Страница 53 из 63
В санитарском вагоне очень кстати пересёкся с Семёном, с которым мы до самого обеда экспериментировали с бронежилетом. Количество пластин на площадь жилета оказалось с избытком, так что решено было удвоить их количество на самых уязвимых зонах, выложив своеобразный косой крест на передней части и прямой на задней. Карманы для каждой пластины решено было заказать у наших сестёр милосердия. Переговоры я решил взять на себя, а пока мы наготовили завязок из дратвы и распороли купленный в Златоусте жилет, заранее приготовив четыре заготовки войлочных планок: по две спереди и по две сзади.
В портновских заботах пришло время обеда. Разносчики из кухонного вагона вовремя воспользовались пятнадцатиминутной стоянкой на станции со странным названием Миньяръ. Повара порадовали гороховым супом такой густоты, что в нём не тонула ложка. А простой сероватый хлеб и белый кусок сала с чесноком, как мне показалось, исчезали, едва коснувшись губ. Обед был съеден за несколько минут, а организм настойчиво просил ещё. Похоже, назревает очередная проблема. С новым уровнем метаболизма нужна дополнительная подпитка. Жиры и белки, понятное дело, компактнее углеводов. И лезть в общий котёл нецелесообразно, хотя как крайнее средство сойдёт: ситуация не то чтобы неординарная, но солдаты должны войти в положение.
Я высунул нос на улицу. Наконец, погода радовала оттепелью. Что у нас на календаре? Начало марта. Для этих мест довольно тепло. Я с удовлетворением отметил, что с вагонов исчезла не только наледь, но и любые признаки влаги. Значит, ночью можно полноценно потренироваться.
В животе заурчало.
- Да слышу, слышу, утробушка ненасытная! - прошептал я
Придётся поискать, чем тебя покормить, не то будет мне не Юго-Западный фронт, а безвестная могилка в каком-нибудь кювете у железки. Чтобы по крышам бегать энергия нужна.
Мимо спешили разносчики с переносными бидонами из полевой кухни.
- Долго стоять будем, земляки?! - успел крикнуть я в вдогонку.
- Четверть часа с гаком! Ещё и пол-эшелона не обнесли! - отмахнулся один из кухарей.
Четверть часа с гаком, по русскому обычаю, - это не менее получаса. Живём! Я метнулся в вагон, прихватил шинель и свой мешок, в который в Златоусте складывал покупки. Полустанок в Миньяре был совсем небольшим, но всё же капитальным строением. Какая-то бабка, закутанная в несколько платков, на мой вопрос про провиант молча махнула рукой куда-то в сторону бокового прохода между основным зданием и пристройками.
Нырнув туда, я обнаружил какого-то деда в заячьем тулупе, который с сосредоточенным видом помешивал смолу в огромной железной бадье, подвешенной над небольшим костерком.
- Отец. Бог в помощь! - колючий взгляд из-под седых бровей был мне вместо ответа.
- Слышь, отец. Мне бы едой разжиться. Не обижу! - я достал серебряный рубль и протянул его деду. Тот взял рубль, попробовал его на зуб и вдруг улыбнулся, продемонстрировав полный рот жёлтых и кое-где подгнивших зубов.
- Еда? - произнёс он.
- Еда, еда! - закивал я, тряхнув мешком, - токо мне бы понажористее чего, дед, и чтоб не испортилась в дороге.
- Деньга ещё нада.
- Дам ещё, коли принесёшь. Только быстро. Поезд уходит! - жёстко отрезал я.
- Казы, кагланган ит, корот...э-э-э мёд есть.
- Тащи всё! - я протянул ему мешок и показал трёхрублёвую банкноту.
Дед кивнул, пробормотав: "Железная деньга давай, бумага не нада!" - и исчез в подворотне. Вот тебе и на! Неужто с мешком и моим рублём смылся? Но из-за угла высунулась шапка со словами: "Мешай смола! Загустеет!" - и снова исчезла.
У меня отлегло от сердца, и я ухватился за деревянную ручку, продолжив помешивать горячую смолу.
Дед не подвёл: не успел я начать переживать, как он показался с наполовину наполненным мешком. Я выгреб всю мелочь из кармана, которой набралось на три рубля с полтиной. Пока странный дед считал, рассматривая каждую монетку, я проверил, чем же стал богат и невольно улыбнулся. Конская колбаса, сушёная конина, пара внушительных деревянных туесков с мёдом. А это что? Я понюхал и лизнул. Топлёный жир и конское сало. Сушёные ягоды. Так, малый холщовый мешочек был полон плотных серо-белых шариков с кисловатым запахом.
