Второй шанс

Невилл обнимает бабушку, прижимая к себе, но глаза его не отрываются от глаз Луны, которая даже сейчас смотрит лишь на него. И Ксено понимает… Он уже такое чувствовал, когда обнимал Пандору. И дети, которых там лишили детства, понимают, что теперь они не одни. Навсегда.

========== Часть 8 ==========

— Мама, мамочка, знаешь, как страшно было? — девчоночий торопливый голосок, дрожащая рука, вцепившаяся в мантию. — Если бы не Джастин, меня бы давно не было, он меня спасал все эти годы, мамочка…

— Отец… — Сорвавшийся голос, глаза полные боли, и внезапно прорвавшийся крик, будто кричит сама душа. — Папа! Не умирай больше! Пожалуйста, не умирай!

— Тори, маленькая моя, хорошая, — женщина плачет вместе с младшей дочерью, обнимая и зацеловывая то её, то Драко, не делая различия между ними. — Сыночек, хороший мой…

И Драко, когда-то высокомерный, когда-то цедивший слова, просто млеет от этой ласки. Ставший гриффиндорцем на этой страшной войне, защитивший свою Асти, обнимает женщину, которая намного эмоциональней мамы. Она называет его сыном, значит… Он больше не один? Слёзы катятся из его глаз, и он прячет лицо, а Астория будто спиной чувствует, разворачивается и обнимает своего Драко.

— Фред, Джордж, — миссис Уизли обнимает каждого, видя, как её сыновья ловят взгляд сестёр Патил, и понимая, что это значит.

— Невилл, прости меня, прости, — просит за что-то прощения бабушка Невилла.

Вот подошёл Ксено с разрывающейся Полумной, давая детям вновь прикоснуться друг к другу. Он очень хорошо видит и понимает, что произошло. Дети уже одно целое. Их не разорвать и не разлучить. Августа видит взгляд внука, видит его руку, протянутую к девочке, и тоже всё понимает.

— Мама… — тихо плачет Кэти и шепчет: — Мамочка…

— Доченька, радость моя, всё хорошо, малышка, — пытается её успокоить мама, но девочка только плачет, ни на что не реагируя.

И Дин, увидевший это, отрывается от своих родителей, чтобы скользнуть к девушке и обнять её, прижать к себе, и то, как она вцепляется в него, постепенно успокаиваясь, многое говорит даже целителям, стоящим неподалеку и готовым прийти на помощь. А мама Кэти смотрит на то, как мальчик бережно обнимает её доченьку, как успокаивает и как у него это получается.

— Котёночку тяжело далось всё, — тихо произносит мальчик, осторожно усаживая обмякшую Кэти. — Она теперь часто плачет. Вы, если что, зовите меня, хорошо?

— Хорошо, Дин. Обязательно, — говорит мужчина, потому что женщина рыдает от этого нежного «котёночек».

Целители порываются подойти, но видят знак Дина Томаса и останавливаются. Ему виднее. А вокруг мамы и папы, дяди и тёти… Слёзы, слёзы, слёзы… Звучат не всегда различимые слова, но главное не в словах, главное в том, что дети больше не будут одни.

— Пары разделять нельзя…

— Да, это заметно…

— Как думаете, теперь удастся их уговорить?

— Попробуем, Вик, попробуем…

— А потом Фред упал, и я умерла, потому что без него я не могу жить, — откровения девочки заставляют сердце сжиматься и проклинать всех, кто заставил детей пройти через такое.

— Невилл меня всегда спасает, папочка…

Здесь нет места чопорности и высокомерию. Все эти люди едва не потеряли самое дорогое в их жизни. Все здесь собравшиеся — просто люди. Кого-то утешают дети, кто-то утешает детей. Но вдруг что-то происходит, и дети начинают успокаиваться, расползаясь с родителями по разным уголкам зала, а к целителям подходит командир этих подростков.

— Если вас ещё интересует диагностика, то сейчас — хороший вариант.

— Прости папа, — шепчет Гермиона, устремляясь за своим Поттером.

***

— Что у нас?

— МКВ начало поиск, и у нас в том числе. Мы известили маглов.

— Амелия, как же Статут?

— В задницу Статут, если оживят Гриндевальда, знаешь, что будет? А если ещё и этот…

— Русские бесятся?

— Русские свою группу прислали, работаем вместе, не до распрей тут.

