Страница 9 из 16
Брэнфорд Марсалис известен резкостью и глубокой обоснованностью своих суждений, часто полемически спорных, но всегда искренних и продуманных. Заметно это и по тому короткому интервью, которое удалось у него получить журналу «Джаз. Ру».
Расскажите, что за программу вы подготовили для московского концерта.
– Мы покажем, чего добились за те 19 лет, что я не выступал в Москве – ну, или чего не добились. Главное в инструментальной музыке – это тронуть и эмоционально увлечь людей звуком, одним только звуком. Это, наверное, одна из самых сложных задач в мире. Это наша цель и наш идеал. Надеюсь, людям нравится, что мы делаем.
Один американский журнал назвал ваш квартет «одной из самых смелых групп в «твёрдом» (hard-core) джазе». Каково это – быть, с одной стороны, внутри определённой стилистики, а с другой – «смелой» группой, склонной к экспериментам?
– Трудно сказать, потому что я не знаю, что именно этот журнал имел в виду под «твёрдым» джазом. Мы просто сосредотачиваемся на музыке и не беспокоимся о ярлыках, которые на нас кто бы то ни было может наклеивать. До тех пор, пока в сердце того, что вы делаете, остаётся музыка (а не какие-то иные приоритеты) – до тех пор будет у вас и смелость, и готовность к экспериментам.
Когда в первой половине нынешнего десятилетия возник ваш лейбл Marsalis Music, его многие превозносили как модель лейбла нового типа, контролируемого не дельцами, а музыкантами. Как себя чувствует лейбл сейчас, когда звукозаписывающая индустрия в её прежнем виде вот-вот обрушится?
– Ситуация во всей музыкальной индустрии в целом определённо крайне трудная, и никто не знает, как пойдут дела дальше. Но у нас всё не так, как у других, именно потому что наш лейбл фокусируется на художественном поиске, а не на «хитах». Когда в центре внимания – художественная значимость, признание той или иной работы всегда занимает долгое время в отличие от обычной модели, где во главе угла стоят немедленные финансовые результаты. То, что делает наш лейбл, требует чутья на талант и очень, очень много терпения. Мы просто делаем то, что делаем, и надеемся на лучшее.
Из всех ветвей «джазовой индустрии» джазовое образование кажется наиболее успешным – много финансов, много джазовых программ в учебных заведениях, тысячи молодых музыкантов. Как вы, преподаватель с огромным опытом, видите будущее этих музыкантов?
– На самом деле джазовое образование – самая неэффективная ветвь художественного образования во всей университетской системе. Стандарты джазового образования невероятно низки, и именно поэтому так много студентов идут на эти отделения. Но только очень немногие выпускники этих отделений оставляют хоть какой-то след в музыкальном сообществе. До тех пор, пока курс обучения не будет переориентирован с гармонии на мелодию, а сам процесс обучения – со зрения молодых музыкантов на их слух, я боюсь, это «недообразование» (mis-education) так и будет продолжаться.
А что вообще делает джазового музыканта заметным, чем он может оставить свой след? Популярная точка зрения – это что «главная цель джазового музыканта есть самовыражение». А нуждается ли мир в таком количестве самовыражения?
– Самовыражение, да: через совместный труд всей группы. Этот совместный труд – олицетворение человеческой общности, что, в общем-то, и есть цель любого великого искусства. Если самовыражение, которое в джазе называется соло, происходит за счёт всего остального – то это порочная цель, изначально обречённая на неудачу. Только совместное создание музыкального повествования придаёт джазу его силу.
Уинтон Марсалис: «джаз как… водка»
Кирилл Мошков
Представлять нашего собеседника – всемирно известного трубача, композитора, популяризатора джаза в частности и музыкального искусства вообще, художественного руководителя крупнейшей в США джазовой концертно-просветительской программы «Джаз в Линкольн-Центре», лидера Джаз-оркестра Линкольн-Центра, а заодно весьма своеобразного джазового мыслителя, часто именуемого столпом джазового консерватизма и самым непреклонным пуристом американского джаза – вряд ли нужно. Знать современный джазовый мэйнстрим и не знать, кто такой Уинтон Марсалис, – трудно. Не обязательно быть его поклонником, но не знать его – невозможно: именно с его прорыва в начале 1980-х началось возрождение более или менее массового интереса к акустическому джазу, основанному на его классических моделях 1930-1950-х годах, и именно в значительной степени благодаря Марсалису тогда на первых ролях в акустическом джазовом мэйнстриме смогли закрепиться два (а теперь уже, наверное, три) поколения музыкантов, никто из которых по возрасту не застал «золотого века» джаза – эпохи, завершившейся ко второй половине 1960-х.
Повод для нашей беседы, состоявшейся в феврале 2004 года – сенсационный переход 42-летнего Уинтона Марсалиса с мэйджор-лейбла Columbia, где он работал с 1981 года, на легендарную джазовую фирму Blue Note, и его первый релиз на этом новом для него лейбле – альбом «The Magic Hour», поступивший в продажу в США в марте того же 2004 года. Мы беседуем с трубачом по телефону: он находится в своём офисе в Линкольн-Центре и весьма оживился, узнав, что звонят ему именно из России – три приезда в нашу страну настроили Уинтона на весьма тёплое отношение.
Начнём с серьёзного вопроса. Мир быстро меняется, меняются условия, в которых живут и работают музыканты. Есть ли ещё в этом меняющемся мире место для музыки, которая не приносит быстрой прибыли, не носит коммерческого характера?
– Конечно, для неё всё ещё полно места. Хотя бы потому, что в мире всё ещё полно людей, которых не интересует быстрая прибыль и коммерческая выгода. Всегда есть место для качественных вещей, потому что они повышают качество жизни людей по всему миру – людей, которые хотят глубже разбираться в жизни, которые хотят углубить и расширить свой жизненный опыт. Всегда есть люди, которым нужно не развлечение, а глубина, ясность, честность.
В таком случае – каково будущее джаза в этом новом мире?
– Джаз всегда выживает. Этот вопрос – про будущее джаза – люди задают столько, сколько существует джаз! Посмотрите журнал Down Beat за 1940-е годы – там обязательно найдётся статья про то, куда же делись все великие джазовые певцы… А посмотрите: прошло шестьдесят лет, и сколько великих певцов кругом?
Будущее джаза – в очень хороших руках. В руках множества замечательных музыкантов по всему миру. Например, в России есть саксофонист Игорь Бутман, мой друг. У него – прекрасный оркестр. В Италии есть замечательный альт-саксофонист Франческо Кафисо – четырнадцатилетний парнишка! Ещё один самородок – ему шестнадцать – живет в Балтиморе, его зовут Джастин Томас, он играет на вибрафоне. Джо Ловано, фантастический саксофонист, выступает по всему миру. Пианист Брэд Мелдау со своей группой играет в самых разных странах. Я могу продолжать и продолжать – у нас много великих музыкантов! И они относятся к самым разным поколениям: великий флейтист и саксофонист Фрэнк Уэсс всё ещё работает, выступает с концертами, а ему ведь 82! Я могу продолжать перечислять великих музыкантов, работающих сейчас – продолжать бесконечно, а ведь это только те, кого я знаю! Есть так много музыкантов, которых я не знаю, но они играют, занимаются, вносят свой вклад в развитие джаза… Так что джаз продолжает жить, продолжает искать свои пути, но, чтобы помочь ему в этом, мы должны делать так, чтобы люди знали больше о тех музыкантах, которые сейчас играют эту музыку.