Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 35



— Ах ты, маленький убийца, — прошипела я. — Значит, ты готов убивать людей за то, что они отличаются от тебя? Ты готов пытать, унижать и получать удовольствие от этого?

Я волокла этого нациста к директору, находясь в крайней степени ярости, и рассказывала ему. Рассказывала о сожженных городах, о том, как воет мать по убитому сыну, о том, как выглядят дети после концлагерей, и про штабеля голых трупов. Совершенно не сдерживаясь, я говорила про то, как горит санитарный эшелон, как кричат ночами дети, не в силах выдержать возвращающихся кошмаров, как выглядит амбар, в котором сожгли всю деревню. Никогда не подумала бы, что встречу эдакий гитлерюгенд здесь.

Войдя в кабинет директора и, кажется, прервав какое-то совещание, я закончила речь для юного нациста.

— Раз ты готов видеть на своих руках кровь невинных людей, то тебе не место среди нас, даже дикие звери не в состоянии напасть на детеныша, потому ты — хуже, значительно хуже дикого зверя! — я повернулась к директору, и он отшатнулся от меня, потому что в моих глазах сейчас полыхала война и боль миллионов людей. — Директор, нацистов в школе быть не должно. Прощение по отношению к маленьким зверям не доведет ни до чего хорошего, как показала Вторая мировая война, потому я требую исключения этого нациста из школы и полного запрета этой идеологии.

***

Опять паломничество в Больничное крыло — сезонные респираторные заболевания. А к весне потянутся, наверное, и другие специфические… М-да. Зелье на самом деле убирает симптомы, но проблема никуда не девается, ибо вопрос иммунитета остается. Детям нужны витамины, а младшим еще и пригляд. Зимой в замке холодно, несмотря на значительно улучшившуюся ситуацию в гостиных. Дети выскакивают, конечно, не в чем мать родила, но зачастую очень легко одетыми. Далеко не все подумали о том, что в феврале в Шотландии достаточно холодно, не наши минус сорок, но тоже ничего хорошего. Предложила устраивать уроки физической культуры — занять подростков спортом. Пока снег и лед — лыжи, коньки, хоккей опять же. Дети волшебников о хоккее и не подозревали, многим понравилось. Азартный спорт, хоть и не для девушек, конечно, но ту же агрессию гасит.

Время идет, бежит время… Вот и Снейп смирился с тем, что от меня никуда не денется. Жертва самолечения, как оказалось. Ну, хоть здесь Дамблдор нагадил только косвенно — подсунул мальчику книгу специфическую, когда тот по любви неразделенной страдал. И этот недалекий упрямец решил вылечиться от метки, ну и от влюбленности своей. Ментальным заклинанием. В Мунго, когда это выяснилось, целители по стенкам съехали. Что ему стоило обратиться к специалисту, что это за страсть к самолечению?

Поговорили мы с ним за бутылкой крепкого алкоголя. Сам себе жизнь испортил, сначала возведя влюбленность в абсолют, а потом почти сведя себя с ума заклинанием, действие которого не особо и понимал. Ну, хоть сейчас понял. Мертвых надо отпустить, пусть идут.

— Поппи, вы не понимаете, как я ее люблю… любил! Я не могу жить… так…

— Северус, отпусти ее, ты же сам держишь ее и мучаешь обоих. — А перед глазами, как живая, доченька, солнышко мое… — Отпусти Лили.

— Да при чем тут Лили… Я говорю о Марлин… Ее убили незадолго до Лили вместе со всей семьей, я… я даже узнал поздно… — Глухие рыдания, от которых веет страшной болью.

Странно, все считали, что Северус любил Лили, а оно вона как… Ради подруги, которую, как теперь оказалось, боготворил. Ну и смерть Лили стала для этого мальчишки тем камнем, что переломил хребет. Он сломался… Ну да ничего, и не таких вытаскивали, он у меня еще научится улыбаться.

Вроде бы пришел в себя, как выговорился. Северусу ведь даже выговориться было некому. Это, дорогие мои, очень плохо, когда совсем один. Ну вот теперь посмотрим… Привела его к детям, настороженно смотрящим на принесшего им столько боли зельевара, а потом успокаивала всех троих. И осознавшего, что он наговорил, Северуса, и моих малышей, обладающих самым сильным волшебством в мире — умением сопереживать. Это умение намного важнее зелий, чар и палочек. Намного.



