Пораженец

Утром, когда Митя паковал с саперами свое хозяйство, примчался посыльный из штаба. Мост за деревней давно уже подготовили ко взрыву, но караул на нем донес, что осколками перебиты провода из подрывной камеры, и штаб приказал немедленно их восстановить, иначе полку будет невозможно оторваться от преследования.

Прапорщик Скамов, Ануфрий, унтер из старых и два сапера бегом отправились к мосту. Провод, шедший от караулки, построенной на зиму, посекло в нескольких местах и заменить его целиком было нечем. Митя пробежался вдоль линии, определя, где можно просто срастить концы, а где класть новый кабель. Саперы принялись за дело, а по мосту валил на восток полк — поредевшие роты, обоз и повозки, набитые барахлом. Ануфрий зло сплюнул.

— Тащут, тащут, сейчас германец вдарит и не помогут эти тряпки.

Так и случилось. Разрывы в последней траншее грохотали еще полчаса, потом ветер донес стрекот пулеметов, и почти сразу австрийцы перенесли огонь на мост. Вокруг начали рваться шрапнели, скашивая по нескольку человек сразу. Дико кричали раненые лошади вставшей поперек моста телеги, солдаты толкали ее в реку, не обращая внимания на вопли хозяина вещей.

Саперы укрылись в караулке, Митя согревал гальваническую батарею под шинелью, чтобы не отказала в решающий момент, раздалась еще серия взрывов и выглянувший наружу Ануфрий заорал:

— Опять перебило!

А вдали уже показались первые вражеские цепи, тянуть новый некогда и нечем.

— Значит так, братцы, — начал Митя. — Я пойду с запалом, кто со мной?

Вызвался унтер.

— Ну, не поминайте лихом!

Последние его слова заглушили новые разрывы.

Здравствуй, Миша.

Должен тебе сообщить печальную новость. Весь Митин полк погиб, за исключением обозников и еще нескольких десятков человек. Весь первый батальон полег, прикрывая отступление, в остальных кто не убит, попал в плен. Из саперной команды уцелело пятеро — трое, что везли в тыл имущество и двое в лазарете. Из остальных, вероятно, никого не осталось.

Я ищу Митю, но даже раненых из полка, у кого можно было бы что-нибудь узнать, почти нет. Все остались в огне, полк канул как в воду.

Держись, я надеюсь, что он в плену, поиски не прекращаю.

Лавр.

Вот так вот.

Семнадцать лет, от деревенского пацаненка до ученого химика, через первую революцию, университет, и — в никуда. И так во всем, сколько бы ты не делал, не работал, а пришла страшная непредсказуемая сила и смахнула все выстроенное.

— Миша, вставай.

— Не хочу.

— Миша, нельзя себя так распускать, — Наташа присела на край кровати.

Почти месяц, после того письма Болдырева, все валилось из рук и под конец я просто залег в доме, обложился книжками и читал беллетристику.

— Вставай, — теплые губы коснулись лба, пронзительные голубые глаза буравили душу. — Сегодня Лебедевы приедут, мне готовиться надо, а ты сходи с девочками погуляй.

Соньке и Машке про Митю пока не говорили. Не пишет, и все, сильно занят. Как занята и вся армия — сначала войска попятились на Сан и Вислу, потом, не удержавшись и там, отошли к Бугу и Неману. Аналоги Горлицкого прорыва и Великого отступления тут пришлись на зиму и потому, наверное, катастрофа не стала такой глубокой. Тем не менее, поражение сильно встряхнуло общество — сдали взятые с такими жертвами Львов и Перемышль, в основном, как утверждали военные, из-за нехватки снарядов. Морозов делал что мог, но продолжало сказываться ошибочное довоенное решение прекратить накопление взрывчатки и производство приходилось поднимать почти с нулевых величин. В мое время этим даже гордились и тыкали всем “вот, смотрите, Россия за год увеличила выработку взрывчатки в тридцать три раза!”. Страшно даже представить, что там творилось — тут-то и производство коксовой смолы сохранилось, и нефтехимия какая-никакая есть, но все равно снарядный голод и бардак!

После третьего штурма и газовой атаки немцы взяли Осовец, но уперлись в крепости Гродно и Ковно, между которыми, под Олитой, шли непрерывные бои. Но ведь Олита это не Вильна! Значит, изменения есть.

Всю весну войска окапывались на новых рубежах, в тылах спешно готовили пополнения, а мои друзья искали Митю. Болдырев и вернувшийся в Главный штаб Медведник шерстили письма из плена (да, с военнопленными оба альянса установили связь через нейтральные страны), Савинков и Вельяминов аккуратно дергали ниточки наших связей с социал-демократами Германии и Австро-Венгрии.

В мае от командования отстранили Николай Николаевича и у нас появился новый главковерх, выдающийся стратег Николай Александрович Романов. Хорошо хоть начальником штаба назначили того же Алексеева, человека мало-мальски понимающего.

А вот второе, куда худшее, событие затронуло нас напрямую. Правительство, озабоченное перебоями с продовольствием, ничего лучше не придумало, чем наложить реквизиции на кооперативы. А что, удобно — склады большие, почти все рядом со станциями железных дорог…

И это выдернуло меня из апатии и заставило собраться и поехать в Петроград.

— Прошу понять, Михаил Дмитриевич, иного выхода у нас сейчас нет, — Столыпин захлопнул папку с моим докладом.

В целом он неплохо вел страну через войну, твердо, без колебаний, не останавливаясь перед резкими мерами. Даже недавно созданный и успевший почуять запах денег Земгор успел ощутить на себе руку премьера, давшего понять, что спросит за каждую копейку. Хотя… абстрактного “Гришу Щукина” это, возможно, и напугает, но вот реального вряд ли. Как там, при трехстах процентах капитал способен на любое преступление, да?

Столыпин очень помог Морозову с заводами в Казани и Самаре, сейчас всеми силами поддерживал организацию Ванкова, отстоял закупки автомобилей АМО и радиостанций в России, упирая на то, что дорога на Мурманск еще не закончена и объем импорта ограничен. Но вот с продовольствием…