Страница 2 из 16
Поэтому лучший путь для меня – это как можно больше играть с великими музыкантами! Многие приезжают в Нью-Йорк и остаются там, поэтому там есть такая возможность: играть с такими маститыми музыкантами, как Рон Картер, Кенни Баррон… Хорошие музыканты со всех концов мира приезжают туда каждый день. Так что в Нью-Йорке весьма насыщенная музыкальная жизнь.
Расселл, как вы относитесь к понятию «джазовый гитарист – крутой гитарист»?
– Я люблю джаз, это великая музыка, однако я не хотел бы принизить музыкантов, играющих в других музыкальных жанрах, таких как рок, кантри и блюз. Это серьёзные музыканты, занятые своим любимым делом, как и джазовые музыканты. Есть масса людей, которые, к примеру, не восхищаются джазом, и это нормально, они как раз восхищаются музыкой рок, блюзом или любой другой музыкой. И рокеры или кантри-музыканты играют для них, для своих фанов, приносят им радость и получая радость от своей игры. Почему нет? Тут выполняются два принципа: «делать людей счастливыми» и «любить то, что делаешь». Я знаю много музыкантов, которые играют разную музыку (не только джаз), порой очень простую, блюзовый рифф или рок-грув. Но порой именно эта простота и делает с людьми то, что называется «цепляет». Поэтому, конечно, как джазовый музыкант я крайне осторожен в высказываниях относительно музыкантов других жанров. С другой стороны, в мире много так называемого «музыкального мусора»… но даже те, кто играют эту музыку, – верят в то, что они делают, и любят то, что они делают.
Есть ли у Расселла Малоуна мечта?
– Когда я был мальчишкой, я мечтал играть с великими джазовыми музыкантами. Сегодня я понимаю, что сделал это, мне довелось быть на сцене с многими великими джазменами. Я счастлив. Но я всё равно мечтаю достичь в музыке и в своём исполнительском мастерстве ещё больших высот. Да. Можно сказать, что я мечтаю улучшаться как музыкант, гитарист и как человек, потому что «ты есть то, что ты играешь».
Какой совет вы можете дать начинающим гитаристам?
– Любить то, что делаешь, в каком бы жанре ты ни работал. Да. Любить то, что делаешь. В музыке это очень важно.
Когда музыкант достигает статуса «звезды международного значения», чего он хочет достичь потом?
– Я не чувствую себя достигшим этого статуса. Я просто стараюсь профессионально расти…
В заключение Расселл сказал, что очень счастлив снова выступать в России. Надо сказать, это было заметно. Весь концерт меня не покидало ощущение радости, лёгкости и счастья от возможности прикосновения к внутреннему миру этого замечательного гитариста, ибо он полностью оправдал свои же слова «Ты то, что ты играешь». Он щедро дарил чудесные мелодии, радуя слушателей как собственными авторскими произведениями, так и известными стандартами. Во время исполнения им композиции с использованием искусственных флажолетов возникло почти реальное чувство присутствия невидимой арфы, настолько красочно звучала его гитара. И всё же, сколько музыку ни описывай словами – их будет мало. Музыку надо слушать!
А ещё лучше – видеть и слушать! Как на концерте Расселла. Следует отдать должное мистеру Бонду и мистеру Грину: свои партии они исполнили блестяще. На чудеса, которые проделывал Грин с барабанами, невозможно было наглядеться!
И кончился праздник… Восторги зрителей, «браво», и композиция на бис, тот самый блюз.
Благодарю вас от всей души, уважаемый Расселл Малоун. До новых встреч. В Москве или в Нью-Йорке… Но уж лучше вы к нам!
