Страница 16 из 18
Я очень надеялась, что в вечернем эпизоде «Ведьмака» будет еще одна жаркая сцена в бане, но тут позвонил Саймон. Я сразу забеспокоилась. Обычно Саймон всегда общается текстом, а если он начинает звонить, значит, случилось что-то серьезное.
«Ну ведь вечер субботы, Саймон! – ругнулась я про себя. – Не мог ты подождать до понедельника, когда я буду на работе разгребать очередную кучу и твое сообщение погоды не испортит? – Почему-то я даже мысли не допустила, что его известие может касаться наших ненаглядных деток, ведь тогда по-любому мне придется спешить им на выручку, но в таком случае они бы сами мне позвонили, хоть я им и все время внушаю, что у них два родителя, которым они могут звонить в случае необходимости / просить о помощи / требовать поддержки / подбросить куда-либо / внести залог (до внесения залога не доходило еще, пока. Интересно, требуется ли вносить залог за несовершеннолетних?)»
Пришлось ответить. Взяла трубку и довольно сухо сказала:
– Привет, Саймон. Что тебе надо?
– Э-э, ну это, я подумал, не хочешь ли ты сегодня вечером со мной поужинать? – радостно спросил Саймон.
– В смысле? В ресторане? – с подозрением ответила я вопросом на вопрос, на случай, если он намеревался нагрянуть в гости и загипнотизировать меня, чтобы я начала варганить на скорую руку «простенькую» лазанью, ведь, по его мнению, лазанью готовить – раз плюнуть. Вот реально, убежденность одного из супругов, что готовить лазанью – легко, должно быть внесено в список причин развода как непристойное поведение!
– Ну да, в ресторане! В итальянском, например?
– Полагаю, если ты приглашаешь, значит, ты и платишь за ужин? – выясняла я все детали. На дворе, может быть, и двадцать первый век, и я безусловно считаю себя сильной независимой современной женщиной, но ужин на халяву – это ужин на халяву, особенно с учетом всех тех многочисленных поганых лазаний, что мне пришлось готовить в браке с Саймоном, так что он мне должен.
– Ну разумеется! Ну так что, ты за? Мне просто нужно кое о чем с тобой переговорить.
Ах, вот оно что. Ему что-то от меня нужно. Либо он хочет, чтобы я приглядела за их колченогой кошкой, пока они с Мариссой будут на парном ретрите прохлаждаться (хотя вряд ли, подозреваю, что Марисса мне не доверит свою ненаглядную киску), либо он сейчас объявит, что у Мариссы будет ребенок или что они решили пожениться, или и то и другое вместе. Однако они не могут с ней сейчас зарегистрировать брак, ибо мы с ним еще юридически не оформили наш развод окончательно. Ах, вот оно что! Развод! «Эллен, дорогая, замечательная Эллен, такая милая и покладистая, самая лучшая бывшая женушка, давай уже покончим со всей этой бумажной волокитой! Избавь ты меня, пожалуйста, от всех этих юридических условий, что связывают нас, освободи ты меня от этих пут, которыми я был привязан к тебе на протяжении стольких мрачных, нудных, отупляющих лет, избавь меня от себя, пусть все останется лишь грустным воспоминанием, забудем все, ведь у меня теперь есть светящаяся, лучащаяся, блестящая Марисса, с ней я чувствую себя самым счастливым мужчиной на свете, она осчастливила меня своим согласием стать не только моей женой, но и матерью моего ребенка, для которого я, наконец, стану настоящим отцом, а не буду как с предыдущими детьми вечно уставшим после работы, спихивающим все на твои плечи, потому как это материнская работа, но сейчас благодаря Мариссе, нашим парным ретритам и семейной терапии на меня снизошло, я преисполнился и стал новым человеком, который уже не залипает в телик и не смотрит тупых “Махинаторов”, так что эти благословенные дети от нашего с Мариссой чудесного союза вырастут замечательными и завидными наследниками, которые всегда буду послушно есть овощи и слова плохого при этом не скажут!»
– Эллен? Эллен, ты там еще? Что молчишь? – прервал мои мысли Саймон.
– Да тут я, – вздохнула я. – Ну ладно, давай поужинаем. Только тебе придется за мной заехать, а то я уже вина накатила.