Поисковые группы просеивали мир через чайное ситечко, ориентируясь на слепки магии крестражей. Работали рука об руку русские и американские группы — действительно, не до распрей. Эхо мировой войны ещё не отзвучало в сердцах людей, ещё были живы те, кто помнил концлагеря и поленницы из тел. Кто прерывал темномагические ритуалы существ в чёрной униформе. «Никто не забыт и ничто не забыто».

Кто-то вспомнил, что Дамблдор интересовался островами в Тихом океане, и туда вылетели волшебники, вышли корабли маглов. Спутники спешно перенацеливали объективы. Шпионаж друг за другом будет потом, сейчас намного важнее найти, обнаружить двух отщепенцев до того, как станет слишком поздно.

— Змею обнаружили в дохлом варианте, срок дохлости совпадает.

— Значит, с Волдемортом всё. Сообщи отряду Поттера.

— Сообщим, конечно, как иначе.

— Только что сообщили — засекли ритуал.

— Где?

— На одном из островов.

— Не успеем… Никак не успеть нам.

— По эманациям предполагают вызов сильного демона.

— Русские сказали, что «покажут всем маму Кузьмы». Кто-нибудь знает, что они имеют в виду?

Замершие люди, осознающие размер пропасти, в которую летит весь мир. Кто-то бежит, кто-то паникует, и только в далёкой северной стране зло оскалившийся офицер поворачивает ключ на большом пульте. Горит сигнал готовности, звучит зуммер, и палец что-то рычащего человека с силой вжимает красную кнопку. Бункер трясётся, чтобы замереть вновь. Ревёт сирена, означающая пуск, и многотонное тело устремляется в точку, подсвеченную спутником. Летят сигналы, спешно отводятся корабли, бегут всеми доступными способами волшебники. «Кузькина мать» ложится на боевой курс.

— Русские запустили какую-то мощную ракету, предупредили, чтобы все убирались подальше.

— Думаешь, у них получится?

— Вариантов всё равно нет.

Вздрогнувшее пространство, сметённые щиты, буйство энергий выжигает саму суть мира, огромный огненный шар виден за тысячу километров, ударная волна обходит весь земной шар. И вся эта мощь бьёт по маленькому островку, уничтожая его, вплавляя и алтарь, и свежепризванного демона.

— Вот вам, гады!

— Оценка мощности — в пределах пятидесяти мегатонн тротилового эквивалента.

— Никогда не буду воевать с русскими…

***

— Может, поселить родителей рядом? Вроде бы стабилизируют друг друга?

— И получить в два раза больше пациентов?

— Ладно. Что диагностика?

— Матом можно?

— Нет.

— Тогда я просто промолчу.

— Настолько плохо?

— Мы вызвали Адаберта.

— Ого…

Улыбчивый старичок сидит рядом с Кэти. А девочка обнимает своего мальчика, настороженно смотрящего на старичка. Вдруг у старичка в руках появляется конфета в яркой обёртке.

— Хочешь конфетку? — Девушка вздрагивает, между старичком и девушкой возникает щит, мальчик напряжён. Кажется, ещё мгновение — и бросится.

— М-да, это будет тяжелее, чем мне думалось, — старичок задумчиво жуёт конфетку. — Скажи, девонька, а отчего ты плачешь?

— Она часто так, с того самого момента, — тихо ответил мальчик, беря девочку на руки и прижимая к себе.

— Не говорит?

— Почти совсем… Я и не знаю, как ей помочь…

— Давай попробуем сначала зельем успокоить?

— Не берут её уже зелья… Тише-тише, котёночек, тише, любимая, всё хорошо, маленькая… — успокаивает мальчик внезапно задрожавшую девочку.

— А у меня есть специальное… Старящее. Для тебя и для неё. Вот, возьми и идите в свою комнату. Давай, парень, всё получится, ей это сейчас очень надо.

— Адаберт, ты зачем это сделал?

— Вик, там нет другого выхода, девочка в таком состоянии… Помнишь, Свенсон узнал о гибели дочери? Вот примерно то же самое.

— И что, получается…

— А вот других будем сейчас смотреть.

Подходя к молодым людям, сидящим с родителями и без, улыбается, здоровается с каждым, шутит, много улыбается, предлагает конфеты в ярких обёртках. Кто-то берёт, кто-то шарахается, кто-то пугается, а кто-то просто улыбается в ответ. И тут старичок замечает ещё одну пару, которая кружит по залу, подходя к ребятам, у которых от тепла этих двоих на лице сразу появляются улыбки, мальчики и девочки будто бы на минуту оттаивают. Адаберт подходит к наблюдающему за ним целителю.