Страница 10 из 11
Его разбудили предрассветные сумерки. Просиявшее небо прыснуло светом в опущенные веки Марка. Разладин продрог и не выспался. По парковке начинали ездить машины. Механический шум двигателей окончательно разбудил его. Марк с трудом поднялся, опираясь рукой о бетонную стену. Спина, ноги и плечи сильно затекли, шея онемела. Он прокашлялся грубым нехорошим кашлем, достал из кармана мятый платок и вытер нос. Першило горло, виски гудели, спину ломило. По знакомым симптомам Марк сразу понял, что простудился. Разладин туго намотал шарф на шею и, с трудом удерживая равновесие, двинулся в сторону дома.
Город постепенно пробуждался ото сна. Дороги заполнялись машинами, переулки – людьми. Все спешили по делам. Один Марк, пошатываясь, бесцельно брел по тротуару. Его путь пролегал через набережную. Выйдя к реке, Разладин решил передохнуть и присел на скамейку. Ему хотелось вздремнуть прямо здесь, но что-то очень яркое мешало расслабиться. Марк открыл глаза и увидел солнце, которое медленно поднималось из-за горизонта. Красно-оранжевый диск обжигал проплывавшие мимо облака и напоминал Разладину о его ночных мыслях. Марк улыбнулся рассвету, радуясь исполнению своего намерения. «Каждое утро буду встречать рассвет», – повторил он мысленно.
Это было чудо – то самое, о котором говорила Елена. Жизнь ежедневно дает нам поводы для счастья, но мы их не замечаем. Марк понял, что в его жизни не было ничего реальнее этого утреннего солнца. Такое яркое. Такое теплое. Вдохнув полной грудью холодного, чистого воздуха, Разладин почувствовал себя свободным. Свободным и счастливым. Словно до этого дня он, как в детстве, сидел наказанный в чулане, а теперь выбрался из него, пробежался по лужайке среди покрытой росой травы и вновь ощутил радость на душе.
Марк сидел на скамейке и думал о детстве, об уходящей жизни; думал о смерти. Но внутри него не было страха – было смирение, понимание и покой. Глядя на отражение солнца в речной глади, Разладин сунул руку во внутренний карман пальто, чуть порылся в нем и вытащил телефон. «Зарядки совсем мало, но на один звонок хватит», – решил он и набрал номер.
– Доброе утро. Извини, что звоню так рано… Я хотел кое-что сообщить. Я был у врача еще месяц назад… Прости, что не сказал раньше… Мама, я болен и скоро умру.
Где твои крылья, ангел?
I
– Подходите, добрые христиане! – проскандировала высокая тучная женщина с красными щеками, набухшими от широкой улыбки. – Подходите, дорогие мои. Бог даст, поможем чем сможем, – обратилась она к слабо шагающему старику, на одежде которого виднелся отпечаток нищеты, а на лице – отпечаток голода.
Женщина услужливо взяла старика под руку и провела в огороженный дворик с палатками, где над входом был натянут транспарант из зеленого сукна с надписью: «Еда и помощь верующим».
Жизнерадостная картина красочного весеннего полудня, обласканного нежным светом солнца, развернулась в тени церковных куполов. От звуков праздничного перезвона стаи голубей вспорхнули в небо, перетряхнув ветви деревьев с распускающимися почками листьев. Темно-синие крылья захлопали над головами прохожих.
Двенадцать палаток с крестами и иконками внутри разместились на небольшой площади среди высоких кленов в полусотне метров от территории местного храма. В пяти из них всем желающим подавали еду в одноразовых тарелках и ломоть свежего хлеба, в четырех других наливали горячий чай, а в трех оставшихся стояли пластиковые столы и стулья, где люди могли отобедать. За еду и напитки денег никто не брал. Гости расплачивались улыбками и словами благодарности. Казалось, что нет в мире более дружественного места со столь притягательной атмосферой. Отблеск света от золотых куполов на фоне придавал площади еще более чудесный, благодетельный вид. Запах немытых тел и грязной одежды перебивал аромат похлебки и чая с медом. Грусть в глазах оттеняла робкая улыбка. Доброта освещала безнадежно опечаленные лица нищих сильнее, чем лучи полуденного солнца.
Мужчина в шерстяном свитере с довольным видом расхаживал среди бедняков вместе с той самой дородной краснощекой женщиной.
