Страница 14 из 15
Тот подбежал к Овчаренко и стал что-то показывать ему в планшете.
Овчаренко с полминуты изучал экран с каменным лицом, потом поднял глаза на Пыхова.
– Вот, – сказал генерал, неохотно расписываясь на листочке, выгнанном полковником из портативного принтера. – Приказ, как просили.
– Прошу прощения, – сказал Пыхов и поспешил к Овчаренко.
Генерал дернулся было в ту же сторону, торопливо убрал приказ за спину и принялся ждать, ни на кого особенно не глядя. Спецназовцы и подводные диверсанты, в свою очередь, не смотрели ни на него, ни друг на друга.
Пауза была странной и напряженной, но неловкой почему-то не казалась.
Пыхов вернулся через пару минут и сказал:
– Товарищ генерал-майор, товарищи офицеры, прошу прощения, поступили новые вводные. Подводная операция отменяется, наземная тоже. Задания считаются выполненными. Прошу вернуться к несению службы, официальное подтверждение сейчас пришлю, неофициальное тоже. Прошу ни с кем, включая сослуживцев, начальство и жен, ничего из увиденного, услышанного и додуманного сегодня не обсуждать. Начальство вам сейчас это подтвердит, надеюсь. Извините, спасибо, всего хорошего.
Пыхов убедился, что никто не возражает – даже генерал, пожевав, проглотил едва не вырвавшиеся слова и тут же облегченно отвлекся на истребление зажатого за спиной листка, – кивнул и побежал к микроавтобусу. Юсупов и Овчаренко уже расселись по местам, а Василич включил мотор.
Совещание начиналось через двенадцать минут, группе контроля к тому времени следовало не только подготовить обе точки вероятного рандеву и лично закрепиться на третьей, самой вероятной, но и согласовать по дороге хотя бы в общих чертах новый план. И, может, даже присвоить ему какое-нибудь пафосное название – с непременным использованием слова «Бессмертие».
Глава пятая
Дом детских организаций
Женя сутуло брела по тротуару к дому. Изменить походку оказалось удивительно просто. Сперва немножко ныли суставы таза, но после того как Женя постучала по ним всунутыми в карманы толстовки кулаками, нытье ослабло, а затем и вовсе исчезло. Ноги ступали иначе, носком вперед, а не в сторону, а бедра как будто стали поуже. Совсем у меня крышак едет, подумала Женя и отодвинула это наблюдение как незначимое.
Ее обогнал черный микроавтобус. Такой же, как тот, что гнался за ней полчаса и полжизни. Не тот – не потому, что номер другой, просто не тот, движок поизношенней и шаровая опора справа пришептывает, – но точно такой же. Обогнал и свернул во двор Жени.
Понятно.
Пыхов сказал:
– Квартиру сразу проверьте, если следов нет, ждите. Только незаметно где-нибудь встаньте, образец же не дебил. Пока ехали, ничего не засекли? Ну, я не знаю, любое подозрительное. В мужика не в мужика, но способности к маскировке мы исключать не можем. Видели же, что в магазине творила.
Он повернулся к Овчаренко, слушая трубку, и показал, что Трофимов на Точке Одиннадцать. То же отсигналил с заднего сиденья Юсупов, кто его спрашивал еще. Впрочем, протокол в Юсупова вбит сильнее соображений здравого смысла, пусть.
– Стрелять сразу, да, при первом визуальном контакте. Только не в голову. Потом сразу эвакуация, и, подчеркиваю, нежно, как живую, даже если никаких признаков жизни. Если дергается, код двадцать девять. Как?
Он включил громкую связь. Трофимов терпеливо повторил:
– Если на линии огня гражданские и вообще посторонние или там просто свидетели – бережемся или выполняем задачу?
«По обстоятельствам», хотел сказать Пыхов, но, глянув на Овчаренко, приблизил телефон к нему.
– Выполняйте, – сказал Овчаренко и отвернулся к окну.
Микроавтобус въехал на Точку Шесть.
Женя пробыла в соседнем дворе десять минут. Сидеть или стоять просто так значило быть заметной, поэтому она, не особенно торопясь, перетащила от какого-то подъезда к мусорке стопку коробок из-под еды, сложенных рядом со слишком мелкой для такого объема урной.
