Ничей

Кобяков откашлялся.

– Коллеги, мое мнение чисто субъективное, вас ни к чему не обязывает. Балаболкина я знаю давно…

– Да алкаш он, – вполголоса произнесли на дальнем конце.

– Знаю его давно, – повторил вице-губернатор. – А девушку, ну, почти не знаю. Может, моя это недоработка. Я, наверное, за Балаболкина проголосую.

Чем всё закончится, я сообразил и без голосования, но руку, тем не менее, поднял за журналистку из отдела права. Анна Игоревна, вздохнув, поддержала своего прямого начальника – Кобякова. За обозревателя из молодежного органа голосовали и оба товарища с мест, и телевизионный бухгалтер с кучей премий. Алина Вениаминовна воздержалась, чем искренне удивила меня.

Победителем в номинации был объявлен Балаболкин.

Кто-то уже задвигал стулом, когда Илья Александрович крикнул:

– Коллеги, еще один вопрос!

Жюри разочарованно присело.

– Мы с вами совсем забыли про номинацию «Корифей», – сообщил Илья Александрович. – Необходимых пятидесяти процентов голосов нет ни у кого.

– Сколько есть? – поинтересовался Пышкин.

– Мало, – признался Кислотный. – Около двадцати. А между тем, коллеги, это очень важная номинация. В ней всегда были представлены лучшие из лучших, подлинные мастера словесности и всей нашей журналистики.

– Нету лучших. Кончились, – констатировал голос, говоривший про алкаша.

– Не надо ёрничать, коллеги, – попросил поэт, частушечник и чиновник в одном лице. – Нам предстоит определиться. Не вручать эту премию просто нельзя!

– Вахрамееву давайте вручим, – сказал, недолго думая, Пышкин.

– Пантелеймону?

– Да.

– Ты что, Саша? – Илья Александрович оторопел. – Он вообще не пишет уже лет пять, если не больше. И из дома не выходит.

– Ну и что? Заслуженный человек, собкор центральной газеты.

– Нет, это не вариант.

– Можно предложение? – руку вверх тянул редактор издания, в котором работала журналистка из отдела права.

– Пожалуйста! – радостно откликнулся глава управления.

–Я предлагаю, – торжественно провозгласил редактор, – первым в номинации «Корифей» за многолетний вклад и выдающиеся заслуги признать нашего уважаемого Илью Александровича. Я считаю, он имеет полное право именоваться журналистом – хотя бы по совокупности печатных трудов.

Просторный кабинет вице-губернатора утонул в аплодисментах.

До полного маразма мы всё-таки не дошли. Илья Александрович вспотел и начал благодарить, но наотрез отказался. В конце концов «Корифея» решили вымарать из списка номинаций – на время, до появления новых корифеев.

– Интересно, это он так прикололся? – вслух подумала Анна Игоревна.

Мы с ней стояли у лифта. Прочая братия галдела в вожделенной курилке.

– Вы кого имеете в виду? – спросил я.

– Редактора, конечно, с его инициативой.

– Возможно. Тонкий такой юмор, недоступный начальству.

– Между прочим, несколько слов насчет начальства, – Анна Игоревна профессионально огляделась по сторонам. – Хрюшников тобой недоволен.

– Этой сенсации без малого два года, – усмехнулся я.

– Он сильно недоволен, – подчеркнула коллега. – Кто-то на него влияет.

– Кто?

– Не знаю. Он сейчас мало со мной советуется.

По моим данным, спикер и теперь общался с Анной Игоревной минимум раз в день – во всяком случае, по телефону точно. Я даже в лучшие периоды с ним столько не разговаривал. Темнила гражданка.

– Если уволят, пойду заметки писать из серии «Попал под лошадь», – сказал я.

– Ты – наш золотой кадровый фонд, – заулыбалась Анна Игоревна. – Куда ж ты денешься?

– Ой, Анна Игоревна, проходил я уже всё это в младших классах. Не мне люди улыбаются, а моей должности. Уйду, и в упор замечать перестанут.

– Ты не обо мне случайно?

– Ни в коем случае, – я помотал головой. – Мы ведь с вами друзья, правда?

На улице, куда я вышел из губернского «белого дома», погода совсем испортилась. Моросило нечто среднее между мелким, мерзеньким дождичком и мокрым снегом. Я поднял воротник и зашагал в направлении парламента со всем его содержимым. Подкрадывались сумерки. С противоположной стороны к зданию подходил товарищ Лесных.

