Страница 8 из 9
Он любил хорошо поесть, любил хорошую компанию. Он обожал тренировать молодежные команды, в особенности девятые или десятые классы. Он всегда был готов взять команду, которую никто не хотел тренировать. Он любил смотреть телевизор вместе с Дженни и ужасно расстраивался, когда она выходила из комнаты и ему приходилось смотреть одному. Он любил документальные картины, которые она ненавидела, но если она уходила, то он делал звук таким громким, что весь дом начинал трястись от звуков залпов Второй мировой войны или от голоса диктора, рассказывавшего о коралловых рифах. Он уменьшал громкость до нормальной только тогда, когда она сдавалась и возвращалась к телевизору. Он любил чистоту и аккуратность, любил, чтобы все столовые приборы были выровнены словно по линейке, чтобы скатерть свисала по всему периметру стола на одинаковое количество сантиметров. Он любил смеяться.
«Он любил секреты», – подумала она. Слезы действительно жгли. Она чувствовала боль на щеках там, где они пролились.
«Ох, папа! – подумала она. – Пожалуйста, не умирай. Я тебя люблю. Оставайся с нами».
Голос ее матери был усталым и слабым.
«Его перевели в реанимацию, Дженни, – сказала она. – Ты мне нужна. Пожалуйста, приезжай».
Значит, он не умер. Он был просто ближе к смерти.
Она чувствовала, что вся покрылась холодным потом. Было такое ощущение, что ее собственные внутренние органы и механизмы замерзают и перестают работать.
«Я буду через двадцать минут, мам, – сказала она, после чего выдавила из себя обязательное предложение: – Я тебя люблю».
В тот момент она никого не любила.
Она повесила трубку. Чувствовала себя дезориентированной и словно отсутствующей.
– Я отвезу тебя, – вызвался Рив, которому очень хотелось ей помочь. – Я останусь с тобой в больнице. Буду на подхвате.
– Нет, Рив, спасибо. – Она чувствовала, словно была вырезана изо льда и теплое дыхание другого человека может ее растопить. – А можно Брайан сегодня у вас переночует? Тогда мне не надо будет волноваться о нем и думать о том, когда мы с мамой вернемся домой.
У Брайана не было никакого желания оставаться на ночь у соседей. Он хотел быть полезным. Или, по крайней мере, не мешаться под ногами. Но все вопросы решали без его помощи. Миссис Шилдс нашла ему свободную кровать, а Дженни отвела его в соседний дом для того, чтобы он взял свою пижаму и зубную щетку.
– Дженни, – просил он ее. – Давай я здесь останусь. За мной не надо присматривать. Я не малый ребенок. Я на телефон могу отвечать.
Она покачала головой.
– У нас есть автоответчик. Ты все взял?
Брайан сокрушенно кивнул. Они вышли в теплую ночь и заперли дверь дома. Он знал, почему она хочет, чтобы он спал в доме семьи Шилдс. Она ему не доверяла. Она не хотела оставлять его в полном одиночестве в доме, в котором находится папка. У него может возникнуть соблазн войти в рабочий кабинет ее родителей. Открыть выдвижной ящик. И найти тот документ, который обжег ей пальцы.
– Надеюсь, что с твоим отцом все нормально, – сказал он. Хотя лежавший в реанимации человек не был ее отцом. Настоящим отцом Дженни был их общий с Брайаном папа. – Веди аккуратно, не лихачь, – сказал он, чувствуя себя немного глупо. Она и без его наставлений будет вести машину аккуратно. Дженни была человеком во всех смыслах очень аккуратным.
Рив стоял на асфальтированной дорожке подъезда к дому. Спереди он был освещен огнями из дома Джонсонов, а сзади – огнями из дома семьи Шилдс. Даже Брайан заметил, что выглядит Рив как милый и красивый щенок.
– Дженни, – взволнованно спросил Рив. – У тебя все в порядке?
Она села в «Эксплорер». Его умоляющий взгляд не растопил ее сердце.
– Когда доберусь до больницы и все сама увижу, станет понятней, как у меня дела.
– Давай с тобой поеду, – во второй раз предложил он.
– Нет, спасибо.
Казалось, что Рив хочет что-то еще сказать.
