Черничный чай

========== Часть 1 ==========

Уютный кабинет Бенедикта с множеством полок вокруг стен, на которых стоят книги в различных переплётах изданий прошлых столетий, дарит неимоверное нежное чувство уюта. Желтый тусклый огонёк от ламп люстры скудно освещает помещение, предоставляя нам большей уединённости, словно пытается скрыть нас от любопытных глаз, которых, к счастью, в такое позднее время нет, только магистранты пришли на вечерние пары, а с ними и парочка уставших преподавателей от рабочей рутины.

За окном уже темнеет, предупреждая нас о том, что прохладный осенний день постепенно близится к своему неизбежному завершению. Крупный ливень отбивает мокрые звуки о стёкла окон, навевая тоску и приятную печаль на наши мятежные души своей серостью.

Аромат черничного чая, заботливо заваренный профессором, придаёт теплоты нашему времяпрепровождению вместе. Крепкая рука Бенедикта властно держит меня за талию, пока я сижу на его коленях, укрытая шерстяным бордовым пледом в крупную клетку тыквенных оттенков, и делаю мелкие глотки горячего, но сладковатого ягодного чая из большой тёмно-зелёной керамической кружки. Напиток согревает, расслабляет и успокаивает, насыщая запахом позднего беззаботного лета.

Бархатный хрипловатый голос, убаюкивая, читает мою любимую детскую книгу, в которую Экзюпери вложил философию взрослых, затрагивая множество важных тем нашего бытия. Сказка учит каждого взрослого оставаться внутри ребёнком, оставаться чистым и искренним, а главное помнить о том, о чём мечтал Маленький принц…

— «Вы красивые, но пустые, — продолжал Маленький принц. — Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это её, а не вас я поливал каждый день. Её, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Её загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для неё убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя», — чувственно прочитывает Рид отрывок столь прекрасного произведения, полюбившегося мною ещё в далёком детстве.

Наверное, тогда и появилась во мне неподдельная и сердечная заинтересованность к литературе, ведь в детстве мы ещё не знали, что свои чувства можно запирать под замок или вовсе их уничтожать в постоянной канители нашей быстротечной и порой бессмысленной жизни.

Прижимаюсь плотнее к своему профессору и укладываю голову на мужскую грудь, попутно разглядывая своеобразные картинки в слегка потрёпанной временем книжке. Ровные и ласковые поглаживания ощущаю на своей спине, отчего кроткая улыбка появляется на моих губах.

За окном гремит гром и вдалеке сверкают молнии, а мы, как ни в чём небывало, продолжаем насыщаться друг другом: в объятиях, в прикосновениях, в близости. Кладу ладошку на размеренно вздымающую грудь Рида, отчего отчётливее слышу его сердцебиение. Сердцебиение, которое служит мне усладой, ведь пока бьётся его сердце, бьётся и моё. Ведь так было нами решено, когда я дала своё согласие на предложение руки и сердца. Дала согласие, понимая, что мужчины лучше и не существует.

Отставляю кружку с горячим чаем на деревянный круглый столик шоколадного оттенка, что стоит рядом с кожаным тёмным креслом, на котором мы и восседаем, наслаждаясь спокойным литературным вечером. Натягиваю слегка колючий плед до плеч, укутываясь лучше, пытаясь усерднее согреться.

— А я говорил тебе, что стоит одеваться теплее, — Бенедикт захлопывает книгу в красном переплёте, дочитав главу, и обращает своё чуткое внимание на меня.

— Утром было теплее, я не думала, что так резко похолодает, — оправдываюсь, опуская взгляд на закрытую книгу, которую Рид продолжает держать в своей руке.

— Мне научить тебя пользоваться интернетом в эпоху информационных технологий? — ухмыляется профессор, убирая произведение на столик, ставя с моей кружкой рядом, в которой остывает недопитый мною черничный чай.

Закатываю глаза демонстративно на безобидное издевательство в мою сторону, и только ёрзаю на мужчине, поудобнее усаживаясь.

— Не стоит, сама справляюсь, — рука Бенедикта зарывается под плед, касаясь моих ног оголённых, отчего я вздрагиваю невольно, контраст температуры ощущая.

