Звезда на излом

— Выкрадите его.

От удара в челюсть Карнистиро шатнулся к камину, но слова были сказаны и услышаны.

— И никакой крови... — ошеломленно выдохнул Амбарто. — Лучшие мы или нет? — откликнулся Амбарусса немедленно, слегка сдавленным голосом. — Есть нандор, которые обязаны нам всем... — ...И они помогут. — Несколько месяцев, и будем знать все о городе. — Все ходы и выходы.

Рука Майтимо разжалась, он вновь осел в кресло, но Амбарусса словно не заметил этого.

— Возьмём с собой небольшой отряд, скроем вблизи города... — За ночь войдём и выйдем вон. — Незаметно. — И нашьем полоски стали на перчатки. — Нас не узнают. — Унесем ноги быстро... — Пальцем не тронем! — Я с вами, — сверкнули глаза Карнистиро, кажется, он даже хмель с себя стряхивал. — А нам нужны десяток-другой доспешных всадников? — Коней новых нам нужно. — Полсотни... — Вы спятили! — воскликнул Макалаурэ, и получил в ответ три почти одинаковые усмешки.

Ошеломленный Руссандол, у которого даже чуть выровнялось дыхание, сидел статуей самого себя.

— Ворами быть лучше, чем убийцами, разве нет, братец? — хмыкнул Карнистиро. — А как это скрыть, чтобы крепость не болтала? — задумался Амбарто вслух. — За охотой на орков! — выпалил Амбарусса. — По осени, когда захотят пограбить! — Вот и определились, — заключил Средний деловито. Его шатнуло, он ухватился за плечо Амбаруссы. — Ко мне. Обсудим... Тонкости. — А вы, — Амбарто даже не торжествовал, он просто все решил, — можете присоединиться. Если захотите. Ни капли крови пролито не будет, и первыми мы драк не начнем. — Если понадобится, я вас остановлю, — сказал Макалаурэ, стараясь казаться спокойным. — Скажи мне, Кано, что ты не хочешь спасти Нельо... В этот раз, — ответил Амбарто, и у Макалаурэ потерялись любые слова для ответа.

А Первый Рыжий положил руку на плечо Руссандола.

— Нет, Нельо. Ты готов пойти во тьму, вот уж верю. Ты можешь. Но все равно не хочешь видеть там нас. А я... Не могу видеть, что с тобой творится.

Близнецы подхватили ещё пьяного Карнистиро под руки, вышли и шумно захлопнули за собой дверь.

Дыхание Руссандола постепенно выровнялось. Он вытер пот с лица. Макалаурэ молча приоткрыл окно и подбросил дров в камин: Старшего могло знобить после приступа.

Набросил теплый плащ на плечи Руссандола, обнял его.

«Мы можем их остановить, Нельо. Если решим».

Тот молчал, неотрывно глядя в пламя.

*

Сириомбар

— Ты женился, — понял Диор еще до того, как сын что-то сказал.

Посреди Каминного зала Элурин покрепче прижал к себе светловолосую глазастую девчонку-аданэт и, приподняв подбородок, сказал:

— Да. Это моя жена, Гвирит.

— А почему она боится меня? А главное, почему ты умолчал? Вообразил, что я Тингол и пошлю тебя к балрогу на рога, а не о дне свадьбы заговорю?

— Я… не боюсь вас, госу… господин Элухиль, — с трудом выговорила девочка по имени Апрель.

— Да. Кажется, ты боишься не меня.

Диор понял, что если сама девочка ему знакома — одна из лучших учениц Ольвен, там-то наверняка с сыном и познакомилась — то о ее семье он вспомнить не может ничего. Это подсказывало, что семья ее не из знатных, и даже из совсем незнатных. Потому что избежать попадания в память бывшего государя, ныне советника Диора можно было одним способом — пропускать все важные встречи и праздники. А избегали их в основном те, кто не принимали никаких решений, зато много работали, причем вдали от глаз въедливого советника. Это могло сулить сложности определенного рода — среди непросвещенных простолюдинов-аданов встречались порой весьма странные и неприятные предрассудки. К счастью, послать девочку в обучение наукам им ума хватило, значит, вряд ли все так плохо.

— Я умолчал потому, что она попросила времени, чтобы набраться храбрости и привыкнуть, — Элурин не выпускал худенькой руки, и тут все было хорошо, кроме непонятного страха.

— Гвирит, — Диор постарался говорить как можно более мягко. — Скажи, что пугает тебя?

