Пораженец

Ну и ломал он меня, как помянутый Ли своих супостатов, но за два часа расправил мне все чакры или что там у китайцев, каналы ци? Промассировал до последней жилочки, поднял и усадил чаевничать, в себя приходить, да побеседовать о событиях в Китае. С русским языком у Яна сладилось отлично, ну, не считая плоблем с одной тлудновыговаливаемой буквой, так что мы заплелись языками на полчаса. О победе Гоминьдана на выборах и о противостоянии его с фактическим правителем Юань Шикаем. Никак мне Ян не верил, что эта каша надолго, все надеялся, еще чуть-чуть — и станет Китай процветающей страной с нормальными законами. А я пил чай и думал что да, станет. Но очень нескоро и как бы нам в России управиться побыстрее.

Дома, вечером, когда укладывались спать, Наталья привычно устроилась головой у меня на груди, я перебирал ее волосы и печально так радовался жизни.

Митька взрослый уже и самостоятельный парень, девчонки растут и радуют, наша маленькая коммуна в Сокольниках существует без внутренних проблем, надо только Дашу женить.

Здоровье пока в порядке, спасибо зарядке. И аспирину, и Цзюмину, и питанию, и маме с папой за хорошую генетику. Разве что память стала хуже — порой по часу не могу вспомнить имя или слово. Все знаю, все понимаю, человека, как живого, перед собой вижу — а имя хоть ты тресни! Приходится многое записывать, и тратить время на упражнения по укреплению памяти. Хотя не факт, что я их вспомнил верно — сдается мне, толку от них никакого. Так что строгая рабочая дисциплина, записи, каждые два часа проверка назначенного, ежедневник и все такое.

С деньгами тоже все хорошо. Даже если война заблокирует патентные выплаты из Европы, у нас есть Макс Фактор. Не столь давно я раскрыл ему принципы сетевого маркетинга, чем привел в буйный восторг и теперь он бежал впереди гербалайфа, разворачивая новую систему продаж в обалдевшей Америке. Ну и заодно удвоил обороты. Так что не пропадем.

Но все равно, кололо понимание, что не дожить мне до светлого будущего.

— Обещай мне одну вещь, — легонько тряхнул я жену. — Я хочу чтобы ты вышла замуж, если останешься одна.

Она приподнялась на локте:

— Это что за чушь?

— Старый я.

— Ой дурак… Ну ты и дурак, Скамов! Старый он… Чтобы я больше от тебя такого не слышала.

Оставалось только поцеловать ее.

— Мазила!!!

— Судью на мыло!

— Костоломы!

В четыре пальца пронзительно свистели голубятники, заглушая удары по мячу.

В финале сезона команда Казанской дороги “Локомотив” принимала “Сокол” Российского гимнастического общества. Местные уже сыграли за третье место, и оно досталось “торпедовцам” с завода АМО, а вот “Динамо” пролетело. Оттого на скамейках вокруг футбольного поля в Симоновой слободе бушевали непредвзято, от чистого сердца — ну, почти, железнодорожников тут считали без малого за своих, товарная станция вон, за забором.

Элегантные джентльмены “Сокола” в бело-красной форме с буквой “С” на груди понемногу уступали рабочему напору путейцев. При счете 3:1 стало ясно, что кубок до следующего года будет красоваться на Казанском вокзале, я поздравил радостного фон Мекка, попрощался с Гиляровским, Бари и Рябушинскими и покинул павильон для почетных гостей.

Меня ждала заводская больница.

Очевидное дело — чужие дети растут быстрее, просто потому, что своих ты видишь каждый день и не замечаешь, как они вытягиваются на полголовы. А чужих — раз в год, и те же полголовы кажутся резким скачком.

Так вот и завод Бари рос, рос и только сегодня я с удовольствием осознал, какой монстр вырос при моем участии. Завод бетонного литья, завод металлоконструкций, завод котельный, завод нефтяной аппаратуры, электротехнический завод… Правда, последний не то, чтобы сам “вырос” — Бари выкупил его у “Центрального электрического общества в Москве” и присоединил под названием “Динамо” к своей империи.

На месте Симоновой слободы, деревни Кожухово и вокруг Лизиного пруда стоял нынче здоровенный рабочий поселок с двумя школами, сквером, больницей, клубом, пятью чайными, спортивными площадками и футбольным полем. Тут голосовали за Союз Труда, тут могли от души вломить залетным черносотенцам, тут сами следили за порядком.

— Постойте, господа хорошие, вы чьих будете?

— Свои, — провожатый поручкался с тремя крепкими ребятами.

— А что не на футболе? — спросил я старшего из них, с трехцветной повязкой на рукаве.

— Сами вызвались, кому-то ведь надо.

И дружинники “Симоновской республики” двинулись дальше.

Полиция не вмешивалась, почитай, с 1904 года. Служба в здешнем участке оправданно считалась синекурой — все правонарушения, за исключением совсем уж из ряда вон, разбирали сами рабочие. Сами и наказывали, в основном общественными работами, оттого порядок в поселках стоял исключительный.

Ну а поскольку общежития, домики семейных и прочие здания со всеми тайными комнатами и ходами-выходами проектировало и возводило Строительное общество, то именно здесь мы и развернули один из главных опорных пунктов, а в больнице меня ждали Красин и Савинков.

— Прямо как в прошлый раз, — улыбнулся Борис.

— Держите, — я распахнул свою сумку и вытащил несколько пачек. — Все, фунты закончились, это последний перевод.

— Ничего, у нас запас есть, на год еще хватит.

— Хорошо. Тогда вот какое дело, Профана нужно из Питера перевести сюда…

Революционным структурам предстояло решить кадровую проблему Можайской ГЭС. Савва Морозов, ни слова не говоря, вдруг тоже затеял строить электростанцию, в Кондопоге, и сманил у нас Графтио, стервец эдакий. И сейчас плотина осталась без опытного гидростроителя — Кржижановский специализировался скорее по сетям, Классон все также занят своей станцией и я ничего лучшего не придумал, как вытребовать Вацлава Воровского.

— Зачем вам Профан? — настороженно спросил Красин.

— Не мне, нужен инженер на стройку в Можайск.

— Ну так Профан мне и в Питере нужен.

— Можайск важнее, время уходит, можем не успеть до войны.