Альберт Мангельсдорфф: титан тромбона
Юрий Льноградский
5 сентября 2008 года исполнилось бы 80 известнейшему представителю немецкого джаза – тромбонисту Альберту Мангельсдорффу. Говоря о нём, трудно обойтись без терминов «новатор» и «революционер»: Мангельсдорффу, пожалуй, трудно найти достойных конкурентов в деле «осовременивания» джазового тромбона. Он широко известен своей уникальной техникой игры, позволяющей играть на инструменте гармонически (то есть извлекать из одноголосного по сути своей тромбона одновременно несколько нот – за счёт одновременно и «традиционного» направления потока воздуха, и пропевания каких-то мелодических линий). И если в случае со многими новаторами, добившимися чего-то сравнимого на своих инструментах, разработка новых методик сравнительно редко подкреплялась по-настоящему всемирной их демонстрацией, то Мангельсдорфф и тут взял едва ли не высшую планку в мировой
истории: в 1972 году он был удостоен чести играть соло (!) на мюнхенских Олимпийских играх – событии, которое смотрел без преувеличения весь мир и отбор музыкантов на которое шёл куда более жёстко, чем на многие современные «Евровидения»…
Становление музыканта пришлось на то время и место, которое при всём желании удачными не назовёшь. Реалии Франкфурта, в котором родился и рос Альберт, к моменту появления у него интереса к музыке были уже реалиями не просто Германии тех лет, а Германии Третьего рейха. Джаз как музыка расово чуждых негров (а заодно и евреев) на официальном уровне попросту преследовался. Правда, источники тех лет порой упоминают о существовании каких-то полуподпольных концертов, а порой даже и небольших ресторанчиков с джазовой и околоджазовой музыкой, в которых вполне можно было «нахвататься» знаний и умений. Однако Мангельсдорфф получил свои первые знания о предмете из коллекции пластинок своего старшего брата Эмиля, а свой интерес к джазу вынужденно скрывал. Первыми же шагами в музыке для него стали уроки дяди, профессионального скрипача. Впоследствии Альберт самостоятельно научился играть на гитаре, и к тромбону, который прославил его имя на весь мир, его привёл именно этот инструмент: уже после окончания Второй мировой войны, в 1948-м, играя на гитаре ради небольшого заработка перед американскими солдатами, Мангельсдорфф завязал с ними разговор и, слово за слово, выменял у них подержанный тромбон на… сигареты. Поневоле задумаешься, так ли уж вредно курение для будущего духовика…
Прогресс Альберта на тромбоне был поразительным. Очень скоро о нём заговорили в узких кругах, очень скоро эти круги стали широкими, и уже в 1952 году 24-летнему Мангельсдорфу было предложено записаться на пластинку – это в послевоенной-то Германии, которой предстояло не только перестроиться на новые рельсы в плане восприятия «расово чуждой музыки», но и вообще опомниться от итогов Второй мировой, переломавшей и куда более важные для страны отрасли, чем звукозапись! Правда, лидером этого проекта был тенор-саксофонист Ханс Коллер, ещё с довоенных времён стоявший на беспрецедентной позиции пропаганды джаза в условиях его безусловного партийного запрета. Официально числясь в рядах германской армии и имея на руках консерваторский диплом, он умело балансировал на грани дозволенного и умудрился в течение всей войны иметь действующий джаз-ансамбль, который особо не маскировался под «популярную музыку», а Мангельсдорфф и вовсе попал в сферу его внимания ещё в 1947-м, когда ни о каком тромбоне не было ещё и речи.
В 50-х Мангельсдорфф сотрудничал, разумеется, не только с Коллером: музыкант такого класса, каким он обещал стать, просто обязан был пробовать разные варианты, разные стили, разные форматы. Среди лидеров, в коллективах которых он играл, – пианист Джо Климм (1950–1953), пианистка Ютта Хипп (1954–1955), в 1955 и 1956 годах, он уже входил в состав с говорящим названием Frankfurt All Stars, а в 1957-м стал ставить своё имя в качество co-лидера: первым коллективом в ряду его собственных ансамблей стал исполнявший хардбоп квинтет, вторым фронтменом которого был тенор-саксофонист Йоки Фройнд. Наконец, к 1958 году Мангельсдорффа, достигшего тридцатилетнего возраста, распространённый стереотип обязывал выходить на международную арену, если он рассчитывал говорить о себе как о музыканте высшего эшелона своего государства. Мангельсдорфф вышел, причём мастерски: именно он стал единственным представителем Германии в сборном интернациональном оркестре Ньюпортского джаз-фестиваля 1958 года, куда получил путёвку из одного из многочисленных сборных молодёжных оркестров тех лет.