Ледяное забвение

Гюнтер с Клаусом охотно приняли это предложение. Совместное восхождение было интересно в равной мере и русским, и немецким альпинистам. Хочешь узнать человека – иди с ним в горы и все поймешь. На тренировочном восхождении Гюнтер шел в связке с альпинистом, которого все звали Пал-Фил. Когда их связка вышла на занесенный снегом узкий предвершинный гребень, Гюнтер оступился и свалился с гребня на крутой склон, на котором невозможно было задержаться с одним лишь ледорубом. Пал-Фил среагировал на его срыв мгновенно. Ни секунды не раздумывая, он прыгнул на противоположную сторону гребня, благодаря чему смог удержать на веревке сорвавшегося в пропасть Гюнтера. У русских это называлось «комсомольская страховка».

Из-за разразившейся на Кавказе непогоды от траверса Ушбы пришлось отказаться. Но свою главную задачу – произвести сверку имевшихся у них топографических карт с местностью – они выполнили. Гюнтер, как единственный в их отряде дипломированный географ, последние две недели своей кавказской командировки только этим и занимался.

По возвращении в Германию ему пришлось отчитываться за проделанную работу не только перед штабистами вермахта. Уточненными картами Кавказа также заинтересовались люди из исследовательского общества «Аненербе», которым фактически руководил рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Его сотрудники совершали экспедиции в разные части планеты, пытаясь найти артефакты древнего могущества германской расы. Помимо этого, в «Аненербе» планировали совершить экспедиции в Тибет и на Кавказ с целью поисков тайного входа в затерянную мифическую страну Шамбалу.

Гюнтеру довелось лично познакомиться с их руководителем. Этот человек представился группенфюрером СС Генрихом фон Митке и предложил ему принять участие в гималайской экспедиции, которая начиналась через три дня!

Побывать в Гималаях – мечта любого альпиниста, но, поскольку эта экспедиция проводилась под эгидой СС, Гюнтер отказался в ней участвовать.

Группенфюрера СС, конечно, возмутило, что лейтенант горно-стрелковых войск вермахта Гюнтер Келлер даже не счел нужным пояснить ему причину своего отказа. Генриху фон Митке и раньше приходилось сталкиваться с неприязненным отношением офицеров вермахта к СС, но ничего поделать с этим было нельзя. Офицерский корпус в Германии традиционно держался вне политики и представлял собой замкнутую корпоративную организацию со своими представлениями об офицерской чести и строго выполнявшимися моральными установками.

После того как он отказался от сделанного ему группенфюрером СС предложения, с ним пожелал побеседовать эсэсовец рангом пониже, некий Вальтер Шелленберг. Худощавый, среднего роста, оберштурмфюрер СС Шелленберг был ровесником Гюнтера. Интеллигентная внешность, образованность и начитанность выгодно отличали Шелленберга от его мрачных коллег-эсэсовцев. Выглядевший мальчишкой двадцативосьмилетний Вальтер Шелленберг умел использовать присущее ему обаяние, благодаря которому он легко располагал к себе людей. Он проникновенно заглядывал в глаза собеседнику, мол, посмотри, я говорю с тобой искренне, от всего сердца, и у того возникала иллюзия, будто он беседует с приятным и совершенно безобидным молодым человеком.

Поскольку в служебном кабинете, где и у стен имелись уши, доверительный разговор в принципе невозможен, Шелленберг предложил Гюнтеру прогуляться вдоль озера Ванзее, дескать, ему захотелось подышать свежим воздухом.

Гюнтер понимал, что перед ним волк в овечьей шкуре, но, когда в ходе беседы выяснилось, что оба они в свое время учились в Боннском университете, только Гюнтер окончил это учебное заведение на год раньше Вальтера, между ними установились вполне дружеские отношения.

– Скажу тебе откровенно, Гюнтер, в студенческие годы я больше всего мечтал о дипломатической карьере в Министерстве иностранных дел. После сдачи госэкзамена я проходил обычную юридическую практику в Бонне и оказался тогда в столь затруднительном финансовом положении, что вынужден был подать прошение о выделении мне государственного пособия. Для того чтобы и в дальнейшем получать материальную помощь от государства, мне порекомендовали вступить в национал-социалистическую партию и в СС, что я, недолго раздумывая, собственно, и сделал. Так что надел я эту черную форму, можно сказать, из чисто меркантильных интересов, не особо вникая при этом во все пункты партийной программы национал-социалистов, – признался Шелленберг.