Я остановился, подпуская его поближе.

– Какие новости, Вячеслав Алексеевич? Что там с моим ящиком?

Взгляд Вячеслава Алексеевича устремился куда-то мимо меня, но в то же время внутрь: наверное, в подпространство.

– До конца определить не удается, Алексей Николаевич. Вероятность взлома в принципе есть, но… думаю, техник напрасно поднял панику.

– Да никто панику не поднимал. Пользоваться-то можно?

– Можно. Только смените пароль и – пожалуйста. Но всё-таки лучше используйте нашу электронную почту, она лучше защищена.

Я сказал ему, что обязательно всё сделаю, не уточнив, что именно.

На нашем этаже дверь кабинета, в котором квартировал Андрей Петрович Карлов, была распахнута настежь. Действующего корифея я не увидел, зато нос к носу столкнулся с уборщицей. Бормоча что-то неласковое, она вытаскивала оттуда полный пакет пустых бутылок. Как я заметил, не из-под кефира. Повеяло специфическим ароматом.

– А где хозяин?

– Похоже, не приходил сегодня, – неприветливо ответила мне жрица чистоты.

– Экспертизу проводит, – сказал я.

– Что? – не поняла уборщица.

– Ничего. Всё нормально.

Я заглянул к Витюше и Наталье. Они пили чай и мирно беседовали.

– Никто меня не искал?

– Нет. Тишина полная, – доложил Витюша.

– Из первой приемной не звонили?

– Не звонили. Виталий Иванович приехал где-то час назад, к нему Никифор Мефодьевич сразу побежал, а потом к ним Забегалов зашел, – сообщил мой неформальный зам.

Его способность оперативно получать самые разнообразные кулуарные новости всегда поражала меня.

– Чай с нами будете пить, Алексей Николаевич? – спросила Наталья.

– Попозже попью, спасибо.

Витюша выразительно посмотрел на меня.

– Витя, зайди сейчас, – и я двинулся в свои апартаменты, на ходу расстегивая куртку.

– Я насчет завтрашнего дня хотел напомнить, – сказал Витюша, когда мы с ним уединились.

– А что у нас завтра?

– Да у меня семинар в институте, хотел отпроситься пораньше. Можно?

– Можно, конечно. Только потихоньку, через боковой подъезд.

– Я знаю, – улыбнулся Витюша. – Забегалов опять всех предупреждал, что не потерпит никаких отлучек. У нас одним можно на казенной машине в рабочее время по лекциям ездить, а другим нельзя.

– Профессор снова ездил?

– Ездил, – блеснул осведомленностью Витюша. – Тоже с час назад вернулся.

Мне отчего-то стало тошно. В этот миг зазвонила «вертушка».

– Алексей Николаевич, вас Виталий Иванович хочет видеть, – услышал я голос Алевтины Викторовны.

Спикер областного парламента Хрюшников был занят. Когда я поднялся в приемную, Алевтина Викторовна попросила немного подождать.

– Кто там? – спросил я.

– Александр Витальевич, – вполголоса ответила она.

Александр Витальевич Хрюшников доводился нашему спикеру сыном, и должность его называлась «генеральный директор». Командовал Хрюшников-младший на том предприятии, где еще недавно был начальником транспортного цеха, а потом верховодил Хрюшников-старший. Наследнику моего шефа было чуть за тридцать. Учился он в техническом вузе, но инженерных способностей не проявил. Затем решил пойти по финансовой тропе и, видимо, не без помощи родителя стал налоговым инспектором. В инспекторах, однако, пробыл недолго. Звёзд с неба не хватал, а вскоре упразднили и само подразделение – как не оправдавшее высокой миссии.

И приземлился Александр Витальевич в офисе у родного своего Виталия Ивановича, для которого процесс акционирования и приватизации предприятия успешно завершился. Приватизировал его сам Хрюшников-старший, в долю к себе взяв пару проверенных замов. Сына он, скрепя сердце, поставил третьим замом. Сотворить что-нибудь непоправимое на этом посту было практически невозможно. Примерно с год Хрюшников-младший осваивал кабинет, никому особенно не мешая. Заодно женился, стал подумывать о потомстве. На этой стадии жизненного пути его и застал переход Виталия Ивановича на работу в парламент.