедственном положении. И я не представляю, на что мы будем жить. Фредди говорит, что нам не на что будет купить хлеба, не говоря уж о масле. Поэтому он так и обеспокоен, мой бедный. Я-то не беспокоюсь, потому что какой от этого толк?
К моменту окончания этой речи все почувствовали, что у них прибавилось уверенности. На них словно пролилось тепло и сияние. Даже Элу Миллеру достался ее теплый взгляд и взволнованный голос.
Джейкоб Тэвернер дождался, пока она выговорится. Он наслаждался. Когда последнее слово замерло во всеобщем восхищенном молчании, он сухо заметил:
– Боюсь, заменить вам фабрику я не смогу. Однако…
Он сделал выразительную паузу, окинул всех быстрым насмешливым взглядом и продолжил:
– Мы скоро дойдем до этого.
Милдред Тэвернер, теребившая перчатку, оторвала наконец нитку, что привело к катастрофе: шов разошелся дальше. Она недовольно вздохнула и накрыла левую руку в порванной черной перчатке правой рукой в синей; именно синюю пару она и намеревалась надеть с самого начала, потому что черные уже никуда не годились, хотя их, конечно, можно было залатать и ходить за покупками по хозяйству. Заштопанная перчатка никогда не будет выглядеть как прежде.
Брат Джеффри посмотрел на нее холодным взглядом, призывающим к тишине.
Джейкоб Тэвернер продолжил:
– Я попросил вас всех прийти сюда, потому что хотел с вами познакомиться. Ваши отцы и матери были моими двоюродными братьями и сестрами, племянниками и племянницами моего отца, второго Джеремайи Тэвернера. Когда мой дед Джеремайя Тэвернер умер, произошла крупная семейная ссора, потому что он все до последнего гроша оставил моему отцу. Кто-нибудь из вас знает, почему?
Лицо Милдред Тэвернер залил яркий румянец цвета розовой промокашки.
– Это было ужасно несправедливо! – сказала она неестественно высоким голосом. – Мой дед всегда так говорил!
Эл Миллер покатал в ладонях скомканный платок.
– Мой тоже. Он говорил, что это был совершеннейший позор.
Джейкоб скривил рот.
– Полагаю, касательно этого было полное единодушие. Единственный случай, когда все члены семьи были полностью согласны друг с другом. И в тот самый момент, когда они закончили высказывать моему отцу все, что думают о нем по поводу его вступления в законные права наследования, они устроили первоклассную грызню за деньги матери.
– Денег этих было кот наплакал, – неспешно сказала Флоренс Дьюк.
Джейкоб издал каркающий смешок.
– Именно поэтому. Бросьте кость полудюжине собак и увидите, что произойдет. Как вы сказали, это была не бог весть какая кость, и по праву – заметьте, по праву! – эти деньги должны были достаться поровну всем восьмерым детям. Но мой отец не потребовал свою долю. Я не говорю, что это был красивый поступок, просто констатирую факт. Он позволил остальным семерым разделить имущество матери.
– Завещания – это так утомительно, – заключила леди Мэриан прелестным голосом. – Отец Фредди составил просто ужасное завещание.
Джеффри Тэвернер нетерпеливо заерзал:
– А что именно нужно было делить?
– Ничего достойного упоминания. Остался коттедж с клочком земли, несколько ювелирных украшений и пятьсот фунтов в облигациях. Мэттью, Марк, Люк, Джон и Эктс каждый получил по сто фунтов. Мэри и Джоанна получили по броши и браслету, а Джоанне достался коттедж. Она как раз собиралась замуж за вашего деда, – обратился Джейкоб к Джону Хиггинсу, – и когда все устали ругаться, Томас Хиггинс предложил им еще двадцать фунтов. Они взяли каждый по пятерке и уступили Джоанне коттедж. Мэри не участвовала, так как уже была замужем за лордом Рэтли и спокойно жила в Ирландии. После этого все они друг друга недолюбливали. Мэттью удачно вложил деньги – купил пару старых коттеджей и удвоил на них свой капитал. Перекупка домов – вот чем он занимался. – Он злорадно посмотрел на Милдред и Джеффри. – Незачем обижаться, мой отец занимался тем же. Марк, чьим вторым именем была респектабельность, до конца своих дней проработал клерком у поверенного. Мэри была украшением книги пэров, а Люк… о нем лучше не говорить.
– Оставьте его в покое! – разозлился Эл Миллер. От гнева его смуглое лицо не покраснело, а приняло желтоватый оттенок. Он вертел в потных ладонях свой яркий платок.
Джейкоб рассмеялся.
– Хорошо, хорошо, чем меньше разговоров, тем лучше для дела. Джоанна счастливо и блаженно жила в своем сельском коттедже и там же умерла. Джон пошел в гору, лестницей ему послужили собственные мозги. А Эктс, образно говоря, сделал карьеру на тряпье и хламе, – он кивнул Джейн, – и поднялся до владельца милой антикварной лавки в Ледборо. Вот и все.
5
Искаженная цитата из стихотворения австрийского драматурга и поэта XIX века Фридриха Хальма «Mein Herz, ich will dich fragen», которое часто ошибочно приписывается поэту Джону Китсу.