– Вальтер, ты же не для того со мной встретился, чтобы все это мне сейчас рассказывать? Давай ближе к делу! Что конкретно тебе, оберштурмфюреру СС, от меня, лейтенанта вермахта, нужно? – холодно осведомился Гюнтер.

– А дело в том, что ты как-то неправильно себя повел с небезызвестным тебе Генрихом фон Митке, а он, к твоему сведению, является личным другом Гиммлера. Вот в службе безопасности рейхсфюрера СС и решили проверить тебя на предмет лояльности к режиму. И тебе очень повезло, что поручили это мне, а не гестапо.

– То, что все твои как бы откровения – чистой воды провокация, было ясно с самого начала, – усмехнулся Гюнтер.

– Это не совсем так, – обиженно возразил Шелленберг. – Я ведь действительно учился с тобой в одном университете, и в студенческие годы у меня и в мыслях не было сделать карьеру в СС. Кстати, в университете я вступил в студенческий союз, защищавший интересы и достоинство студентов.

– Ну да, благими намерениями вымощена дорога сам знаешь куда…

– Ты напрасно иронизируешь. В СС, кроме охранных отрядов и тайной полиции, есть и другие службы, выполняющие очень интересные задачи. Я, например, работаю в организационном отделе зарубежной службы и в прошлом году совершил длительную поездку за границу, во время которой объехал всю Западную Европу. Так что можно считать, что благодаря службе в СС моя давняя мечта о дипломатической карьере в какой-то мере сбылась.

– Для того чтобы отправиться в заграничное турне, необязательно служить в СС, – резонно заметил Гюнтер.

– Это ты о своей недавней поездке в большевистскую Россию? – оживился Шелленберг.

– У нас была экспедиция на Кавказ, а не в Россию, – счел нужным уточнить Гюнтер.

– И как там, на Кавказе, сейчас относятся к советской власти? – полюбопытствовал Шелленберг.

– Не знаю, – пожал плечами Гюнтер. – Все, с кем мне довелось там пообщаться, избегали разговоров на политические темы.

– После сталинского «большого террора» русские теперь собственной тени стали бояться! – удовлетворенно констатировал Шелленберг.

– Лично я не замечал, чтобы они выглядели такими уж запуганными, – возразил Гюнтер. Он хотел добавить: «Как мы, немцы», – но вовремя прикусил язык. Интеллигентный с виду оберштурмфюрер Шелленберг был для него, пожалуй, опаснее любого гестаповца. Знакомство с этим эсэсовцем, впрочем, могло оказаться полезным.

Гюнтер, недавно присоединившийся к группе оппозиционно настроенных немецких офицеров, должен был всячески скрывать свою неприязнь к нацистам. И с Генрихом фон Митке ему, конечно, не стоило так вызывающе себя вести. В условиях массового доносительства, охватившего гитлеровскую Германию, только глубокая конспирация могла спасти участников антинацистского заговора от вездесущего гестапо – тайной государственной полиции, занимавшейся борьбой с противниками национал-социалистического режима.

Элементарные правила конспирации требовали, чтобы каждый знал лишь то, что ему необходимо было знать, а личные контакты были сведены к минимуму. Ведь если человек действительно чего-то не знает, он не сможет рассказать об этом даже под пытками. Встречи участников разных оппозиционных групп проводились, как правило, без личного представления, при этом каждый мог знать не более двух-трех человек из всех присутствующих.

Лично Гюнтер знал пока только одного участника антинацистского заговора – лютеранского пастора Дитриха Бонхеффера, с которым был знаком еще с юности. Дитрих был на четыре года старше Гюнтера и относился к нему, как к младшему брату. И когда Гюнтер однажды спросил его: «Имеет ли христианин право участвовать в сопротивлении нацистской диктатуре?» – Дитрих ответил, что, по его мнению, такие действия, как ложь и убийства, совершенные во имя этой борьбы, остаются грехами, несмотря на высокие мотивы участников германского Сопротивления, однако они могут быть прощены Христом. Также Дитрих заверил Гюнтера в том, что попытка оппозиции убрать фюрера, даже если бы это означало убийство тирана, была бы, по сути, богоугодным делом, ведь Гитлер – это антихрист.