Военный чиновник

Максиму ничего не оставалось, как объединиться с Норденфельдом и Захаровым.

Хайрем Максим был прекрасным механиком и талантливым изобретателем, но плохим бизнесменом, быстро увлекался новым делом и не доводил начатого до конца. Базиль Захаров, наоборот, ничего не понимал в технике, но обладал природной деловой хваткой, был мастером интриг и подкупов. Норденфельд предоставлял свой капитал и производственные мощности. Новый альянс быстро довел дело до конца: Франц-Иосиф сам пострелял из пулемета и был очарован легкостью обращения с ним. На фабрике Норденфельда производились пулеметы калибра 11,43 мм, но можно было адаптировать их под патрон заказчика. Австрийцы, а затем англичане и немцы с удовольствием закупали пулеметы. Что касается России, то еще в 1887 военное ведомство приобрело несколько ранних пулеметов Максима для сравнения с картечницами Норденфельда. Надо сказать, что русское Военное министерство закупало новые образцы оружия во всех странах, для чего была учреждена сеть военных агентов (военных атташе) – мы предпочитали законно купить новый образец, а не красть его по-шпионски. Тем более что иностранцы охотно продавали русским даже «свежие» образцы оружия: все равно у этих варваров нет современного производства сложной техники и они прибегут к нам за готовыми изделиями, либо закупят у нас станки и технологии, и наши инженеры будут получать двукратное по сравнению с русскими специалистами жалованье на их же оружейных заводах.

Мнения русских экспертов разделились, но преобладало отрицательное: поражал расход дорогостоящих боеприпасов, и многие не видели преимуществ перед обычными шрапнельными снарядами – тактики применения пулеметов не было, а действие шрапнели многие недавно ощутили на себе во время русско-турецкой войны. В марте 1888 года в присутствии Александра III были проведены испытания пулемета Максима под патрон к винтовке Бердана калибра 10,67 мм, и царь лично опробовал новое оружие. Отзыв был положительным, но потребовалась доработка в связи с перевооружением армии под трехлинейный патрон 7,62 мм. Теперь мне предстояло участвовать в этих испытаниях на правах наблюдателя, а противником был волк бизнеса Базилеос Захариос. Кое-что я помнил из будущего, так что рассчитывал «уделать» волка его же оружием.

Василий Васильевич, как звали Захариоса в России, появился за две недели перед Пасхой с целью осмотреться и «провентилировать» обстановку. Про меня он даже не подозревал, поэтому я был спокоен и практически сразу после разговора с Агеевым о будущей демонстрации Захариосом лафета и пулемета я начал готовиться к бою с акулой бизнеса. С помощью чертежников Главного Штаба вычертил свои приспособления к пулемету Максима и даже сделал заготовку активного усилителя отдачи и опытный станок по типу станка Соколова образца 1910 года. Кроме того, договорившись с начальником конюшен, обслуживающих Главный Штаб, переоборудовал двуконную бричку под установку пулемета и сделал что-то вроде известной тачанки. Переоборудование тарантаса стоило мне 50 рублей, еще столько же я заплатил в мастерских за станок и надульный усилитель отдачи. Поставив имевшийся на высших офицерских курсах в Ораниенбауме пулемет под патрон 4,2 линии на повозку, мы достаточно долго тренировались, чтобы лошади не пугались шума выстрелов, а потом, по накатанной дороге, учились поражать цель на скаку. Тренировались и выполнять повороты, чтобы бричка с приподнятым против обычного центром тяжести не перевернулась. На подобное развлечение приходили посмотреть офицеры, что это там творит этот чиновник, тем более что я сам тренировался в стрельбе из пулемета на ходу.

Надо сказать, что в конце апреля меня вызвал генерал Обручев – накануне Агеев предупредил, чтобы я завтра был при параде.

В назначенное время я был у генерала, который взял папку со стола и произнес: «Указом Его Императорского Величества коллежский асессор Степанов Александр Павлович производится за отличие в надворные советники со старшинством с позавчерашнего дня. Поздравляю вас надворным советником, господин Степанов». Он протянул мне папку, и я, взяв ее, ответил: «Служу Престолу и Отечеству!» После этого генерал осторожно пожал мне руку. Я продолжал носить перчатки (для парадной формы я купил тонкие белые лайковые перчатки), но руки мои выглядели гораздо лучше, а к перчаткам я как-то привык и они стали как бы второй кожей, но Николай Николаевич этого не знал и воображал, наверно, что у меня там какая-то клешня. Я поблагодарил Обручева и отправился к Агееву, думая, что то ли он подписал мне представление на внеочередной чин, то ли в Военно-медицинской академии расстарались: там закончились испытания СЦ и готовилась публикация в Военно-медицинском журнале.

