Под крылом Валькирии

Но как бы то ни было, я твердо решила приехать к самому Александру и допросить его. Повод для приезда нашелся сам собой – Бурлаков говорил Екатерине, что посылал свои стихотворения в разные издательства, но ответа так и не получил. Учитывая этот факт, я быстро сочинила правдоподобную легенду, которой и собиралась воспользоваться. Времени мне достаточно, сейчас как раз народ с работы подтягивается.

Глава 3

– Женечка, ты так быстро! – всплеснула руками Мила, стоило мне зайти в квартиру. – Что случилось?

– Да ничего страшного, – обняла я тетушку. – Вещи захвачу и на несколько дней тебя покину.

– Работа есть работа, – согласно кивнула Мила. И метнулась на кухню ставить чайник, крикнув: – Ты только звони, не забывай.

Я побросала в сумку необходимое снаряжение, выпила кофе, попрощалась и поехала дальше.

Я села в салон своей машины и снова набрала номер Александра. Но телефон Бурлакова по-прежнему был выключен, и я предположила, что мужчина сменил сим-карту. В социальную сеть он тоже не заходил и мою заявку в друзья не прочел.

Что ж, не буду терять времени, проще приехать к нему домой и самой во всем разобраться.

Дорога до Коломенской улицы Кировского района города заняла у меня от силы минут пятнадцать, не больше. Час пик еще не начался, и машин на улицах Тарасова было немного, поэтому скоро я уже припарковала свой автомобиль возле дома Александра и подошла к нужному мне подъезду.

Я надеялась, что мужчина не ушел на работу, если трудится в вечернюю смену. В крайнем случае я могу поговорить с его матерью – уж она-то дома – и узнать у нее, когда Александр вернется домой и где можно будет его найти.

Я набрала номер квартиры Бурлаковых и позвонила в домофон. Прошло несколько секунд, и мне ответили – надломленный женский голос спросил, кто пришел.

– Меня зовут Евгения Охотникова, я редактор журнала «Современная поэзия», – бойко начала я. – Мне бы хотелось поговорить с Александром Бурлаковым по поводу его стихов.

– Его нет дома, – сухо ответили мне.

– Вы – его родственница, верно? – быстро проговорила я. – Мне очень нужно побеседовать с Александром, он присылал в нашу редакцию свои стихи, и мы хотим их напечатать. Я должна взять интервью у самого поэта!

– Его нет, – снова повторила женщина.

– А когда он будет? – не унималась я. – Это очень важно, наш журнал заинтересован в талантливых поэтах, и мы хотим предложить Александру издать свой собственный сборник и получить за это неплохой гонорар! Я писала ему на электронную почту, но он так и не ответил, поэтому я и приехала по указанному адресу в его письме со стихами!

– Ладно, проходите, – наконец произнесла моя собеседница. – Но вряд ли я вам смогу хоть чем-то помочь… Хотя Саша всегда мечтал издаваться, может, его мечта и осуществится… Правда, не знаю, принесет ли это ему теперь радость…

Что-то в голосе матери Александра – а судя по всему, это была именно она, – мне не понравилось.

Я вошла в подъезд дома с твердым намерением разобраться, что произошло с Бурлаковым и где он сейчас находится.

Я поднялась на пятый этаж и подошла к двери четырнадцатой квартиры. На пороге стояла худая, усталая женщина лет семидесяти – семидесяти пяти, с морщинистым лицом и седыми волосами, собранными в неряшливый пучок на затылке. Одета она была в поношенный домашний темно-синий халат с короткими рукавами и тапочки. Под глазами у незнакомки залегли глубокие черные круги, словно она уже неделю не спала, а взгляд ее казался тусклым и безжизненным.

– Проходите, – тихо проговорила женщина. – Забыла, как вас зовут?

– Я Евгения Охотникова, а к вам как я могу обращаться?

– Меня зовут Елена Петровна, Александр Бурлаков – мой сын, – представилась незнакомка.

Я не ошиблась – моя собеседница и в самом деле была матерью Бурлакова, только с возрастом женщины я не угадала. Елена Петровна выглядела гораздо старше своих лет, и дело было не только в ее заношенной одежде и растрепанной прическе. У меня создалось впечатление, что состарилась женщина резко за короткий промежуток времени. Вид у нее был такой, словно она устала жить.