«Только не упоминай папку, – подумал Брайан. – Это было бы большой ошибкой. Эта папка далеко не так важна, как жизнь ее отца. Если ты сейчас скажешь что-нибудь об этой папке, то сильно упадешь в ее глазах и будешь выглядеть идиотом».
Потом Брайан вспомнил, что хотел бы, чтобы Рив сильно упал в ее глазах.
Но потом он подумал, что где-то в глубине души Дженни не хотела, чтобы Рив выглядел в ее глазах идиотом. Поэтому Брайан решил сам сказать глупость, чтобы Дженни приняла за идиота его, а не Рива.
– Так, значит, ты без нас посмотришь, что там в папке? – спросил он Дженни.
Тактика Брайана сработала. Дженни посмотрела на него, как на идиота, завела мотор «Эксплорер» и включила задний ход. Через открытое окно она сказала: «Нет. Я собираюсь эту папку сжечь».
IV
Неужели она действительно собиралась сжечь эту папку?
Мысль, конечно, интересная. Чиркнуть спичкой – и бумага моментально вспыхнет.
Отправить содержимое папки в шредер было бы более современным и механическим способом уничтожения документа, но радости и удовлетворения от него было бы меньше.
В палату отделения реанимации Дженни с матерью разрешили зайти ровно на пять минут. Дженни не смогла придумать отговорку, чтобы не видеть отца, поэтому пошла вслед за медсестрой и матерью. Сестра открыла стеклянную дверь, и они оказались в палате, где лежали четверо пациентов и щелкали, гудели и пищали разные приборы и аппараты.
Они увидели лежащего на койке человека, из тела которого торчали трубки, провода и капельницы. Этот человек как бы глубоко ушел в матрас кровати, был бледен и небрит. Она бы его даже и не узнала. Она могла бы пройти мимо него, подумав: «Бедняга, каково сейчас, наверное, его семье», и пошла бы дальше, даже не признав в больном своего отца.
Мать Дженни взяла мужа за руку и несколько раз сказала Фрэнку, как его любит. Мужчина был похож на кусок белого, тонко раскатанного теста.
«Ты знал, – подумала Дженни, глядя на него. – Ты всегда знал. Когда приходили из ФБР, когда приходила полиция, когда приезжали мои настоящие родители, – ты все тогда знал, но никогда об этом не сказал. Никто не смог прочитать выражение твоего лица, Фрэнк Джонсон».
Ей казалось, что ее пальцы превратились в карандаши, которые можно сломать и выбросить.
«Это – мой отец, – думала она. – Я его люблю, будет ужасно, если он умрет».
Но потом в голове появилась мысль: «Вот, Фрэнк Джонсон, это твое наказание».
В больнице строго соблюдали правило – посещение родственниками пациентов в реанимации не должно превышать пяти минут. Миранда Джонсон это знала, но тем не менее расстроилась, когда ее вывели из отделения.
В комнате для ожидания был синий ковер и на стенах обои с цветочками. Из включенного телевизора приглушенно слышались новости, словно в этом ужасном месте имели значение все новости за исключением тех, которые непосредственно касаются членов твоей семьи.
Миранда Джонсон думала о своей дочери, когда та была подростком. Ханна была хрупким и отчаянно застенчивым ребенком. У нее не было друзей и подруг. Она всегда была где-то на заднем плане.
Как родители в этой ситуации могли помочь своему ребенку? Друзей не купишь в магазине.
Фрэнк и Миранда надеялись на то, что Ханна найдет подруг в колледже. Но оказалось, что друзей Ханна нашла среди членов секты. Гуру секты говорил Ханне, что ее родители – совершенно бесполезные и ненужные. Он говорил о том, что она должна их позабыть.
«Тебе не нужны родители, – говорили ей в секте. – Они сыграли роль в твоей жизни, и больше в них у тебя нет никакой необходимости».
Миранда навсегда запомнила день, как они с Фрэнком в первый раз навестили Ханну в колледже и узнали о секте. Тогда родители трясли дочь за плечи и кричали: «Эти люди больны! Они сломают тебе жизнь!»
Но друзья Ханны по секте предупреждали ее, что родители именно так и будут говорить. Родители попытаются очернить ее новую жизнь.