– Посмотри, Вера, как Новиковых обступили! Видно, чудо как хорош Людмилин суп. – С этими словами он подошел к одной из палаток, куда выстроилась целая очередь.
За прилавком работали два молодых человека в кухонных фартуках. На раздаче стоял и наполнял супом тарелки мужчина лет двадцати семи с вялым, слегка пухлым животом, широкими бедрами и покатыми плечами. Лицо его тоже не отличалась особенной выразительностью: округлый лоб, высоко расположенные густые брови, темные короткие волосы, круглый подбородок без щетины и карие глаза, спрятанные за очками на тонкой металлической оправе. Рядом с ним улыбалась посетителям худая невысокая девушка двадцати трех лет с бледной кожей и заплетенными в короткую косу белокурыми волосами. Каждому подходившему она вручала кусок белого хлеба, беспрестанно сияя яркими голубыми глазами.
– Как дела, Андрей? Справляешься? Почти вся ярмарка у вас столпилась.
– Да, Вячеслав Борисович, – Андрей робко улыбнулся и добавил: – Технически, ярмарка – не совсем верное слово. Так рынок называют, а мы ведь не торгуем.
– Зато просто и понятно на слух. Легко запомнить, – подмигнул в ответ Вячеслав Борисович.
– А Люда наша как сияет, – с улыбкой заметила Вера, глядя на девушку рядом с Андреем.
– Еще бы ей не сиять! – из других палаток послышались женские голоса, обращенные к Новиковым. – Первые месяцы замужества самые счастливые.
– Что скажешь, Люда? Хорош муженек? – Вера потрепала девушку по плечу.
– Конечно! – смело ответила она. – Чувствую себя как за каменной стеной.
Люда развернулась и поцеловала супруга в щеку, отчего тот слегка покраснел.
Пока женщины переговаривались о своем, Вячеслав Борисович отошел к другой палатке на пару минут, но потом вернулся к Новиковым со стаканом черного чая в руке. Чуть потолкавшись широкими плечами, он протиснулся за прилавок, чтобы не мешать прохожим, и начал разглагольствовать о жизни, придвинувшись поближе к хрупкой Людмиле.
– Моя мать еще моложе была, когда вышла замуж. Впрочем, в те годы это было нормально. Через два года после свадьбы отца в Афганистан отправили. Сколько уж лет он там прослужил во славу отечества! Полковник Радимов – его подвиги прославили нашу фамилию на поколения вперед. А мама тем временем и меня растила, и учителем работала в церковной школе. Великая женщина…
Вячеслав Борисович в сотый раз рассказывал историю жизни своей матери – рассказывал уверенно и спокойно, понимая, что его будут слушать не столько из любопытства, сколько из уважения. Особо внимательно слушала Людмила. Радимову льстил ее преданный сверкающий взгляд, поэтому он чаще смотрел на нее, чем на других слушателей. В конце даже немного расчувствовался и добавил, положив руку на плечо Новикова:
– Андрей Николаевич, береги нашу дорогую Людмилу – она настоящий ангел!
Новиков не нашел что ответить и только смущенно улыбнулся на слова Радимова.
– Хорошо же ты рассказываешь, Вячеслав Борисович, – послышался со стороны чей-то веселый женский голос. – Ты вот что лучше скажи: когда у нас в общине женихи появятся? Вон, Люда только мужа к нам привела. А у меня дочка подрастает, между прочим.
Раздался заразительный смех. Щекотливую тему охотно подхватили другие голоса. Стали вслух перебирать общих знакомых.
– Что вы спорите? – донесся густой мужской баритон из противоположного ряда палаток. – Станищев у нас холостой! Отчего про него забыли?
– Яков Петрович разведен, – напомнил всем Радимов.
– Да, уже лет десять, – подтвердил слегка охрипший голос из соседней палатки, отделенной от Новиковых тентом. – Хотя староват я, чтоб заново жениться. Для этого дела много нужно и сил, и здоровья. А мне сейчас больше о матери надо заботиться: совсем она ослабла в последнее время.
Молодоженов, наконец, оставили в покое. Радимов отошел на другую сторону площади, прочие члены общины вернулись к своим делам. Андрею Новикову в тягость было слушать разговоры о собственной женитьбе – всегда неприятно, когда чужие копаются в твоей личной жизни. Для общины это была норма, для него – непривычная диковинка. Он выдохнул с облегчением, когда Радимов ушел.