Микроавтобус обратно так и не проехал.
Из подъезда вышла бабка в халате, одной рукой придерживая шебутного мальчика лет пяти, другой – трехколесный велосипед с очень широкими шинами. Шины пытались уехать в одну сторону, мальчик рвался в другую. Тем не менее Женю бабка заметила и прошипела что-то насчет молодежи, которая накидывает горы мусора у подъезда, а прибирает за собой только вечером, а людям весь день мимо грязи ходить.
Женя потупилась, виновато улыбнувшись и постаравшись не пробормотать, что к поискам медвежьей лежки в летнее время следует относиться с особой осторожностью.
Бабка проволокла свою ношу к асфальтированным дорожкам в середке двора, там воссоединила мальчика с велосипедом и отправила на ближнюю орбиту, а сама присоседилась к паре бабок, пасших внучат помладше, и принялась оживленно что-то осуждать. Наверное, молодежь, грязь и ходящих мимо людей.
Женя подхватила последнюю картонную стопу и очень неторопливо пошла к мусорке. Перед глазами возникла девочка в желтом. Девочка отъехала в сторону, скверно нарисованный на стене за ее спиной Чебурашка стал виден четче, быстро несколько раз поменял форму ручек-ножек и побледнел, чтобы наглядней стала стена вокруг – оттенок краски, высота потолка, плинтус, закрашенный поверху выключатель. Женя положила мусор в контейнер для перерабатываемых отходов и замерла, нахохлившись. Перед глазами мелькали стены, выключатели, артикулы краски, утвержденные проекты образовательных и лечебных учреждений, лоты торгов на поставку товаров для муниципальных и федеральных ведомств.
– Рома, далеко не уезжай! – крикнула бабка внуку.
Рома не обратил на ее слова внимания, как бабка и ее собеседницы не обращали внимания на свечение кармана бабкиного халата: экран ее телефона, на котором мелькали типовые проекты зданий, перечни поставок для госнужд и галереи выключателей, просвечивал сквозь голубые цветочки на тонком ситце.
Последней на экране загорелась панорама «Яндекс. Карт» с трехэтажным зданием неласково казенного вида. Кадр заполнила табличка «Муниципальное учреждение “Дом детских организаций”», и карман погас. Батарейка телефона иссякла: бабка, по всему, не пользовалась интернетом совсем, потому заряжала аппарат нечасто.
Женя моргнула и на миг активировала телефон в кармане бабкиной подружки. У той модель была постарее и помедленнее, но навигацию построить позволила.
Женя, сунув руки в карманы, послушала происходящее вокруг и убедилась, что микроавтобус по-прежнему стоит в ее дворе за трансформаторной будкой и что аудиосистема в салоне по-прежнему воспроизводит с водительского смартфона подкаст про медвежью охоту. Женя поправила плечом капюшон и пошла со двора, бормоча: «Если стреляешь – стреляй наверняка, потому что убежать от раненого медведя уже не успеешь».
– Вы помните, что служба контроля активно и последовательно выступала за ликвидацию последнего опытного образца, – сказал Пыхов веско.
Никитин заворочался на месте, явно собираясь резко, как всегда, возразить, но сил у него не нашлось, и он, обозначив взмах рукой, застыл бледным лицом в экран. Овчаренко уставился на него, двинул челюстью и вывел на общий экран данные прицепленного к Никитину диагноста. Никитин показал, что возмущен, но и теперь говорить ничего не стал.
– Сергей Викторович, если в больнице вас не удержать, вы лягте хотя бы, что ли, – предложил Рыбаков, на удивление внимательно рассмотревший показания. – Вы нам живой полезней.
Никитин мотнул головой, не отрываясь от той части экрана, на которой застыла фотография образца в исходном варианте. Она снова развернулась во всю высоту, и Пыхов продолжил:
– Мы настаивали на ликвидации по завершении предусмотренного комплекса испытаний. Нас не послушали, образец подвергся трансформации и новым, принципиально иным и не предусмотренным никакими программами испытаниям. Результаты всем известны.