– Очень приятно, – улыбнулась я ей. – Скажите, а когда Александр вернется домой? В какое время можно его застать? Я звонила ему на мобильный, который он указал, когда прислал свои стихотворения, но телефон выключен – наверное, ваш сын сменил сим-карту?

– Нет, номера он не менял, – вздохнула Елена Петровна. – Саша… Он не знаю, когда вернется. Быть может, никогда…

Она вдруг всхлипнула и закрыла глаза руками. Плечи женщины сотрясли глухие рыдания. Однако через несколько секунд она успокоилась и, точно стыдясь за минутную слабость, быстро проговорила:

– Пройдемте в комнату, вы расскажете, что нужно для сборника. Я хочу, чтоб его стихи опубликовали – быть может, это ему поможет… Хотя я ни в чем не уверена…

Мать Александра медленно направилась по коридору в глубь квартиры. Жилище Бурлаковых оказалось небольшим – две маленькие комнаты и кухня с ванной и туалетом. Как я поняла, в одной комнате жил сам Александр, а в другой – его мать, гостиной или зала в квартире не имелось. Елена Петровна провела меня на кухню – по мнению большинства людей, эта часть квартиры считалась наиболее подходящей для приема гостей.

Мы зашли в небольшую кухню, оборудованную только самым необходимым – плитой, умывальником, обеденным столом да пожелтевшим от времени холодильником. Из техники имелся лишь электрический чайник, неизвестно какого года выпуска. Все вещи в кухне оказались старыми, видно было, что семья Бурлаковых не из богатых. Даже мультиварки или микроволновки я не заметила, несмотря на то что эти вещи в наши дни считаются едва ли не обязательными на любой кухне.

– Присаживайтесь, – Елена Петровна кивнула мне на табурет с самодельной вязаной подушкой для сиденья – по всей видимости, работа самой хозяйки квартиры. – Вы уж простите, гостей я не ждала, и угостить мне вас нечем. Да и не до этого мне, если честно…

– Не беспокойтесь, я к вам пришла только для того, чтоб побеседовать с вашим сыном, – проговорила я. – И все же, расскажите, где находится в настоящее время Александр? Как я поняла, с ним что-то случилось?

– В больнице он, – со вздохом пояснила женщина. – В тяжелом состоянии. Надеяться можно разве что на чудо…

– Соболезную… – растерялась я. – Несчастный случай?

– Можно сказать и так, – произнесла Елена Петровна. – Несчастная любовь всему виной. Я ведь говорила сыну, чтоб не связывался с этой женщиной – так нет, влюбился в нее по уши. А Саша с детства был подвержен депрессиям, то у него все получается и удается, то все плохо… Видимо, все творческие люди такие – слишком чувствительные, слишком ранимые, слишком неприспособленные к жизни. Так-то Сашка был умным ребенком, в школе хорошо учился, но не по всем предметам. Учителя по русскому языку и литературе хвалили его, сочинения и стихи сына отправляли на конкурсы. По математике и другим точным наукам носил тройки, но я его не ругала. Не всякому дано быть гением абсолютно во всех областях – кто-то гуманитарий, кто-то математик. Я понимала, что у сына способности к поэзии, и всячески поощряла его увлечение, не настаивала на том, чтоб он дополнительно занимался нелюбимыми предметами. Саша окончил школу с одной тройкой – по математике, а после поступил в педагогический колледж. Но отношения с другими людьми у него не ладились – друзей у сына не было, что уж и говорить о девушках. Все из-за того, что сын часто уходил в себя, замыкался, мог ни с кем не разговаривать, даже со мной. Я и не думала, что у Саши – самая настоящая депрессия, мне все время казалось, что у него просто плохое настроение. Колледж он так и не окончил, все из-за особенностей своей психики. Но при этом он сочинял невероятно красивые стихи – он и мне посвящал их, и когда я читала, слезы на глаза наворачивались. Но сыну никогда не везло, он постоянно пытался как-то опубликовать свои произведения, но во всех издательствах ему почему-то отказывали. Так ему и пришлось устраиваться дворником – его только туда и взяли. Он пытался ведь мне деньгами помогать, хотя у самого иногда и гроша не было. И я работала, и Саша – воспитывала я сына без мужа, помогать нам некому. Но мы справлялись, нам было хорошо вдвоем, несмотря на вечное отсутствие денег. Зарплата у меня тоже низкая, я же учитель географии в школе, а преподавателям платят немного. Но мы не жаловались, пока не появилась она.