— Моя мать, — с усилием выговорила девочка. — Она… очень против. Она грозилась…

— Я ее знаю?

— Моя мать — тетушка Молот…

Вот теперь стало немного понятнее. Немолодую женщину-кузнеца в городе знали, и нрав у нее был суровый. Правда, злобы в этой суровости вроде как не было, либо же Антэ Молот хорошо держала свой нрав в руках, встречаясь с теми, кто принимал решения.

— Никто в этом городе не будет ничем грозить жене моего сына, — сказал Диор как можно более веско. И правильно сделал — девчонка приободрилась. — И тем более, когда жена моего сына носит детей.

— Детей? — переспросил Элурин и улыбнулся с такой неудержимой радостью, что Диору захотелось от избытка чувств разом его обнять и надрать уши.

— Не говори мне, что вы не знали!

— Мы не знали, что не один, — уточнил сын. — Я не очень вижу… подробности.

— А ты не поторопился?

— Я хотел не сразу, а немного потом, — Элурин обнял жену покрепче. — Близнецов, как мы. И как сестрины. Но получилось сейчас.

— Тело не понимает «когда-нибудь потом»! Оно понимает или «да», или «нет». Когда-нибудь — это и есть «хочу»!

Диор не утерпел: подошел и дернул все-таки сына за ухо перед тем как обнять. Элурин зажмурился, как котенок, только что не замурлыкал. Гвирит смотрела на это, открыв рот, как на неведомое. Как на… чудо?

Нет, это безобразие, решил Диор. С матерью этого испуганного птенца придется говорить ему, и возможно — не самыми добрыми словами. Все-таки старые аданские предрассудки, причем один из самых мерзких — что можно из неважно каких соображений запугивать своих близких и домашних. Просто обычно из этого не выходят такие беды, как если такие мысли взбредают в головы знатным эльдар… вроде Эола. А выходят всякие беды тихие, малозаметные со стороны. Вот только коснувшись его семьи, любая малозаметная тихая беда сразу перестанет такой быть. Потому драть ее придется как сорняк. И присматривать, чтобы снова не проросло.

*

Широкоплечая и мощная, тетушка Молот откровенно мялась и терялась в Каминном зале. И потому Эльвинг не повела никаких разговоров издалека. А сразу после приветствия объявила:

— Мой брат Элурин взял в жены твою дочь Гвирит, добрая мастерица Антэ.

— Ну вот! — сказала мрачно Антэ Молот, будто сплюнула. — Испортил все же девчонку красавчик.

Не такое молодая правительница ожидала услышать.

— Что значит «испортил», мастерица Антэ? Как можно испортить человека, не будучи морготовой нечистью? — спросила она с недоумением.

— А то, что потом дурочку уже никто замуж не возьмет, — пояснила тетушка.

— Что значит «потом»? — вопросила Эльвинг уже вовсе ледяным голосом. Огонь в камине даже слегка присел. Тетушка Молот — нет. Нахмурилась — про мужчину могли бы сказать даже «набычился» — и продолжала.

— Не в обиду тебе будет сказано, госпожа наша… Я женщина прямая. Дети вождей на простолюдинках не женятся. Потешатся да уйдут. Вот и твой брат потом женится на какой княжне, нашей или эльдар, уж не знаю.

— Ты хочешь оскорбить моего брата, мастерица Антэ? — Эльвинг даже растерялась. Потому что женщина была искренна, что самое странное.

— А ведь я ее предупреждала. Уберечь хотела, — досадовала Антэ Молот вслух. — Побила даже дурочку свою. Братья ее в ум привели, я думала. Надо было с учебы сразу забрать. Видишь ли, госпожа, с моей матерью то же было. Один из княжьих родичей жениться обещал, потешился да ушел. И я без отца родилась, а мать потом пошла за первого, кто ее в жены согласился взять. А Гвирит и вовсе никто не возьмет, в городе и так по две женщины на каждого парня. Мало я ее била, — ляпнула вдруг мастерица в сердцах.

Вот так, сказала себе ошеломленная Эльвинг, иногда выглядит искренность. Совершенная, открытая… ядовитая.

— Антэ Молот! — от голоса правительницы задребезжали залитые зимним дождем стекла в окнах. Одни из немногих в Сириомбаре. — Если еще кто-то в этом городе, будь то хоть ты или твои сыновья, хоть раз оскорбят жену моего брата или тем более поднимут на нее руку, он или она вылетит из города быстрее, чем голубь-посланник! А мои братья рулевыми веслами помогут и направят на дальний север! Чтобы дорогу лучше видел!