- О-о-о, курут! Корош, вода, самавар...- дед изобразил, будто макает что-то в воду.
- В горячей воде размачивать? - старик снова улыбнулся мечтой стоматолога. Нашу содержательную беседу прервал паровозный гудок.
- Ну, бывай, дед, спасибо! - и я рванул с места, в рекордные сроки покрыв расстояние до своего вагона, в который прыгнул уже на ходу.
- Гаврила, мать твою! Чё шляешься? - наткнулся я в тамбуре на Демьяна.
- Да вот, за приварком бегал.
- Ну ты и утробушка, Пронькин! Из котла-то довольно кормят. И чего нарыл у местных?
- Да вот, - я распахнул горловину мешка, - угощайтесь, господин младший унтер-офицер! - Демьян сунул нос в мешок, шумно втянув воздух.
- А-а-а, башкирские разносолы. Едал. Хорошо хранятся, не гниют. Ешь на здоровье. Я сыт. Разве что обчество медком побаловать.
- Не вопрос, - я вынул один из туесков, - в общий котёл!
- Дело, Гаврила! - улыбнулся унтер, - чайник у Семёна, сходи к сёстрам за кипятком.
Вяземский перехватил меня по пути. Пришлось отбояриваться необходимостью пообедать с личным составом. Набирая в титане кипяток, снова задумался о медицинских новшествах. Идей практически не осталось. Разве что обеспечить противошоковыми наборами санитаров? Но даже морфий, как выяснилось, здесь хранят в порошках и раствор готовится по необходимости. А об ампулах, не говоря уж о шприц-тюбиках, можно лишь только мечтать. Я так и представил Семёна на поле боя, судорожно достающего склянку с заранее приготовленным раствором и набирающего шприц. А вокруг роятся пули, летят комья земли, гарь, грязь, дым... Мда... ничего-то ты толком и посоветовать больше не можешь, господин Луговой. Вот же, чёрт, уже и фамилию свою забывать начал!
Глава 11
Молчит полумесяц,
И снова с востока таинственный ветер подул.
Молчит полумесяц,
И снова идут на войну Петербург и Стамбул.
Висит полумесяц,
Не хочет, проклятый, никак превращаться в луну.
Он слушает песни, печальные песни
О тех, кто томится в плену.
М. Покровский.
Башкирская еда оказалась не просто в масть, а даже больше! Утробушка моя успокоилась очень быстро, хотя я и переживал, что от обилия столь жирной еды мой пищеварительный тракт может взбунтоваться. Ничего подобного, даже не пикнул!
Поезд давно набрал курьерскую скорость. Мы уже два часа ехали без каких-либо задержек. За окном ближе к железной дороге стеной стояли скелеты ещё совсем голых деревьев на фоне белоснежного покрова, а на заднем плане давно уже перестали проплывать редкие холмы. Местность стала больше напоминать степь.
- Всё, Малый Урал закончился. Скоро до самой Уфы степи откроются, простор...а там и до Самары недалеко. Если не будет много вынужденных стоянок, глядишь и меньше, чем за три дня доберёмся, - князь находился в благодушном настроении.
Я поделился с ним новостями о наших занятиях с Ольгой Евгеньевной. Он же, в свою очередь, попросил прочесть составленные им телеграфные сообщения по нашим наработкам, дабы ничего не упустить. Как и ожидалось, Вяземский был не только прекрасным аналитиком, он умел видеть не только главное, но и перспективу. В сообщениях были не только наши предложения, но и умело запускаемая интрига и игра на жадности некоторых из адресатов. Иван Ильич был не столь наивен, что проектам дадут ход лишь из патриотических чувств и радения за державу. Похоже, с начальником я вытянул счастливый лотерейный билет.
Промучившись ещё около часа в бесплодных попытках добавить ещё что-нибудь, я откланялся. Настало время занятий с Ольгой Евгеньевной, которую я нашёл в лазаретной аптеке, вернее, в той части вагона, где были сложены аптечные ящики и стояла небольшая конторка, находящаяся в ведении Елизаветы свет Семёновны. Старшая над сёстрами РОКК как раз что-то настоятельно внушала травнице, перелистывая вместе с ней большую амбарную книгу. На голос Ольги, как на пение сирен, я и вышел, разыскивая её по вагону.