***

Вот и весна пришла… Респираторные заболевания сменились циститами и прочими радостями любительниц посидеть на холодном. Сколько с ними ни разговаривай, а любовные томления по весне медленно переходят в проблемы при мочеиспускании, и я не гонорею имею в виду. Зелья для этого, конечно, есть — проблема-то возникла не сегодня, но приходится каждой читать лекцию на тему репродукционной системы и вреда для нее от отсутствия мозгов.

Эльфы доложили, что стирают младшего Уизли регулярно и принудительно, могу засвидетельствовать — девушки в Большом зале от него уже не шарахаются. Интересно, у него мозги-то хоть появятся? Принимать пищу начал аккуратнее, все-таки умница моя ученица — правильный подход нашла к поросенку. Она как видела его характерный застольный этикет — отправляла на глистогонку и в клизменную. Двух раз хватило, значит, чему-то учиться мальчик способен. Нацисты местные утихли, и больше выпадов на тему расы и чистоты крови я не слышала, что очень хорошо. Все палачи тоже когда-то были детьми…

Ой… Прилетела сова, принесла письмо. Гиппократ приглашает на прогулку. Весна, значит, даже у него, ну так и что? Пойду, конечно, али я не человек? Выдала Барбаре инструкции, Гермионе пропедевтику, Гарри присоединился к девочке, чего я, в общем-то, ожидала. То есть суббота, дети заняты, Барбара при деле, ученики отдыхают и гуляют, а я… Я тоже гуляю.

— Здравствуй, Поппи, — улыбается незаметно подошедший целитель.

— Здравствуй, Гиппократ, — как-то рефлекторно получился легкий книксен, как в молодости.

Неужели я волнуюсь? Такое ощущение, как будто мне вновь четырнадцать: балы, юнкера и счастливое будущее… Хочется петь и танцевать. Да, я тоже рада его видеть. Так, хирург, собралась, ты же офицер! Хотя очень приятно…

— Разрешишь мне сюрприз? — с улыбкой поинтересовался Гиппократ, и в ответ на мое смущенное кивание мы аппарировали, оказавшись в каком-то парке.

Гиппократ ненавязчиво поддерживал беседу, а мы гуляли. Гуляли по аллеям, и так спокойно было на душе, так хорошо. Однажды у меня было подобное ощущение, году в сорок втором, кажется. Поезд отвели на переформирование и ремонт, и у нас была целая неделя тишины. Зимний лес, тишина и будто бы нет войны. Как сейчас… Там у нас не было времени думать о весне, любви, хотя девчонки влюблялись, конечно, дело-то молодое. Просто такая жизнь у нас там была. Сегодня «жив», а завтра — «жил». Хорошо, что нет войны, но чего-то я совсем растаяла, а этот змей-искуситель привел меня в ресторан, причем явно не для волшебников. Помог раздеться и усадил за стол, а я оглянулась вокруг и почувствовала, как глаза становятся мокрыми. Просто слезы потекли по щекам, и я ничего не могла с собой сделать. Я будто оказалась в детстве…

Резные стулья, огромное зеркало у входа, персонал в русских национальных одеждах, самовар… Русские надписи вокруг. Как в детстве… Будто бы не было революции, гражданской и Отечественной. Я не выдержала и расплакалась, как девчонка, а Гиппократ обнял меня как-то совершенно естественно и закрыл от всех. А слезы все текли и не хотели останавливаться. Вокруг были люди, которые просто отводили взгляд от нас, может быть, Гиппократ отводил им глаза. До сих пор я даже не представляла себе, как соскучилась по Родине, по дому, по «родным березкам»… Как-то успокоившись и вытерев слезы при такой доброй и теплой поддержке мужчины, я тихо поблагодарила его и принялась изучать меню.

А дальше я просто получала удовольствие. Полузабытый борщ, пироги, даже, как сейчас говорят, «хит» сорок первого года — пельмени. Это блюдо неожиданно появилось в армии, когда немцы стояли под Москвой. И хлеб, и мясо, да и готовится быстро. Говорят, что рецепт взяли у кого-то из северных народов и на их языке «пельмень» — это «вареное ухо». Но эти уши спасли тысячи бойцов, да и нас тоже.

Трапезу я бы не назвала изысканной, скорей, она была простой, но эта простота была во сто крат ближе моему сердцу, чем изысканные французские кушанья. Краем уха слыша русскую речь, кушая наваристый борщ, я чувствовала, как внутри становится тепло и приятно, как уходит стылый холод войны и ожидание очередной бомбежки. Оказывается, это жило во мне все это время. А вот от десерта я отказалась… Мне вдруг захотелось того десерта, о котором мечталось. Самого вкусного и сладкого, который я очень люблю, потому…