– Не вопрос, заеду через полчаса, окей?
– Лучше минут так через сорок пять, – мрачно ответила я. У меня стало уходить больше времени, чтобы привести себя в презентабельный вид, не исключаю, что на ужине может быть и Марисса, вся такая окутанная духами и туманами, так что мне точно потребуется больше времени на сборы.
Ну вот реально, если они ко мне пристанут, то что мне делать? Только согласиться на развод, размышляла я, нанося тушь. И почему тушь ложится лучше, если не только распахнуть глаза, но и раскрыть при этом рот? Но до того, как я соглашусь, сначала закажу себе лобстера и стейк из филе, раз уж Саймон собирается платить за ужин, – с паршивой овцы хоть шерсти клок. А потом я могу притвориться, что их известие повергло меня в такую эйфорию, что злорадно закажу еще самое дорогущее шампанское и предложу тост за молодую пару, и пусть этот скряга поперхнется, когда увидит, сколько стоит бутылка, должна же я хоть на чем-то отыграться. Хотя Марисса, вероятно, начнет возражать и требовать поменять на какое-нибудь этичное экологичное справедливо-торговое винцо. Она же помешана на этичном бизнесе, и каждый раз в ее присутствии я чувствую себя виноватой, что заказываю большущий жирнющий бургер, в то время как она обходится салатом из зелени и семян.
Решено! Марисса с ее салатами и проповедями об этике бизнеса – не моя проблема (мой друг Сэм как-то попенял мне, что я напрасно взъелась на Мариссу с ее этичным питанием, более того, поедание салата не является преступлением против человечности, как я пытаюсь это представить), теперь это целиком и полностью проблема Саймона, и пусть он слушает ее этичную галиматью до конца своих лет. В том смысле, что это его личное решение. Ведь когда-то и мы с ним верили, что проживем вместе всю жизнь, и посмотрите, чем это закончилось.
Но если Саймону так уж невтерпеж жениться на Мариссе, то я за них рада и не буду со своей стороны чинить никаких юридических препятствий. Более того, даже если он и не женится на ней, то я все равно подпишу все бумаги. Давно пора поставить штампы и подписи на всех документах (их там так много, я, если честно, не разберу, что там делать надо) и поставить точку в этом деле. Закрыть эту страницу. Как зрелые сознательные взрослые люди. Хотя мне бы хотелось завершить эту историю так, как сделала одна дама, которая продала «Мазератти» своего неверного дружка-диджея на eBay за фунт, а потом дозвонилась к нему на радиошоу и в прямом эфире сообщила ему об этом…
Саймон приехал в очень приподнятом настроении.
– Спасибо, что согласилась встретиться. Я не был уверен, что ты так быстро соберешься, – сказал он.
Он приехал один.
– Ой, а Марисса нас в ресторане будет ждать? – спросила я.
– Нет, она на ретрите своем йожится, в смысле, йогой занимается, – пояснил Саймон. – Будем только мы с тобой. Ты не против?
– Нет, не против, – сказала я, а сама саркастично подумала, что я бы, наверно, тоже выглядела намного моложе своих лет, если бы проводила столько же времени вдали от суеты и тягот мирских, что и Марисса.
Велико было мое разочарование, когда выяснилось, что в ресторане нет лобстеров, но я решила, что в отсутствие надменной Мариссы и ее чопорного высокоморального салата мне не нужно отмахиваться от мыслей, какое фантастическое будущее ждет их с Саймоном, как только я подпишу ему вольную, а потому я не стала заказывать дорогие блюда – ее же нет, – чтобы ей насолить. Я взяла пасту, потому как если не можешь определиться, выбирай углеводы.
– Итак! – начала я, наколов оливку на вилку. Мне казалось, что поедание оливок всегда производит впечатление изысканного и элегантного вкуса, хотя во рту от них солено и пусто. Я двадцать лет пытаюсь повзрослеть и полюбить оливки, но увы, никак, потому я смирилась, что никогда не пойму и не приму оливки в качестве еды.
– О чем это ты хотел со мной поговорить?
– Ну, – замялся Саймон. – Наверно, надо было давно об этом с тобой поговорить, но все никак не подворачивался удобный случай. А теперь, боюсь, тебе покажется, что я перехожу черту и давлю на тебя… – начал он вилять.