— Просто запрещу тебе в следующий раз надевать такие наряды, — ухмыляется, коленку мою поглаживая своей ладонью тёплой. — Ненавижу, когда узколобые студенты засматриваются на тебя.

— Укроти свою ревность, — смеюсь нежно, прекрасно зная, что Рид ни черта мне не запретит, — пусть засматриваются, мне нет до них никакого дела.

Гром оглушительным раскатом гремит, величие своё демонстрируя, всё же пугая. Бенедикт меня крепче обнимает, жестом своим доказывая, что не стоит страшиться от столь обычного природного явления, тем более он рядом. С ним не может быть страшно. Но боязнь силы небес так и не может меня отпустить всю мою сознательную жизнь.

— В детстве, — прерываю тишину повисшую, — когда начиналась гроза, Паркер лишь больше пугал меня, забавляясь эмоциями и страхом. Правда один раз он довёл меня до слёз, — грустно посмеиваюсь, вспоминая счастливые годы детства в отчем доме, — после этого во время грозы он забирался ко мне в кровать и обнимал, дабы я смогла заснуть спокойно.

— Почему бы тебе не взять отпуск и не полететь к брату? Ты ведь скучаешь. Я вижу, — усаживает меня Рид поудобнее, перекидывая мои ноги так, что они оказываются по разные стороны от его бёдер.

— Мне не дадут отпуск, да и Паркер в ближайшие месяцы должен прилететь, тогда и встретимся, — тоскую невероятно по своему нерадивому братцу, который уже как год работает на другом конце нашего континента, улетев в новое место по контракту. — Тем более мне есть, что ему рассказать, — взгляд невольно падает на моё помолвочное кольцо, надетое на меня чуть меньше недели назад, а счастливая улыбка появляется на моём лице.

— До сих пор не сказала ему? — ухмыляется Бенедикт, придвигая меня к себе ближе, располагая свои властные ладони на моих ягодицах.

— Нет, не хочу все эти месяцы получать от него сообщения с глупыми шутками, или ты забыл, как он шутил, когда узнал, что мы вместе? — смешок слетает с губ Рида, который я вторю, кладя руки на плечи мужчины.

— О нет, — бархатно смеётся Бенедикт, — шутки твоего брата не забываются.

Да уж, Паркер не стеснялся похабно шутить, делая свои предположения о том, как я добилась самого привлекательного профессора университета. Даже при Риде братец не останавливал своих изречений, забавляясь моим свирепым недовольством, которым я чуть ли не давилась.

— Вот именно! — соскакиваю с профессора, чтобы закрыть вторую форточку, ведь окна деревянные, и задувает, так как постройка университетских корпусов датируется двухстолетней давности, и фасады ни в коем случае нельзя портить пластиковыми окнами.

Еле как дотягиваясь до верхней створки, я затворяю плотно окно и наблюдаю за тем, как дождь поливает землю со всей своей бурной жесткостью. Сейчас бы домой, пить такой же вкусный чай и кушать овсяные печенья с шоколадом, зная, что не нужно будет выходить в ближайшее время на улицу.

Засмотревшись за тем, как сдувается листва с позолотевших деревьев, оставляя их голыми и демонстрируя причудливые ветви, не заметила, как Бенедикт уже успел обнять меня сзади.

Его горячее дыхание опаляет мою шею, вызывая мелкую дрожь по всему телу. Оставляет поцелуй на моей макушке и поворачивает меня к себе лицом. Наши взгляды встречаются, и только дождь является единственным источником звука, ведь кажется, что и дыхание наше затаилось в хрупком уединении.

Мужская рука осторожно касается моей щеки невесомым поглаживанием, а я словно заворожённая продолжаю в глаза глубокого серого цвета всматриваться.

Рид наклоняется ко мне и завлекает в упоительный размеренный поцелуй, продолжая держать меня за щёку. Ласковым поцелуем передаём всю трепетность сложившегося момента, пока мы наслаждаемся друг другом. А ведь так и не можем насладиться, постоянно скучаем по друг другу и ждём скорейших встреч.