Агеев порадовался за меня и в ответ на мой вопрос сказал, что он не писал представления на чин, оставив меня в некотором недоумении.

– Но с вас причитается, – сказал полковник, – а новые петлицы, по обычаю, причитаются с меня!

Договорились поужинать в «Астории» – мне там уха очень нравилась, лучше, пожалуй, в Петербурге и не готовили, а тут опять пост, бараньих отбивных еще полмесяца ждать… В отделе нас прибавилось, но это пришли опытные филеры из Жандармского Корпуса во главе с вахмистром, застрелившим тогда в мансарде звероподобного Семена. Они теперь числились чиновниками по Военному министерству, большинство по XIV классу, но с хорошим жалованьем и премиальными, а вахмистр сдал экзамен на первый офицерский чин и был произведен в подпоручики. Филеры во главе с подпоручиком в штабе не появлялись – они продолжали числиться как в разведочном отделе, так и по Корпусу Жандармов, занимая помещение в доме на Миллионной, куда переехало Управление Корпусом, так что их вроде и не было, но они были и «пасли» иностранцев, особенно военных атташе, да и вообще всяких подозрительных личностей зарубежного происхождения. От Агеева я узнал, что Захариос, согласно донесениям филеров, был у некоторых великих князей, везде с богатыми подарками. Почву готовит для своего шоу, а что после Пасхи начнется – грек, наверно, весь магазин Фаберже уже скупил…

Так что за столиком были только я и Агеев, у нас в Штабе было еще двое чиновников в ранге коллежских секретарей: делопроизводитель и его помощник, остальные должности пока вакантные, но Агеев сказал, что в ближайшие месяцы штат отдела будет заполнен полностью. Уже практически приступили к исполнению служебных обязанностей офицеры в Варшаве и Ташкенте, и он ожидает только решения по своим замам по оперативным вопросам здесь.

У меня с полковником сложились доверительные, почти дружеские отношения: мы вместе продолжали ходить в тир, обедали, а часто и ужинали вместе (Агеев, как и я, был холост). Сергей Семенович был в курсе моих скачек на тачанке, только просил быть осторожнее, я же ответил, что после случая с гранатой на полигоне мне бояться нечего, разве только лошадь лягнет, но я к ним не приближаюсь.

Жили мы по соседству, иногда ходили друг к другу в гости, поиграть в шахматы. Полковник был сильным игроком и частенько меня обыгрывал, особенно когда я отвлекался или задумывался о чем-то постороннем, а он всегда был собран и ошибок не прощал. В таких случаях обычно горничная Катя, убиравшая и готовившая нам обоим, задерживалась, чтобы поставить самовар и подать чай. Потом она уходила, жила она на Васильевском, большей частью ходила пешком через Дворцовый мост, где недалеко снимала вместе с еще одной девушкой комнату в доходном доме. Родом она была откуда-то с мызы под Ораниенбаумом, в Петербург приехала год назад и стала искать работу по дому, тут ее и приметил Агеев. Катя была красива, с высокой грудью и темно-русыми волосами, заплетенными в тугую косу, уложенную вокруг головы. По меркам двадцать первого века слегка полновата, но худых здесь вообще за красавиц не держали. Как-то оставшись убрать посуду после чая, она осталась у меня на ночь, и с тех пор мы были близки. Вообще-то я догадывался, что и полковнику Катя уделяет толику своих ласк, но мне как-то было все равно, девушка она была опрятная во всем, не только в уборке комнат и мытье посуды. Так что физиология и больше ничего, любви я не испытывал, а Катя и не догадывалась, что это за барские романтические вздохи при луне. Вот так и проходила моя жизнь в конце XIX века, не скажу, что очень спокойно, как некоторые представляют то неспешное время. Это смотря где оно неспешное, в Кинешме или Кимрах и в XXI веке неспешное, а в столице жизнь всегда «бьет ключом», независимо от того, XIX или XXI век на дворе. Да и где мне было в мое время встретиться с первым лицом государства, а вот послезавтра нас с Агеевым ждут в Зимнем.